Было темно, и никто, кроме меня, не видел, как съежилось скуластое лицо Андрея, когда он взял из корзинки толстого и мягкого щенка.
— Карай, — позвал он чуть слышно.
Сисак поправил:
— Это Дикарь.
— Нет, это Карай, — сказал Андрей. — Карай, Карай! — еще раз позвал он, поглаживая мягкую шерстку. — Эх ты, мой Карай…
Щенок пополз к нему на грудь, прижался теплым бочком к лицу.
— Ты будешь со мной работать?
Маленький Карай полез еще выше и торопливо зачмокал, захватив острыми зубками ухо своего будущего хозяина.
Яков Волчек
Сын Карая
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ХОЗЯИН И СОБАКА
ДЕЛОВОЙ КОНТАКТ
Даже «у ноги» он ходил не как все, а старался чуть заметно прижаться к сапогу и потереться боком.
— Рядом! — ожесточенно приказал Андрей и дернул поводок.
Команда была ненужной. Пес и так шел рядом. Теперь же он сбился, неловко переступил лапами и, подняв морду, покорно-пугливо взглянул на хозяина. Глаза маленькие, умные, чуть подслеповатые. Мучительно хочет угадать, чего от него требуют. И весь он воплощенная готовность: стоять — стоять, бежать — бежать, броситься куда угодно, хоть в горящую печь, вступить в бой и сражаться и даже умереть. Не понимает, стало быть, в чем его вина.
Пройти мимо похищенных вещей, буквально в трех метрах проскочить и не почуять! Вот тебе и служебно-розыскная собака!
А сейчас как ни в чем не бывало идет рядом и опять норовит потереться боком о сапог. Выражает этим свою преданность, высказывает любовь.
Если проводник будет любить каждую служебно-розыскную собаку, с которой ему приходится работать, так добра не жди. Между собакой и проводником должен быть деловой контакт. Только и всего.
А что такое контакт? Со стороны проводника подается без лишних слов команда: «сидеть», или там, к примеру, «лежать», или, скажем, «след» и тому подобное. Пес должен тут же все в точности выполнить. Пришли с работы, пес — в вольер, хозяин — на все четыре стороны. И нет между ними никакой такой незримой связи, о которой в последнее время стали что-то очень уж много разговаривать. Ни хозяин о собаке, ни собака о хозяине даже не вспомнят, не задумаются. Деловой контакт.
Незримая связь — она была, конечно, когда Андрей работал с Караем. Ну, то совсем другое дело. Так бывает один раз в жизни.
— Рядом!
В голосе Андрея нет никакой щелочки, сквозь которую настороженное остроугольное ухо собаки уловило бы хоть оттенок жалости или снисхождения. Жестокий, неумолимый голос. Поводок, подчиняясь властной руке, рвет кверху ошейник с шипами. Пес взвизгивает.
Карай переносил любую боль молча. А этот не может — пищит.
Пес осторожно переступает лапами, старается изо всех сил не отстать и не забежать вперед. Понимает, что хозяин раздражен и не простит ошибки. Пытливые маленькие глаза со страхом заглядывают вверх. Что видят сейчас эти глаза? Неумолимое бритое холодное лицо с резко очерченными скулами и козырек фуражки. Но сила, более властная, чем страх, велит псу снова коснуться мохнатым боком твердо шагающей человеческой ноги.
— Рядом, черт бы тебя побрал!
Ненавидящий голос — сверху. Снизу — покорный взгляд. Идут по улице, возвращаясь с работы, человек и собака. Деловой контакт.
…— Товарищ капитан, как хотите, я с этой собакой больше работать не буду. Сегодня что случилось? Приходим на поиск. Берет след и хорошо тянет. Приводит меня к дому складчика. А там доски лежат штабелем. Мимо этих досок, через коридор — прямо в столовую. И намертво хватает зубами хозяина, то есть вот этого самого складчика. Делаем проверку. Из десяти посторонних лиц служебно-розыскная собака опять же выбирает складчика. После чего, товарищ капитан, мы уходим. Нас догоняет оперативник и говорит: «Складчик признался. Но как же, говорит, вы вещи-то не нашли, они среди досок были спрятаны, под самым носом собаки!» Ну скандал!
Капитан Миансаров то ли слушает, то ли не слушает Андрея. Не поймешь. Он приводит в порядок свой письменный стол. Раскрыл все дверцы, вытащил ящики. Перед ним ворох застарелых бумаг. Каждую из них он разглаживает кулаком и внимательно прочитывает. Потом рвет и бросает в корзину. Бумаги древние, ненужные; которые были нужны, те давно в скоросшивателях, пронзенные железками, хранятся в шкафу. А эти накопились почти с того первого дня, когда Миансаров стал начальником питомника. Они могли бы лежать и еще много лет, но капитан уходит в отставку и сдает дела новому начальнику. Жалобы Андрея, стало быть, его уже не касаются.
Пол в огромной комнате недавно выкрашен и по свежей краске затоптан сапогами. Мебели никакой, только в углу стоит деревянный диван, узенький, как телеграфная ленточка. На всех четырех стенах — учебные плакаты, на каждой по одному: как служебно-розыскная собака должна брать преступника — например, за правую руку — и как она не должна его брать — за ногу или за горло. Милиционеры на плакатах бравые и розовощекие, собаки — могучие и бесстрашные, а преступники — все на подбор уродливые и тщедушные.
Плакаты, как считает Андрей, никому не нужны, потому что работающие в питомнике милиционеры и сами все эти правила знают, а посторонним ничего этого знать не положено.
Но капитану Миансарову кажется, что плакаты внушают милиционеру веру в себя и презрение к преступнику. Капитан самолично нумерует плакаты химическим карандашом, развешивает по стенам и время от времени рапортует начальству: по учебному плакату номер такой-то проведено тренировочное занятие с наличным составом проводников и достигнуто, таким образом, повышение их квалификации.
— Так как же, товарищ капитан, насчет моего вопроса? — настаивает Андрей.
