Опозорившийся вратарь нырнул в кучу игроков, закрывая лицо руками. Пошатываясь, профессор прошел к видеоплейеру и нажал кнопку остановки кадра. Футболисты застыли в воздухе.
– Не могу видеть такое. Я не пересматриваю эту игру. Это заранее известная агония, испанский сапог, неминуемая петля. Они могут застыть на целую вечность, а мне что до этого. Меня это не интересует! Кому какое дело? Вы знаете, что происходит? Знаете? – Обессилевший Кэмпбелл рухнул на кровать и отключился.
«Нет, не знаю», – подумал Аркадий. К этому времени Бобби Хоффман мог уже находиться на полпути к Кипру или Мальте. Антон угрожал кому-то или собирался с Галиной в дорогу. Быстро темнело.
Зазвонил мобильник. Ева. Он собирался уже ответить, но перед его мысленным взором вдруг всплыла отвратительная сцена – прижатая к комоду Ева, грохот флаконов духов, падающих на пол. Аркадий вспомнил глаза Евы – взгляд тонущей женщины, которую затягивает водоворот. Он еще не был готов для разговора с ней.
Еще один звонок. От Белы. Аркадий ответил на него, потому что ожидал хороших новостей, но Бела сказал:
– Мы на станции, у саркофага. Подъезжали к пропускному пункту, когда толстяк передумал.
– Зачем вы поехали на станцию? Почему согласились?
– Он предложил столько денег… – понизил голос Бела.
Аркадий проехал первые несколько километров по грязным дорогам, проходящим через «черные деревни», чтобы проверить, не следят ли за ним, а затем вывел мотоцикл на шоссе. Ожогин наверняка сосредоточит внимание на южном пути в Киев, а не на дороге в центр зоны. Пропускного пункта возле электростанции было не избежать, но Аркадию удалось его проскочить. Он тут примелькался – чудаковатый следователь, часто наведывавшийся в Припять. Обычно он проезжал мимо входа на станцию, но на этот раз погасил фару и свернул именно туда. В сумерках угадывались очертания башен и линии высокого напряжения. Главный корпус электростанции представлял собой белое, как привидение, четырехэтажное здание. Аркадий вспомнил, что весь комплекс был разработан для восьми реакторов и считался самым большим в мире. Электронные часы над главным входом показывали 20.48.
Аркадий не сомневался, что рев мотоцикла привлечет внимание, и каждую секунду ожидал увидеть луч фонарика или услышать окрик охраны. Автобусы стояли, выстроившись в ряд, а вот автомобилей и фургонов не было. Он проехал через парковку к зданиям, которые, возможно, были лабораториями, и был буквально потрясен количеством жестяных плакатов и табличек, предупреждающих о радиации. Он включил фару, развернулся в противоположную сторону от тупика, где громоздились мешки с надписью «ТОКСИЧНЫЕ ОТХОДЫ», игнорировал табличку «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА», как сделал бы всякий русский, и поехал вдоль двойной колючей проволоки. Заборы и колючая проволока сопровождали Аркадия справа и слева, пока он не доехал до таблички «НЕ ВХОДИТЬ! О НАЧАЛЕ СВОЕЙ РАБОТЫ СООБЩИ ОХРАНЕ! ПРОВЕРЬ СВОЮ АНТИРАДИАЦИОННУЮ АПТЕЧКУ!». Аркадий проехал мимо и обнаружил подъездной путь, на котором у ворот стояла машина Белы. Это был не просто шлагбаум, а стальные роликовые ворота. Надпись гласила: «STOP». Бела находился в кабине. Бобби Хоффман с Яковом стояли посреди подъездного пути, лицом к защитной стене, украшенной блестящими витками проволоки с шипами. На обоих были ермолки и платки с бахромой. Аркадий не мог разобрать слов, хотя тот и другой ритмично раскачивались взад и вперед – молились.
