которая произошла в прием-ной у шефа БВР, была мимолетной, познакомились, козырнули друг другу и - в разные стороны. Макс с Карачуном на ковер к генералу, подполковник с блестящими, только что прикрученными к погонам звездочками, дальше, делать карьеру. После накачки у генерала, ко-гда они в карачаевском кабинете зализывали душевные раны, держа в руках пластиковые стаканчики с «кофе», Карачун сказал Максу: «За-помнил этого гондона? Подполковника, что мы встретили в генераль-ской приемной? Скоро твоим шефом будет». «А вы, Анатолий Сергее-вич?», - удивился Макс. «А я, считай, без пяти минут пенсионер, - от-ветил Карачун.
Карачун намеренно послал Макса на три буквы, хотел обидеть. Ведь он желал Максу добра, знал, что с новым шефом тому будет не сладко. Что Макс – парень своенравный и дерзкий, а коли так, то на его дальнейшей карьере надо ставить крест…
- О чем задумался? Считаешь себя предателем? – Данович будто бы читал мысли напарника. – Не переживай. Ты не совершил ничего дурного. Чем ты занимался в Бюро?.. Служил Отечеству. А чем бу-дешь заниматься теперь?
- Служить Отечеству, - угрюмо произнес Макс.
- Вот именно. Главная задача не изменилась…
Максу не хотелось сейчас рассуждать о нравственности. Он решил поменять тему разговора и спросил:
- Тимур, а ты знаешь этого человека, того, кому ты отдал на хране-ние наши ксивы? Таможенника?
- Он не таможенник, - ответил Данович. - Он такой же сотрудник Агентства, как мы с тобой. Его имя Вепрь. Я не знаком с ним лично, в том смысле, что мы не дружим, но знаю о нем многое. Вепрь – лич-ность легендарная. Сколько, думаешь, ему лет?
- Лет пятьдесят пять. Ну…, может, шестьдесят.
- Почти угадал… Вепрю за семьдесят, он в Конторе уже полвека. А в аэропорту стал работать после того, как врачи порекомендовали ему вести менее активный образ жизни.
- А до аэропорта?
- Об этом не принято говорить. Но все говорят. Часть этих разгово-ров легенды. Кое-что соответствует действительности, кое-что - вы-думка или приукрашивание. Людям нужны герои, вот и придумывают всякое… Но Вепрь на самом деле герой. Впрочем, каждому из нас, спецагентов, за годы службы возможность погеройствовать не раз представится. И про тебя тоже лет эдак через десять молодые со-трудники начнут легенды складывать.
- А что говорят про Вепря?
- Вепрь работал, в основном, по юго-восточному региону. Однажды в Илии его чуть не съели принц Гуарам со своей свитой. Удалось сбе-жать. А в северной Корее он провел в застенках Ким Вон Чена четыре года.
- Тоже сбежал?
- Агентство выкупило.
- А почему Вепрь? – спросил Макс.
Данович пожал плечами.
- У нас у всех есть оперативные позывные, - сказал он. – Иногда оперативный позывной является производной от фамилии или от имени, иногда – по аналогии с характером человека или с его увлече-нием. Иногда просто – потому, что так решило начальство. По-разному бывает.
- А твой оперативный позывной?
- Дантист.
- Дантист? – удивленно произнес Макс и, поиграв в уме с этим сло-вом, довольно улыбнулся: – А, я понял! Потому, что ДАНович ТИмур СТаниславович?
- Скорее, наоборот, - сказал Дантист, и, заметив непонимание на лице напарника, пояснил: - У нас много имен и фамилий. Новое зада-ние – новая легенда – новое имя. Наши настоящие имена знают не- многие. Да я и сам иногда забываю, как меня звать на самом деле… А позывной решает многие вопросы. А ты, Макс? Какой позывной хотел бы себе взять? Или не думал на эту тему?
- Однажды Карачун окрестил меня Боливаром.
- Как? – Дантист снисходительно улыбнулся. – Симон Боливар лич-ность конечно известная и уважаемая, но в нашей разговорной речи это имя ассоциируется с лошадиной кличкой. Это очень символично, что Карачун так окрестил тебя - ты был его рабочей лошадкой.
- О полковнике Карачаеве попрошу плохо не говорить, - обидев-шись за бывшего шефа, резко заявил Макс.
- Извини.
Они закурили и немного помолчали.
- Ты все же подумай над позывным, - сказал Дантист немного пого-дя. – Позывной – это, как правило, на всю жизнь.
- Хорошо, я подумаю…
Создавшуюся неловкость разрушило объявление посадки. Багажа у них не было, а из ручной клади - только матерчатый баул у Макса и кожаный кейс у Дантиста. Вместе с другими пассажирами, русскими и иностранцами, белыми, черными и желтыми, не было только ни одно-го зеленого, они прошли по длинному рукаву перехода и ступили на борт аэробуса, улетающего в Лурпак.
10. Лурпак.
Ночная жизнь Айзенбурга, столицы благословенного Лурпака, ока-залась настолько бурной, даже бурлящей, что видавший виды моск-вич Макс был совершенно ошарашен. Улицы были ярко освещены ог- ромным количеством галогеновых и люминесцентных ламп, фарами автомобилей и светом, льющимся из окон жилых домов, витрин кафе, ресторанов и бесчисленных круглосуточных супермаркетов. Все ноч-ное небо было заполнено голографическими картинками рекламы, вспыхивающими и меняющимися одна за другой. Макс подумал, что днем здесь менее светло, чем ночью. Все улицы были заполнены медленно двигающимися автомобилями, а пешеходные тротуары ве-селыми и шумными людьми. Многие из прогуливающихся (Макс с удивлением заметил, что среди прогуливающихся немало детей раз-ного возраста, даже совсем маленьких) в руках держали горящие бен-гальские огни или искусственные факелы.
- Это что, - спросил он у Дантиста, - фиеста?
- Фиеста, длиной в жизнь, - ответил Дантист. – Праздники в столице не прекращаются ни на один день. Понедельник ничем не отличается от воскресенья, а среда от пятницы.
- А когда же они работают?
- А они не работают. Днем спят, ночью тусуются и тратят деньги.
- Невероятно…
Люди все шли, и каждый улыбался им навстречу.
Эти улыбки…, они обрушились на Макса еще в здании аэровокзала Айзенбурга. Макс, более привыкший к хмурым выражениям лиц своих сограждан, почувствовал себя неуютно. Данович, заметив нервоз-ность напарника и сразу поняв ее причину, пояснил:
- Все нормально, Макс. Они улыбаются просто так.
- Зачем? Рады меня видеть?
- Это правило хорошего тона. Столкнувшись взглядом с человеком, даже незнакомым, цивилизованные люди улыбаются, чем выражают свое расположение. Они не задумываются над этим, все происходит автоматически.
- А зачем мне их расположение?
Дантист пожал плечами. Макс насупился и проворчал:
- Значит, я нецивилизованный человек. Если на меня с улыбкой пя-лится какой-то придурок, я
