— И что собираешься теперь делать?
— Не знаю… Вот так сижу и нос боюсь высунуть. А вдруг он на крыше меня поджидает. Разве что сковородку, как ты, под шапку… Говорил я тогда Генке — не надо этого делать!
— Вот и не делал бы, — сказал Баранов. — А то умные все теперь.
— Я один, что ли? Ты тоже не отказался… он же такой, сам знаешь… Как тогда под Минводами… Тогда тоже все промолчали. Мол, не один я такой плохой — куда все, туда и я. А Гена сам знаешь какой был: моча в голову ударит, и пиши пропало.
— Звоню не из дома, наверно, мне уже прослушку поставили после одного разговора… Следователь попался, не приведи Бог. Клещами вытащит за любую зацепку. Ну этот, Чурилин, из прокуратуры, слышал про него?
— Ну и как? Расколол? — тревожно спросил Артикулов.
— Нет, Толя, буду стоять до последнего. И тебе советую. Мы-то на себе всё, крест можем поставить. А ведь у нас ещё дети растут.
— То-то и оно, — сказал Артикулов.
— Тогда так договоримся… А то у меня уже народ возле будки собрался, сейчас стучать начнут. Молчим, и всё. До последнего. Не ради себя, понимаешь?
— Да что тут непонятного… Только кого это волнует. И ведь все знает этот стрелок про нас, ну все!
— Зря мы по телефону это обсуждаем, — сказал Баранов. — Во, слышишь, уже в будку стучат… Пока Чурилин про тебя не знает, но завтра и тебя начнёт прослушивать… Так вот, все разговоры только при встрече, понял, да? По телефону только договоримся, и всё.
Чурилин выключил запись. С хрустом потянулся, посмотрел в окно. Значит, мужики будут стоять до конца. Что-то там набедокурили, а отвечать не желают. От чего-то они не смогли отказаться… От чего именно?
Что это может быть? А черт его знает… Да что угодно. Мало ли сегодня доступных соблазнов?
Он включил следующую запись. Это уже был короткий разговор Дмитрия Мишакова с абонентом, которого не успели засечь.
— Дим, ты уже собрался, всё?
— Завтра сваливаю отсюда… Звони, если что понадобится.
— Значит, все путем?
— При встрече расскажу. Ну всё, да?
— Заканчиваем. До встречи.
Из подобного разговора можно извлечь лишь одно: похоже, боялись, что их засекут. Ничего больше. И еще: «звони, если что понадобится». Означает ли это, что он кому-то уже понадобился? Трудно сказать. На вокзале, во всяком случае, его никто не провожал. Говорят, будто клеился к какой-то девице, ожидавшей, как и он, поезда. Ну и о чем это говорит?
Значит, по этому молодому человеку остаются лишь две заметки на память. Плохо скрытое торжество, смешанное с облегчением, когда его отпустили. Подобное облегчение обычно чувствует лишь тот, кто нашкодил, да не попался. И еще эта недосказанность плюс торопливость при телефонном разговоре.
Кажется, опять ловлю блох, недовольно подумал о себе Чурилин.
Копать следует там, где что-то нащупывается. Выстрел в Баранова и его разговор с Артикуловым — уже серьезно… С последним стоит побеседовать. Вдруг это что-то добавит?
И побеседовать, кстати, лучше с живым, чем с мёртвым. Как он не подумал об этом сразу? Чурилин снял телефонную трубку и позвонил домой Жене Скворцову, своему заместителю по группе.
— Женя… Не разбудил?
— Нет, что вы, Виктор Петрович. Уже собираюсь.
— Долго собираешься, — сказал Чурилин.
— Да вот, с ребятами почти до утра слушали…
— Ничего нового?
— Ноль.
— Жена, поди, недовольна? — хмыкнул Виктор Петрович.
— Жена потихоньку привыкает. — В трубке послышался приятный голос жены Скворцова.
— Ну вот. Нас, оказывается, тоже прослушивают, — в тон ей отозвался Чурилин. — И санкция прокурора не требуется.
Он знал по опыту: с женами молодых сотрудников лучше так разговаривать. Разряжать шуткой их недовольство образом жизни мужей. Хуже нет, когда парень только-только закончил юридический, только женился и приходит на работу после семейного скандала и выяснения, где он провел всю ночь. В каком таком управлении (в засаде, на вокзале, в кустах, в подъезде…)?
Жена (забыл, как ее имя) засмеялась, и в трубке щёлкнуло. Наверно, отключилась… В следующий раз не забыть бы, что у них два аппарата, подумал Чурилин.
— Женя, дело серьезное, я говорю про Артикулова. Надо к нему кого-то приставить.
— Я тоже так думаю, Виктор Петрович, но кого? Свободных у нас нет. Может, пусть пока из дома не выходит?
— Только как ему об этом сказать, — хмыкнул Чурилин. — Мол, мы уже в точности знаем то, что знаете вы. Вас могут пристрелить, как только вы выйдете из подъезда… Лучше бы последить за ним, не засвечиваясь. И посмотреть, кто следит за ним. Возьмешься? Походи возле его дома. Присмотрись… Помнишь, Баранов рассказывал, как и кто его выслеживал?
— Парень и девушка. Этот парень вроде бы потом уехал домой на Урал.
Стоп, подумал Чурилин. Парень и девушка. Почему-то о девушке пока речь не шла… А там, на крыше, откуда стреляли в милиционера Петрунина, на плотном, слежавшемся снегу отчетливо были видны следы женской обуви рядом с мужской… Ещё не факт, конечно.
— Вот именно… Кстати, а почему они Баранову с самого начала показались подозрительными, если прежде он их никогда не встречал? Ты не задумывался? Ну, этот парень и девушка?
— Понятия не имею, Виктор Петрович.
— А напрасно… Все я должен вникать… Значит, раз Мишаков, если имеет к этому какое-то отношение, уехал, то Артикулова будут выслеживать другие? Что молчишь?
— Слушаю вас, Виктор Петрович, и не перестаю удивляться той непостижимой мудрости, с которой вы всегда подходите…
— Опять дурака валяешь? — недовольно перебил Чурилин. — Сделаем так. Я позвоню его начальству, договорюсь, чтобы Артикулова пока не трогали, на работу не вызывали, освободили от дежурств… Думаю, он сам из дома не высунется. Потом я с ним побеседую с глазу на глаз. А ты пока походи возле его дома, походи. Присмотрись…
— Сделаем, раз надо, Виктор Петрович, — сказал Скворцов. И непонятно было — смеется он над начальством опять или просто настроение у него нынче такое.
— Договорились, — сухо сказал Чурилин и положил трубку.
Сейчас лучше бы отвлечься, подумал он. Иначе говоря, посмотреть, что там делается у этого зануды Хлестова, которого все никак не могут пристрелить.
И Виктор Петрович вскоре копался в деле о покушении на жизнь гражданина Хлестова Игоря Андреевича одна тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения.
В этом деле может быть только одно приятное отвлечение, подумал он, — молодая соседка Хлестова по лестничной площадке Галина Кирилловна, дочь погибшего по ошибке плановика Метростроя Парфенова.
Вот и её телефон. Позвонить, что ли? Вопросов к ней пока нет! Может, и будут, но сейчас нет. Просто хочется поговорить. Именно с ней. Больше ни с кем не хочется. Если, конечно, она не вернулась обратно в Питер.
Он набрал её номер.
— Слушаю.
Он сразу вспомнил её голос, и тут же стало неловко, хотел промолчать, положить трубку, но в