– Ладно, давай не будем об этом, – я нервно дожевала сэндвич, – я считаю так: все это частные случаи. Когда такое происходит с тобой, это ужасно, но… Если подумать, вероятность не так уж и велика.
– Как скажешь, – сдержанно ответил он. – Алена, а что же тебя, фаталистку такую, вообще понесло в наши палестины? Ты не москвичка, само собой?
– Само собой, нет. Как и ты, судя по всему, – в тон ему ответила я, – я королева красоты. Несостоявшаяся правда. Приехала из N-ска, чтобы топ-моделью стать.
– Стала?
– Как видишь, – развела руками я, – кстати, моя мама вообще думает, что я все еще манекенщицей работаю. Приходится иногда платить за фотосессии и высылать ей фотки.
– Мои думают, что я танцую в балете, – понимающе усмехнулся Марио, – я вообще-то танцовщик. Хотел актерское образование получить, в мюзиклах играть. Приехал в Москву, везде провалился. А на кастинге в «Ромео и Джульетту» ко мне подошла обаятельная такая женщина и предложила работу в стриптиз-клубе. Моя внешность им идеально подходила. А мне так не хотелось убираться восвояси…
– Как я тебя понимаю, со мной та же история! – воскликнула я.
Мы проговорили всю ночь, до рассвета. Из бассейна переместились в холл, прихватив с собою вино и коробочку «Рафаэлло». Поджав ноги, сидели на кожаных диванах. Я была знакома с Марио от силы несколько часов, но создавалось впечатление, что он мой кармический брат – настолько похожими оказались наши московские истории. Он тоже мыкался, пытаясь просочиться к верхам, гнушаясь эскортом, воротя нос от тех, кто с многозначительной ухмылкой совал деньги ему в лицо. Потом один раз оступился (спьяну) и с удивлением понял, что все гораздо проще, чем он предполагал. Два года назад бросил стриптиз, окончательно перешел в агентство. Зарабатывает не меньше семи тысяч евро в месяц, завязывать пока не планирует, хотя в причесанной за триста долларов голове уже по-черепашьи ворочаются непрошеные мысли о семье и детях.
Впервые в жизни я рассказала кому-то, что произошло со мною после самой первой оплаченной ночи – той, в гостинице «Украина». Обычно мои воспоминания имели триумфальный оттенок и пахли свеженькими стодолларовыми купюрами, которые я уносила, зажав в кулаке. А ему зачем-то рассказала правду – выйдя из здания гостиницы, я привалилась к холодной грязной стене, и меня вывернуло наизнанку. Рвало долго и отчаянно, как будто бы я хотела выплюнуть само сердце на серый московский асфальт и никак не могла. Рвало до тех пор, пока ко мне не подошли два румяных милиционера. Они брезгливо похлопали меня по плечу, потребовали документы. Поскольку документов у меня с собою не было, пришлось отдать им одну из стодолларовых бумажек. Так и началась моя карьера элитной торговки собственным присутствием.
Это был разговор двух случайных попутчиков. Мы оба знали, что вряд ли встретимся еще раз, а если и встретимся, то нарочно друг друга не узнаем, в крайнем случае, поздороваемся скупым кивком головы. Теоретически мы могли стать друзьями, но ни одному из нас эта дружба не пришлась бы впору. Зачем дружить с себе подобными, приглашать чужих пассажиров на свой личный «Титаник»?
Говорили мы до тех пор, пока в холле не появились сонные и довольные Лизка и Дэн. Похоже, они поладили, и симпатия их явно носила невербальный характер. На Лизаветином похмельном лице сияла улыбка нагулявшейся кошки. Ее рука по-хозяйски покоилась на талии Дэна.
– Давайте пить кофе! – бодро воскликнула она, а когда мужчины отошли, возбужденно зашептала. – О- о-о-о, Аленка, это было нечто! Боюсь, с другими мужиками мне после этой ночи будет не в кайф! Ты знаешь, какой у него? Во-о-от такой, – она раздвинула ладони, как рыбак, с пеной у рта рассказывающий об улове.
– Поздравляю, – улыбнулась я.
– Ну а ты как? У вас что-то было? Видок что-то у тебя не очень.
– Спать хочется, – призналась я, – у нас было что-то вроде ментального соития.
– В моем кругу это называется «мозго?ё… ством», – хохотнула она.
