аварии? Одни говорят, что восемьдесят человек, другие заявляют о восьмидесяти тысячах, третьи называют цифру в полмиллиона. Знаете ли вы, что уровень раковых заболеваний в районе Чернобыля в шестьдесят раз выше, чем где бы то ни было? Конечно, вам это ни к чему. Это так утомительно и угнетающе.
Ева злилась, нападала на Аркадия. Это похоже на мучения сокольничьего, держащего на перчатке не до конца прирученную хищную птицу.
– Я бы хотел задать вам несколько вопросов, но лучше где-нибудь в другом месте.
– Нет, только здесь – пусть женщины немного развлекутся. Итак, перед нами выступает русский зануда. – Ева открыла пачку сигарет и поделилась ими со своими пациентками. – Мы вас слушаем.
– Есть ли у вас наркотические средства? – начал Аркадий.
– Да, есть. Правда, немного, но есть.
– Следует ли держать их в морозилке?
– Да.
– И некоторые заморожены?
– Один или два вида.
– Где?
Ева Казка сделала глубокую затяжку.
– В морозилке, очевидно.
– У вас своя морозилка или вы пользуетесь рефрижератором столовой?
– Должна признать, что у вас мысли только в одном направлении и это, должно быть, неотъемлемая черта вашей профессии.
– Так вы храните лекарства в рефрижераторе?
– Да.
– Вы видели там труп?
– Я вижу много трупов. У нас больше смертей, чем рождений. Почему вы об этом не спрашиваете?
– Видели тело Льва Тимофеева?
– И что, если видела? Я, конечно же, не знала, кто он такой.
– И оставили запись, что Тимофеев умер не от сердечного приступа.
Мария и другие женщины на скамье смотрели то на Еву, то на Аркадия, словно наблюдали теннисный матч. Ольга сняла очки и протерла их.
– Пожалуйста, подробности.
– Труп был в костюме, завернут в полиэтиленовую пленку. Я никогда не видела его раньше. Вот и все.
– Вам говорили, что у него случился сердечный приступ?
– Не помню.
Аркадий помолчал. Иногда лучше сделать паузу, особенно с такой нетерпеливой публикой, как Мария и ее подруги.
– По-моему, я слышала от работников кухни, что у него был сердечный приступ, – сказала Ева.
– Кто подписал свидетельство о смерти?
– Никто. Ни один человек не знал, кто он, как умер и сколько времени пролежал мертвым.
– Но вы же неплохо в этом разбираетесь. Я слышал, что вы побывали в Чечне. Не каждый украинский врач побывал на переднем крае с российской армией.
Глаза Евы загорелись.
– У вас неверные сведения. Я была с группой врачей, документирующих зверства российских военных против чеченского населения.
– Вроде перерезанных глоток?
– Именно. У трупа в рефрижераторе горло было перерезано взмахом длинного острого ножа, удар нанесен сзади. По направлению разреза можно предположить, что голову запрокинули назад. Человек стоял на коленях или сидел, или убийца был роста выше среднего – не менее двух метров. Поскольку перерезали трахею, человек не издал ни звука, и, разумеется, поэтому никто ничего не услышал.
– В протоколе говорится, что его «потрепали волки». Имеется в виду лицо?
– Такое случается. Это зона. Как бы то ни было, я не хочу быть втянутой в ваше расследование.
– Труп лежал на спине?
– Не знаю.
– А разве тот, кому сзади перерезают горло, как правило, не падает вперед?
– Я видела труп в рефрижераторе, вот и все. Вы просто маньяк. В этой глобальной трагедии сотни тысяч человек умерли и продолжают медленно и мучительно умирать, а вы занимаетесь одним- единственным мертвым русским.
Старик направил корову в сторону ломберного стола. Несмотря на жару, на Романе Романовиче было надето два свитера. Его розовое, упитанное лицо с белой щетиной и беспокойная улыбка, предназначенная Марии, характеризовали его как человека, который давным-давно усвоил, что хорошую жену лучше слушаться.
– Знаете, как Россия поступила с радиоактивным молоком после аварии? – спросила Ева Аркадия. – Смешали радиоактивное молоко с чистым. Потом повысили допустимый уровень радиоактивности молока до нормы ядерных отходов и таким образом сэкономили государству около двух миллиардов рублей. Ловко?
– Молока? – Старик потянул Аркадия за рукав.
– Он хочет узнать, не хотите ли вы купить молока, – теребя шарфик, пояснила Ева. – Не хотите ли молока вот от этой коровы?
– От этой коровы?
– Да. Парное молоко.
– Только после вас.
Ева улыбнулась и сказала Роману:
– Следователь Ренко благодарит вас, но отказывается. У него аллергия на молоко.
– Спасибо, – пробормотал Аркадий.
– Не за что, – пожала плечами Ева.
– Ему надо поужинать, – сказала Мария. – Мы прилично накормим, не то что в столовой. На вид он человек хороший.
– Нет, боюсь, что следователь торопится обратно в Москву. Может быть, вместо него пришлют деньги или лекарства, хоть что-то полезное. Может быть, сделают вам сюрприз.
8
Пассажиры шестичасового вечернего поезда, идущего от Чернобыльской атомной электростанции, в обязательном порядке проходили радиационный контроль. Поставив руки и ноги на металлические пластины, каждый из них ожидал зеленого сигнала лампочки, разрешающего пройти на платформу. Экспресс проходил через белорусскую территорию без остановки даже на пограничных пунктах. Приятная поездка мимо сосновых лесов летним вечером.
Мужчины и женщины ехали в разных концах вагона. Мужчины играли в карты, пили чай из термосов или дремали, а женщины разговаривали или вязали – все нарядные, ни одной седой (слава Богу, есть хна).
Постепенно атмосфера в вагоне сделалась унылой. Усталые, остекленевшие глаза уставились в окна. В мыслях люди были уже дома, думали о предстоящем ужине, детях, личной жизни.
Аркадий тоже клевал носом. Мысли путались.
Он уважал Еву Казку за то, что она оказывала медицинскую помощь, пусть даже минимальную, людям в деревнях, в которые другие боялись совать нос. Но она же и заставила Аркадия стоять перед старухами,
