— Что ты сказал?
— Погода, говорю, хорошая.
Девчонка треугольником согнула руку, подставила локоть:
— Не умеешь?
— На могиле дедушки поклялся никогда с девчонками под руку не ходить, — сказал я.
— А когда замуж выйдешь… то есть женишься, тоже под руку не будешь ходить?
— Не буду, — твердо сказал я. — Поклялся.
— Я сразу поняла, что ты не настоящий мужчина.
Я ругал себя на чем свет стоит. Экая зануда! Она живьем съест меня, пока дойдем до театра.
Не доходя до моста, девчонка сняла туфли и босиком ступила на дощатый настил. На другом берегу снова влезла в тетушкины туфли. Вечер был теплый. На площади прогуливались люди. Посредине тротуара чернела большая воронка. Люди обходили ее, прижимаясь к длинному полуразрушенному зданию. Я заметил, что на нас обращают внимание, и ускорил шаги. Девчонка тоже прибавила ходу. Каблуки ее часто затюкали по неровному асфальту, сохранившемуся еще с довоенных времен. Какая-то парочка остановилась и, скаля зубы, стала смотреть на нас.
— Бегать умеешь? — спросил я.
— В туфлях? — удивилась девчонка.
— Я побежал, — сказал я. — В то притащимся к шапочному разбору.
Бегать я умел. Еще во время войны научился удирать от немецких самолетов. Иногда в день по пять раз приходилось мчаться по направлению к лесу. Но девчонка бегала быстрее меня. Ее длинные ноги мелькали впереди до самого театра. Она бежала и размахивала туфлями, которые держала в руках.
В зале негде было яблоку упасть. Оркестр играл быстрый фокстрот. Но танцевали медленно, — нельзя было развернуться. Распаренная масса из парней и девушек качалась, шевелилась между стен. Герка- барабанщик, свесив на глаза светлую прядь, изо всей силы лупил по барабану, трахал по гремучим медным тарелкам. В зал он не смотрел. Глаза его были полузакрыты, томно опущены вниз. Форсил Герка. Прикидывался Джорджем из Динки-джаза. Аллы не было видно. В такой каше не сразу и разглядишь. Я стоял у стены и озирался.
— Пойдем, — дернула меня за рукав девчонка.
Я совсем забыл про нее.
— Туфли не потеряй, — сказал я. — От тетки влетит.
Рука у девчонки была горячая, спина твердая и тоже горячая. В зеленоватых восторженных глазах прыгали светлячки. Это электрические лампочки отражались.
— Не прижимайся, — сказала девчонка. — Не люблю.
Я только покачал головой. Никто и не собирался прижиматься к этой стиральной доске. А она уперлась мне рукой в плечо и отодвинулась на километр. Гибкая спина ее выгнулась дугой. Голова откинулась назад. Глаза широко распахнулись. На загорелом лбу у девчонки под белокурой прядью был маленький шрам. От скобок остались белые точки. Нас толкали со всех сторон, наступали на ноги. Я так и не понял, умеет моя девчонка танцевать или нет. В общей куче нас раскачивало из стороны в сторону. Скоро мы освоились и тоже стали толкаться и наступать другим на ноги. Никто не извинялся. И никто не обижался. Оркестр как завел один фокстрот, так и не мог на другое переключиться. Герка совсем глаза закрыл. Навалился грудью на свой барабан, носом уткнулся в медную тарелку. Работали только руки. Били и били палками в гулкие бока барабана. Тоже мне искусство! Этак и я сумел бы в два счета научиться. Где же все- таки Алла? Увидел я ее неожиданно. Какой-то длинный парень наступил моей девчонке на ногу. Она, бедная, так и присела. Я подрулил к парню и с удовольствием придавил каблуком носок его ботинка. У парня оказался мужественный характер. Он и виду не подал, даже не поморщился. Но когда он снова оказался рядом, я ощутил могучий толчок в спину. Подбородком я ткнулся в переносицу своей девчонки. Она испуганно откинулась назад и ударила кого-то затылком. Ударила Аллу. Алла терла рукой щеку и без улыбки смотрела на нас. Полосатое шелковое платье с большим белым воротником отлично сидело на ней. Она была здесь самая красивая. Я кивнул ей, но она не ответила. Даже не улыбнулась. Незнакомый, парень подул ей на ушибленное место и, сердито посмотрев на меня, увел в другой конец зала.
