от пристани.
Ажас, уперев руки в бока, с озабоченным видом провожал суденышко глазами, а молодые люди с веселыми лицами кричали ему прощальные слова, махали руками и смеялись.
Берег медленно удалялся - ветер был слишком слаб. Справа потянулись берега, вдали переходящие в гористые волнистые линии, тонущие уже в сумерках наступающей ночи.
Глава 2
С большим шумом и весельем компания поужинала при свете трех фонарей, обильно сдабривая пищу добрым красным вином из бочонка. Нацеловавшись вволю, молодежь стала помаленьку успокаиваться. Некоторых начало укачивать, ибо в открытом море ветер стал сильнее, а волна выше.
Эжен почти не принимал участия в общем веселье. Он внимательно всматривался в берег, тянувшийся неясной массой по левому борту, посматривал на Денизу и чувствовал ее напряжение. Та стеснялась подойти, хотя остальные девушки все обнимались и целовались открыто.
Наконец, когда молодежь, изрядно хватив прохладного морского ветра, стала забираться под тент на корме и укладываться передохнуть, Дениза решилась подойти к Эжену. Тот почувствовал ее тревогу, обнял за плечи свободной рукой и прошептал:
– Тебе тревожно, милая? Ничего ни бойся, все скоро кончится. Еще несколько часов, и мы будем на месте. Лишь бы ветер не усилился.
– Эжен, мне так плохо. Меня тошнит, я места себе не нахожу.
– Это тебя укачало, Низетта. Пойди к подветренному борту и сама сделай там то, что нужно, а то так просто не пройдет. И надо лечь, так легче переносить качку, - и он с нежностью поцеловал вздрагивающие губы.
Она прижалась к нему, потом бросилась к борту, и ее бурно вырвало. Со слезами на глазах она приплелась к Эжену. Он накинул на плечи девушки плед, поправил его, погладил по щеке.
– Низетта, иди под тент, там немного теплее. Приляг там. Иди.
Она взглянула на юношу, и свет ее глаз, блеснув под луной, растрогал Эжена своей беззащитностью. Он прижал к себе ее хрупкое тело, поцеловал глаза, как взрослый, опытный мужчина, потом легонько отстранился.
– Низетта, мне нельзя отвлекаться, а то с курса собьюсь. Иди под тент, милая. Я разбужу всех, когда подходить будем.
Она покорно отошла и подлезла под тент, где еще шушукались чьи-то голоса, слышалась возня и приглушенные смешки. Все это ее волновало и тревожило. Она успела заметить, что ее брат Эсеб весьма вольно обращается со своей девушкой, и та была этим даже довольна, весело щебеча и откровенно заигрывая.
Эжен посматривал на небо, на звезды, назад в сторону берега, который уже не был виден. Огонь малого маяка был еще заметен, но маяк острова не просматривался. На душе было тревожно, и он пожалел, что не взял с собой дядьку Ажаса, опытного моряка. Но жалеть было поздно, и ему приходилось терпеть щемящее чувство тоски в груди, поглядывая на темневший тент. Ведь он теперь отвечал за жизни приятелей и любимой.
А ветер медленно, но неуклонно крепчал. Легкие брызги уже попадали внутрь бота, долетали до Эжена, и его лицо стало влажным. Он утирался ладонью, хмурил в лоб и с нетерпением ожидал появления огня маяка на острове. Его пока не было видно. Он подумал, что мешает парус, крепко надутый попутным ветром.
Закрепив румпель, он пробрался на нос и, прикрываясь от брызг, всмотрелся в темноту.
Наконец впереди, слева по борту завиднелся слабый огонек маяка. На сердце отлегло, юноша радостно вздохнул, посмотрел еще немного, определяясь, на сколько румбов надо взять влево, и торопливо пошел на корму.
Луна клонилась к горизонту, света становилось все меньше, и Эжен опасался, что в темноте может наскочить на камни при входе в бухточку острова.
