убрали весла, и тут громыхнул залп пушек. Картечь с визгом дырявила фальшборт, тела пиратов и паруса. Полетели крючья, гранаты с зажженными фитилями. Пистолетные выстрелы были едва слышны в страшной кутерьме криков, стонов и проклятий.
– Ребята, вперед! – голос Фомы дискантом врезался в общий грохот боя. – Не робей, бей неверных! Круши!
Матросы с абордажными саблями и пистолетами в руках бросились на палубу пирата, завязывая рукопашную схватку.
Французы медленно, но уверенно теснили пиратов. С марсов продолжался прицельный огонь. Он выбивал наиболее опасных бойцов, и арабы пятились, отбиваясь, поглядывая по сторонам, надеясь на помощь покалеченных судов.
Брошенный азартом в кучу дерущихся, Пьер орудовал шпагой и кинжалом, пробивался вперед. Победа, казалось, была явной, но тут он услыхал за спиной тревожный крик:
– Братцы, неверные подбираются с другого борта!
Пьер не мог оглянуться, так как в это время два араба наседали на него, а он отмахивался шпагой, чувствуя удары по панцирю и шлему. Он лишь крикнул:
– Отходи назад! Встретить каналий картечью! Не давайте сцепиться! – и продолжал сражаться.
Один его противник упал, сраженный ударом шпаги. Другой отскочил, и тут Пьер краем глаза увидел человек пять арабов, выскочивших откуда-то со стороны кормовой надстройки. Он попятился назад, не смея оглянуться, рядом махали клинками его товарищи. Он увидел мельком приближающийся корабль пиратов, которые готовились уже забросить абордажные крюки и сети, и крикнул:
– Руби сети, отваливай! Ребята, залп картечью!
Что-то обожгло ему ногу, и одновременно в голове взорвалась бомба.
Очнулся Пьер, лежа на палубе. Руки и ноги его были крепко связаны. В голове болело и гудело. Глаз заплыл кровью, и он никак не мог его открыть. Любое шевеление головы отдавалось неимоверной болью.
Пьер лежал и силился понять, что происходит, шум долетал до него как бы издалека, и он не мог сосредоточить на нем свое внимание. Рядом кто-то пошевелился. Пьер скосил глаз и тут же закрыл – боль пронзила голову. Он полежал еще немного и стал различать отдельные звуки, но осознать ничего не мог.
В глаза ему ударил свет неяркого пожара. Какие-то люди суетились и пытались залить пламя забортной водой, черпая ее кожаными и деревянными ведрами. Перед глазами мелькали босые смуглые ноги в коротких штанах. Голоса людей были ему непонятны.
Вдруг мозг ожгла мысль: а не плен ли это? Но как же так могло случиться? Ведь они так хорошо начали! Не может быть, чтобы свои его бросили!
Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Это оказалось трудным делом. Голова слишком болела, да и не только голова. Пьер ощутил сильную боль в бедре, но откуда она взялась, вспомнить не мог. Он попытался повернуться, но и тут ничего не вышло. Путы были достаточно крепкими. Руки и ноги занемели и почти ничего не чувствовали.
Превозмогая боль, Пьер повернул голову. Взгляд его уперся во француза, с которым он бился рядом совсем недавно. Тот тоже лежал связанный, но в глазах было осмысленное выражение. Пьер спросил:
– Где мы? Что случилось? Где остальные?
– Мессир, вы очнулись? Хорошо. А мы теперь пленники. Нас захватили. Ребята не могли нас спасти. Так уж случилось, мессир…
– Как же так? Как тебя зовут, что-то я запамятовал. Голова чертовски раскалывается…
– Я Арман, мессир. Матрос, а был когда-то бродячим артистом. Вот теперь буду рабом, мессир. Судьба… Рассчитывал заработать, ибо вы хорошо платили. И вроде уже заработал, ан нет! Судьба!
– Судьба, – повторил Пьер. До него еще не дошел весь ужас случившегося. – Судьба, говоришь? Нет, видимо, здесь есть моя ошибка, Арман. Где-то я проглядел. Ну, конечно! Увлекся дракой, делом, которое и без меня отлично могли сделать. Вот и получили мы в результате перст судьбы.