Мы выпили кофе. Под окнами дожидался лимузин, который расточительная Лиза, как выяснилось, арендовала на всю ночь. На прощание Марио наклонился ко мне и прошептал:
– Ты знаешь, а на самом деле меня зовут Толик.
– Что? – рассмеялась я. – Зачем ты мне это говоришь?
– Не знаю, – смутился он, – но почему-то захотелось, чтобы ты знала. Никакой не Марио. Анатолий. Просто Толик для друзей.
А меня замуж зовут.
Классический сюжет из мира сентиментальных мелодрам, сценаристы «Красотки» отдыхают. Удивительная история, которая случается раз в сотню лет, гимн миллионам несбывшихся надежд. Вообще- то, мужчины на проститутках не женятся. Ну что это такое – иметь детей от женщины, лоно которой накормлено семенем сотен обладателей годового дохода выше $50 000? Выводить в свет любимую и знать, что половина присутствующих на рауте мужиков знакома с мельчайшими особенностями ее физиологического устройства?
Моего потенциального жениха звали Петром Афанасьевичем, и был он немного не в себе. Вообще-то, он был даже не моим постоянным клиентом. Уже много лет его досуг скрашивала некая Жанночка, тоже девушка Пабло. Говорят, она работала с Пабло еще в те времена, когда он сам был неоперившимся выпускником какого-то мутного технического вуза и занимался тем, что подкладывал хорошеньких провинциальных студенток под бизнесменов среднего формата.
Истинный возраст Жанночки был известен лишь ей самой да ее пластическому хирургу. Она была из тех миниатюрных милашек, что смотрятся девочками чуть ли не до самой старости, а потом как-то разом тускнеют, оплывают и сморщиваются. Жанна блюла свою женственность истово, с рвением фанатички. Питалась по аюрведическим принципам один раз в день, принимала какие-то гадостные травяные отвары, заказывала из Бельгии дорогущие витамины, пользовалась специально смешанным для нее кремом и чуть ли кровь невинных девственниц не пила – лишь бы подольше оставаться тем, кем она была, а именно известной в узких кругах проституткой с высочайшими тарифами. Она пользовалась невероятным успехом, и рабочий ее график всегда был распланирован на месяц вперед. А Петр Афанасьевич, бедняга, кажется, был искренне в Жанну влюблен – во всяком случае, стабильно раз в неделю исправно имел ее в двухэтажной квартире на Цветном бульваре.
И вдруг случилась такая незадача… Жанночка отправилась в Швейцарию шлифовать заднюю поверхность тощеватых бедер, а у шестидесятипятилетнего Петра Афанасьевича случилась несвоевременная эрекция… Может быть, ему на глаза попался свежий номер Playboy, а может быть, с виагрой перебрал, душка.
Что делать – ублажать Петра Афанасьевича отправилась я. Сначала он бурно протестовал – я сама слышала, как бесновался в мобильнике Пабло его возмущенный надтреснутый голос.
– Алена ничем не хуже Жанночки, – расхваливал меня Пабло, – она же сущий ангел, цветочек. Молоденькая совсем, свежая, вам понравится.
– И куда мне молоденькую? – ворчал сластолюбец. – С Жанночкой поговорить можно. Мне будет неудобно с девушкой, которая годится во внучки.
– А вы развернете ее спиной, чтобы рожи не видеть, и сразу станет удобно, – цинично рассмеялся Пабло, – задницы-то у них у всех одинаковые.
Логика Пабло была железобетонной, так что Петр Афанасьевич в конце концов сдался, и мне был продиктован адрес. Правда, перед свиданием пришлось нанести экстренный визит дружественному стилисту – Пабло настаивал, чтобы я выглядела как можно старше.
Стилист, талантливый лопоухий парнишка, который ради соответствия модным тенденциям упрямо прикидывался голубым, хотя на самом деле был влюблен в какую-то студентку института культуры, быстро понял, что от него требуется. Мои волосы он разделил на прямой пробор, заплел в старомодную косицу, а ее, в свою очередь, уложил в расслабленный пучок на затылке. Темный тональный крем, персиковые румяна, карминовая помада, еле заметные тени. Жемчуга вокруг шеи и темно-синее строгое платье миди, туфли почти без каблука. И вот распущенная городская малолетка, любительница джинсов, фруктовой жвачки и бессмысленных реалити-шоу по MTV превращается не то в учительницу двадцатых годов, не то в строгую актрису немого кино. В качестве завершающего штриха стилист украсил мою прическу живой розой. Мне показалось, что это перебор, но я решила промолчать.