Он еще пару раз ходил на нос, проверяя правильность курса. Теперь лишь усиление ветра беспокоило его. Звезды стали исчезать за невидимыми облаками, луна все ниже опускалась к морю. Но теперь, подойдя совсем близко, Эжен смог различить волнистую линию острова. Маяк светил все ярче, но и ветер крепчал. Эжен оглядел парус и понял, что ему одному справиться с ним не удастся. Закрепив румпель, он полез под тент, пытаясь нащупать мужские ноги. Это ему удалось. Чей-то недовольный голос пробурчал:
– Чего надо? Не мешай спать!
– Это ты, Рубер? Вставайте, я один не смогу убрать паруса. Мы подходим.
– О, святая Дева! Как холодно!
– Вставайте, вставайте, а то поздно будет.
Вскоре трое парней стали тянуть снасти, спуская парус. Он захлопал, сопротивляясь насилию, но все же подчинился. Бот сбавил ход, качка усилилась. Ребята, чертыхаясь и утираясь ладонями от брызг, полезли опять под тент. Эжен проводил их презрительными ухмылками.
Управлять ботом стало труднее. Его бросало на волне, вход в крошечный заливчик просматривался плохо - луна почти коснулась горизонта и едва позволяла видеть берег.
Эжен волновался, даже вспотел, хотя ветер был достаточно свеж. Его руки с силой сжимали румпель, поминутно исправляя погрешности курса. Но вот и первые камни. Мимо них удалось пройти удачно, хотя и не так лихо, как можно было бы днем. Ход бота был так слаб без паруса, что Эжен опасался, что его может ударить о скалу, которая выступала из воды дальше, уже в бухточке.
Эжен громко свистнул, поднимая своих пассажиров. Те неохотно зашевелились, но голос молодого капитана заставил их поторопиться.
– Быстрей вылезай, сонное царство! Подходим! Мы уже в бухте, не бойтесь! Вылезай, ребята!
Эжен чувствовал такое облегчение и восторг от того, что ему все же удалось провести бот к острову, в чем он в глубине своей души немного сомневался, что теперь готов был бы плясать, если бы в руках его не было румпеля.
Предстояло еще подойти к примитивной пристани, вдающейся в море шагов на пятнадцать. Но волнение и ветер в бухточке постепенно уменьшалось, качка и вовсе почти прекратилась. Темная полоса причала появилась по левому борту.
– Рубер, возьми румпель, я спрыгну на причал и пришвартуюсь! Быстрее, говорю тебе!
Он ловко перепрыгнул на дощатый причал с канатом в руке, быстро замотал его вокруг толстой сваи, и бот закачался уже на привязи. Со вздохом облегчения Эжен крикнул:
– Пришли, ребята! Выгружайся! Захватить все припасы и оружие! Спать сегодня будем на сеновале, а там поглядим! Торопись, а то я устал смертельно! Хватайте дам, и вперед!
Девушки при тусклом свете фонарей боязливо переходили на причал, молодые люди подхватывали их и ставили на доски. Потом, нагруженные провизией, все двинулись наверх, где чернел несуразный дом с башней, на самом верху которой мерцал огонек маячка.
На шум прибывших появился мужчина с мушкетом в руках.
– Кто такие? Стой, не то пальну!
– Это я, Эжен! Бабилас, опусти свой мушкет! Принимай гостей, Бабилас! Нас десять. Мы переночуем в сарае. Сено там еще осталось?
– А, это вы, сударь? А я подумал, что разбойники нагрянули. Они частенько тут шастают, вот я и выхожу с мушкетом. Проходите, ваша милость. Сейчас пришлю вам пледы и подстилки, а то исколетесь на сене. Рад принять вас, сударь.
– Вот и хорошо, Бабилас! Дай фонарь, а то ноги сломаем тут у тебя.
– Да, да, пожалуйста, сударь, - он протянул фонарь Эжену и исчез в дверях, где уже маячили фигуры его жены и сына.
– До утра переспим просто на сене, ребята, - Эжен зашагал к черневшему недалеко сараю, дверь которого была широко распахнута. - А уже завтра размещу вас по вашему желанию. Торопись, друзья!