Танец кончился. Музыканты поднялись со своих мест и пошли за кулисы курить. Герка спрыгнул со сцены в зал, помчался Алку разыскивать. Середина тесного зала расчистилась. Молодежь повалила на свежий воздух. Мне расхотелось танцевать. И какой дурак придумал эти танцы? Никакого удовольствия. Толкаются, наступают на ноги. Духота. Лица у всех красные. Ничего себе люди придумали отдых!..
— Хорошо здесь, — услышал я тихий, взволнованный голос девчонки. — И как быстро танец кончился!
— Дышать нечем, — сказал я. — Выйдем на улицу.
На небе сияли звезды. Луна пряталась за зданием театра. Холодный синеватый свет разлился по крышам окрестных домов. От телеграфных столбов легли на дорогу длинные тени. Ветер легонько раскачивал провода, и они мерцали. Парни вытащили из карманов папиросы и закурили. К далеким звездам потянулись ниточки дыма.
— Мне когда-то снилось это небо, этот вечер, — сказала девчонка, глядя поверх моей головы.
— Бывает, — сказал я. — Всем что-нибудь снится… Каждую ночь. Мне вчера приснилась баклажанная икра. Будто я две банки съел. Без хлеба.
Она посмотрела на меня, и глаза ее поскучнели. Ну и пусть. Очень мне интересно слушать про ее детские сны.
— У меня каблук шатается, — сказала девчонка.
— Пошли домой, — обрадовался я.
Девчонка сняла туфлю, протянула мне:
— Камнем…
Я подобрал с земли булыжник и остервенело замахнулся.
— Осторожнее, — сказала девчонка. — По пальцам…
Я опустил камень и взглянул на нее. Девчонка, закинув голову, смотрела на вечернее небо, где сияли звезды. И глаза ее тоже сияли, ярче, чем звезды. Рукой она держалась за мое плечо. Одна нога была поджата. Девчонка смотрела на звезды и улыбалась.
— Опять сон вспомнила? — спросил я. — Валяй, рассказывай.
Девчонка продолжала считать звезды. Накрашенные губы ее чуть заметно шевелились.
— Я Золушка, — сказала она своим певучим голосом. — А ты никакой не банан. Ты принц из старой волшебной сказки. Нашел мою серебряную туфельку… Почини же ее, принц.
Ее тетушка, верно, носила сорок четвертый размер. Эта «туфелька» была бы впору великану из племени людоедов. Я прибил каблук.
— Будет держаться, если… если не будешь бегать по танцулькам.
— Спасибо, принц, — сказала девчонка.
— Я буду звать тебя Рысь, можно? — спросил я.
— Ты бесчувственный пень, — почему-то обиделась девчонка. — Ты за свою жизнь не прочитал ни одной сказки… Вот почему тебе снится какая-то дурацкая икра.
Это она зря сказала, сказки я любил. И прочитал их кучу. Не меньше, чем она.
— Мне надоело здесь толкаться, — сказал я. — По домам, Рысь?
— Я хочу на бал! — Рысь капризно стукнула каблуком. — Слышишь, принц?
— Черт с тобой, — смирился я. — Еще два танца, и по домам.
Алку я больше не видел. Герка вертелся за барабаном, как бешеный. Может, тот долговязый, на которого я наступил, ушел с Алкой. Так Герке и надо, пускай побесится. Как только закончился второй танец, я взял Рысь за руку и выбрался из этой толкучки на улицу. Девчонка надулась на меня и всю дорогу молчала. Она шла рядом, но я не слышал ее шагов, Так мягко рысь ступает в лесу по листьям. На Дятлинку я не пошел ее провожать, много чести. Довел до висячего моста.
— Ты отвратительно танцуешь, — сказала Рысь, покачиваясь на мосту.
— Ступай-ка спать, принцесса… А то тетка всыплет.
— Меня никогда не бьют, — сказала девчонка, покусывая губы. — Запомни это.
— Зря, — сказал я. — За помаду следовало бы отодрать ремнем.