За стеной находилась другая стена с проволокой, а еще через пятьдесят метров – саркофаг, покрытый безобразными пятнами и массивный, как собор, правда без окон. Тут и там горели тусклые сигнальные лампы. Кран и дымовая труба возвышались над саркофагом, но по сравнению с ним казались какими-то мелкими. Соединенный с саркофагом еще более внушительный второй реактор находился сейчас вне поле зрения Аркадия. Саркофаг стоял сам по себе, одинокий, словно затаившийся.
Бела вылез из машины.
– Ближе не подъехать.
Аркадию не было нужды включать дозиметр – он чувствовал, как поднимаются волосы.
– Почему вы здесь?
– Толстяк потребовал.
– Старик не пытался его отговорить?
– Яков? Казалось, он ожидал этого. Они хотели оказаться здесь, пока темно, потому что так безопаснее. Знаете, у них много имен… Вы не сказали мне, что они в бегах.
– А разве это имеет значение?
– Это повышает цену.
Аркадий огляделся.
– А где охрана?
Бела указал на ноги, торчащие из-под ворот:
– Вон сторож. Я дал ему водки.
– Вы всегда предусмотрительны.
– Да, я такой.
Ночная смена – ни персонала, ни строительных рабочих. Неполная бригада могла поддерживать три бездействующих реактора, но никого не было в саркофаге. На энергетической карте Чернобыльская электростанция была черной дырой, складом использованного топлива в оказавшейся несостоятельной стране. Какие уж тут охранники!
Пение было негромким, и поэтому издали его не могли услышать. Голос у Бобби был хрипловатым, а у Якова грудным и старческим – Аркадий узнал каддиш, заупокойную молитву. Голоса перекрывали друг друга, разделялись, сливались снова.
– Сколько они уже молятся?
– По крайней мере полчаса. Начали, когда я вам позвонил.
– А остальное время? Что же вы делали весь день?
– Поехали в лес. Нашли горку, где хорошо принимает мобильник. Толстяк позвонил и все уладил.
– Что он уладил?
– Беларусь всего в нескольких километрах к северу. Ваши друзья получили визы, и их ждет машина. Они рассчитали каждый шаг.
– Похоже на игру в шахматы.
– Вот именно.
Если они молятся по просьбе Паши, то уже слишком поздно, подумал Аркадий. Он сознавал, что Бобби и Яков использовали его, но не сердился. Они были мастерами побега, что им оставалось делать?
– И они разрешили вам позвонить мне?
– Яков сам предложил.
Итак, они должны были находиться на пути в Минск, в нормальный мир, вместо того чтобы стоять возле разрушающегося саркофага ядерного реактора, раскачиваясь взад и вперед, как метрономы, и повторяя нараспев одни и те же слова: «Осэ шолом биромав уверахамов гу яасэ шалом…»[3] Закончив молитву, они начинали ее снова. Аркадий начал понимать происходящее.
Неужели Бобби проделал весь этот путь, чтобы повторить свой провал? Не было ли это логичным, неизбежным исходом, осознавал это Бобби или же нет? А может, Яков, как черный ангел, преграждал ему путь в ад?
Аркадий двинулся в сторону молящихся. С каждым шагом становился ближе и саркофаг – чудовище словно ожидало подходящего момента, чтобы выскочить наружу и устремить суровый взгляд в лицо немоляшегося. Яков увидел Аркадия и чуть кивнул – просил не беспокоить, мол, чувствуют они себя прекрасно. Бобби сжимал в руке список имен, который Аркадий разглядел в свете застывшей над станцией луны. Может быть, Бобби с Яковом все хорошо рассчитали и им пока везло, но каждая минута, проведенная здесь, означала потерю времени, а список был длинным. Аркадий вспомнил, как Ева говорила, что полный список погибших в результате аварии достиг бы луны. Мысль о том, как он хладнокровно отверг Еву, заставила Аркадия вздрогнуть. Аркадию пришло в голову, что он бросил Еву, когда она больше всего в нем нуждалась, – непоправимая ошибка.