Глава 7
Плен
Превозмогая боль в голове и ноге, Пьер повернулся и оглядел просторы моря. Он впился глазами в парус, узнал в судне дорогие очертания «Ивонны». Она медленно удалялась, а глаза Пьера непроизвольно наполнились влагой. Тяжелый вздох сотряс его грудь, он отвалился назад и закрыл глаза, пережидая всплеск боли в голове. Потом он услышал негромкий голос Армана:
– Мессир, как вы?
– Как настоящий раб, Арман. Страшно болит голова.
– Еще бы ей не болеть, мессир. Шарахнули вас отменно. И если бы не шлем, то были бы вы уже поставлены перед Господом нашим.
– Все же, Арман, как так случилось, что мы остались у пиратов? Неужели нас бросили?
– Да вот так и случилось, мессир. Вы же сами приказали рубить сети и отваливать. Видимо, вы рассчитывали в последний момент прыгнуть к себе, а я прикрывал вас. А когда суда стали расходиться – вас оглушили, да и мне досталось, когда я отвлекся, защищая вас.
– Стало быть, никто нас не заметил из своих?
– Как же, мессир! Заметили и попытались было забрать, но ваш друг месье Фома ответил, что есть ваш приказ отходить. Ни я, ни тем более вы не смогли уже перепрыгнуть на свой корабль. А пираты уже навалились на нас и отсекли от борта.
– Как же Фома мог так поступить?
– Мессир, но положение было действительно очень опасное. Атакованные с двух сторон, мы бы не выдержали. Тогда бы все попали в плен, кто в живых остался бы. А так корабль спасен, есть кому защищать остальные. А мы… Бог даст – не пропадем. Ведь можно выкупиться, а? – с надеждой в голосе спросил Арман.
– Безусловно, Арман. За этим дело не станет. Будем считать, что лишь время отделяет нас от свободы. Значит, нам надо смириться на это самое время. Тут уж ничего не поделаешь. Придется ждать и надеяться, что время это пройдет скоро.
– Вам хорошо говорить об этом, мессир. А у моих родственников вряд ли найдутся средства и даже желание тратиться на такого беспутного человека, как я.
– Об этом не беспокойся. Обещаю, что я заплачу за тебя весь выкуп. Однако, Арман, не стоит распространяться о том, что я не простой матрос.
– Конечно, мессир! Я все выполню, что вы прикажете.
– И все же мне не совсем ясно, что произошло, Арман. Ведь «Ивонна» имела достаточно сил для боя, не так ли?
– Мессир, я не совсем в этом уверен. Вы только вспомните – три неприятельских судна находились рядом, одно из них уже атаковало нас, а третье было на подходе. Они хоть и были повреждены, но поспешили на помощь своим. Хотели взять нас в клещи, но отличный залп позволил остановить ближайший корабль, а от другого удалось уйти благодаря удачному маневру. Но продолжать сражение было просто невозможно. Это была бы верная смерть и плен для всех, мессир.
– Может быть, ты и прав, Арман. Погляди, что у меня с бедром. Что-то уж сильно болит…
– Мессир, у вас оно распорото дюймов на десять тесаком, это случилось почти одновременно с ударом по голове. Рана еще кровоточит. Перевязать бы, да…
Тут к ним подошел полуголый араб и с неприятной улыбкой на грязном усатом лице уставился на пленных. Потом он сказал что-то, чего Пьер не сумел понять, показал на рану на бедре, которая кровоточила, пропитывая ткань штанины.
Араб присел, оглядел расползшиеся края, покачал головой, достал пороховницу, насыпал немного пороха в рану. Пьер с недоверием и ожиданием чего-то ужасного наблюдал за ним, пока не понял, что именно тот собирается делать. А араб высек огонь кресалом и поднес тлеющий фитиль к пороху на ране. Он вспыхнул, потом зашипел, и Пьер от боли потерял сознание.
Очнувшись, он заметил, что рана грубо перевязана тряпицей и уже не так сильно болит. И боль в голове уменьшилась, но совсем немного.
