Д. В. Вознесенский — начальник геологопоисковой партии,
Ф. К Рабинович. Начальник геологопоисковой партии.
Д. Н. Казанли — начальник астрономо-геодезической партии.
Э. П. Бертин — прораб поискового отряда.
С. В. Новиков. Начальник геологопоисковой партии.
Е.И. Игнатьев— прораб поискового отряда.
Д. А. Каузов — Начальник геологопоисковой партии.
И. Н. Едозин — Начальник стационарной геологоразведочной партии.
Ю.К.Дзевановский — старший коллектор геологопоисковой партии
В. А. Цареградский — руководитель Второй Колымский экспедиции за рабочим столом.
А. М. Пачколин секретарь объединенной парторганизации с сыновьями.
Озолины и М. Цареградская.
Здания Культбазы в бухте Нагаева.
Переправа через реку.
Лошади всхрапывали, вздрагивая от ударов, бросались Из стороны в сторону, стремясь вырваться из связки. Мы изо всех сил спешили подняться па вершину и укрыться в зарослях кедрового стланика. В отряде было двое очень молодых рабочих и одни коллектор, только что окончивший среднюю школу, — вес коренные горожане. Им еще никогда не приходилось видеть дикую, нетронутую природу, и они явно растерялись. Все мы промокли до нитки. По прежде чем самим упрятаться в гуще стланика, нужно было позаботиться о Лошадях. На перевале было несколько лиственниц, но до них оставалось не менее полукилометра. Подойдя к деревьям, мы быстро привязали лошадей и юркнули под ближайшие кусты.
Град вскоре прекратился. Но на пронизывающем ветру мы дрожали от холода. Надо было найти хоть несколько сухих веток. Наконец с трудом разожгли костер и, когда разгорелись смолистые ветки стланика, положили лиственничные дрова. На ветру они быстро схватились пламенем, и высокие языки костра стали обжигать лицо а руки. Мы разделись почти донага и стали сушить белье п обувь. Все повеселели, раздались шутки, смех. Так прошло наше «крещение» тайгой.
И сейчас повторилось это «крещение» — все мы шли на пределе сил. Неожиданно впереди, чуть выше по склону, увидели свежесрубленный барак. Вот счастье! Это был один из первых бараков дорожи о- изыскательской экспедиции Богданова, которые они начали строить на будущем зимнике через 30–50 километров друг от друга для остановок па ночевки конного транспорта.
Мы предвкушали отдых в более или менее «комфортабельной» обстановке. Однако пас ждало разочарование. Войдя в барак, мы увидели, что оконные проемы не затянуты бязью (в то время стекол не завозили) и ветер насквозь продувает помещение, всюду течет вода. Нары сырые, печки нет.
Кое-как натянули в одном углу барака брезент, завесили оконные проемы мешковиной, плащами, установили свою печь и затопили ее. Мало-помалу воздух стал прогреваться, наполняя барак испарениями. На печке, раскаленной докрасна, закипал большой чайник и котелок с водой для супа. Потом все с аппетитом ели необыкновенно вкусный макаронный суп, пили горячий чай. После сытной еды нас постепенно разморило, и все пошли отдыхать.
Мы с Марией Яковлевной устроились в палатке рядом с бараком. Я растопил печку, и мы смогли раздеться и просушить одежду. Проснулся от холодных капель, падавших на голову и лицо. Печь давно прогорела, остыла. Палатка пропускала мелкую водяную пыль. Крыша чуть светилась от раннего мутного рассвета. Доносился легкий шелестящий шум дождя. Очевидно, он шел с небольшими перерывами всю ночь.
Что делать? Выходить в сырой и, как оказалось, не просохшей за ночь одежде, с сырыми вьюками, ремнями, веревками, ставшими твердыми, как проволока? Не дело. А если дождь продлится несколько дней, неделю?
Пошел в барак, там тоже в углах звенела капель. Но все крепко спали. Растопил печь, сходил за водой и поставил чайник. Проснулся старший конюх — пожилой рабочий. Посоветовавшись, решили никого не будить, пока не рассветет. Если до обеда не будет просвета, придется выходить в дождь.
После завтрака кто-то, выйдя из барака, радостно крикнул:
— Дождь перестал! — Все выбежали и не узнали окружающей местности — так все вокруг посветлело.
Вскоре пылал большой костер, вокруг него на жердях были разложены вьюки для просушки, на кольях висела одежда. Мы повеселели. Небо все больше светлело, низкие тучи унесло. И хотя солнца еще не было видно, его тепло все же ощущалось.
Подсушились, пригнали лошадей и тронулись дальше. Дорога понемногу начала улучшаться, делалась твердой. Сквозь прорези туч стали прорываться солнечные лучи. Мы спустились в широкую долину большой реки Уптар. Остановились еще засветло на относительно сухой полянке. Здесь стояли высокие лиственницы, зеленела довольно свежая трава. Это было близ сорок седьмого километра будущей колымской трассы.
Наши палатки стояли немного выше будущего моста через реку Уптар. Я прошел с ружьем вверх по речке в надежде встретить уток или куропаток. Увы, река и ягодники были пустынны. Даже ни одной пичужки мне не встретилось. Это напомнило, что скоро зима.
Ночь прошла спокойно. Все хорошо выспались, отдохнули и встали раньше обычного. Сегодня нам хотелось пройти больше, хотя и предстояло преодолеть крутой перевал. Еще котловина долины оставалась в тени, когда, торопливо позавтракав и снарядившись, мы тронулись к перевалу. Он оказался коротким отрогом гор между реками Уптаром и Хасыном, неподалеку от их слияния. Его можно было свободно обойти по долинам притоков с более пологим уклоном, что позднее и сделали изыскатели-дорожники. Но Макар Медов, который еще в июле вел наши партии, сам шел этим путем впервые и, выполняя задание — провести геологов от Нагаева до реки Малтан как можно прямее и короче, — спрямил дорогу. Сейчас мы повторяли его путь.
Перевал оказался довольно высоким, с крутым подъемом. Позади осталась залесенная чаша котловины. По другую сторону водораздела прижималась к нему долина речки, сливающейся чуть, ниже с рекой Хасын. Позднее эта речка была названа Палаткой. Верховья Хасына уходили круто на северо-восток и терялись там в грядах гор, подернутых синеватой дымкой.
В нескольких десятках километров от нас на северо-западе возвышалась расчлененная горная цепь — Уптар. На голубоватых ее вершинах просматривались белые пятна снега; С высоты птичьего полета
