свалился в ров. Но он ничуть не сконфузился и опять, по своей охоте, подбежал к бревну. Ничего не получилось. Давно уже в питомнике не заставляли собак переходить через ров по тонкому бревну.
После нескольких неудачных попыток пса увели в вольер:
— Холерики не могут, — сказал полковник, — сангвиники, правда, стараются, но результат тот же. А вы спросите у них, — обратился он к журналисту, — как они с этими собаками будут задерживать преступника, который, скажем, перебрался через водопад по сваленному дереву.
— Товарищ полковник, разрешите дать объяснение! — Геворк четко козырнул. — Мы Джека на задержание не посылаем. Он не может. И мы его даже в сельских условиях почти не используем. Но вот в городе, товарищ полковник, где многие собаки совершенно пасуют, Джек довольно-таки часто дает результат. А для задержания преступника и, в случае необходимости, для единоборства с ним у нас есть рекордная собака, которую вы сейчас увидите.
Он крикнул Розе:
— Маузера ко мне!
Понимая ответственность минуты, Роза ответила по-военному:
— Есть, даю Маузера, товарищ начальник!
Загремело железо — это она открыла дверцу. Но прошло две, три минуты. Собака не появлялась.
— Разрешите, товарищ полковник, отлучиться, чтобы привести служебно-розыскную собаку, по кличке «Маузер». Собака имеет контакт лишь только со мной, товарищ полковник, так как я бессменно с ней работаю. Боюсь, что женщина-сторожиха не управится.
— Давайте побыстрее.
Геворк побежал к вольеру.
За эти годы Маузер сильно постарел. Вся холка у него стала седая. У черных овчарок старость виднее, чем у собак другой масти. Маузер был теперь громадным костлявым псом с глазами, чаще всего мутными от сна, в которых только изредка просыпался боевой огонек. И нравом он стал еще угрюмее, чем прежде. Хозяина он только терпел — привык с ним работать. Ни разу в жизни Геворк не потрепал его по голове, ни разу в жизни Маузер не лизнул руку, водящую его на парфорсе. Пес угрюмо подчинялся Розе, позволял ей чистить клетку и ставить в угол миску с едой. Женщину нельзя было кусать — это он знал твердо, — и переносил ее прикосновения, хотя она была ему неприятна. Охотно выходил он из вольера только на работу.
Сейчас Роза никак не могла выгнать его из клетки. На его веку столько было всяких смотров! Сквозь дрему он слышал чужие голоса и давно понял, что предстоит не работа, а бесцельная игра и что за ним скоро придут. Но это было ему неинтересно. Роза толкала его сквозь прутья метлой. Он рычал и огрызался, не теряя, однако, достоинства.
Геворк встал перед открытой клеткой, позвал:
— Маузер, ко мне!
Не подчиниться зову дисциплины Маузер не мог. Он медленно выполз из вольера и стал у левой ноги хозяина, как полагается по инструкции.
Геворк повел его без поводка. Маузер показал чудесную выучку. Он шел у ноги так, как будто был простым придатком человека, частью его тела. И, когда Геворк внезапно остановился, пес не сделал ни одного лишнего движения — застыл в предписанной позе.
— Вот это да! — сказал восхищенный журналист и попросил разрешения сфотографировать собаку.
Потом он стал расспрашивать: сколько Маузер раскрыл преступлений? Какие были наиболее интересные случаи?
Геворк снисходительно улыбнулся:
— Собака сама по себе преступлений не раскрывает. Собака — лишь точный инструмент в руках опытного и умного проводника.
Маузер, как обычно, вызывал всеобщее восхищение. Андрей почувствовал прилив горечи. Почему нет Карая? Когда он выскакивал из клетки, всегда радостный, всегда чуть больше возбужденный, чем нужно, когда он прыгал и плясал вокруг хозяина — ловкий, могучий, — никто уже и смотреть не хотел на других собак. Сейчас, конечно, снова Маузер — король питомника.
— Стоять! Лежать! Сидеть! — приказывал тем временем Геворк. — Барьер! — крикнул он.
Большое, костлявое тело старой собаки собралось для прыжка. Мускулы на предплечьях, громадные черные лапы, подтянутое брюхо, даже чуть изогнутый в момент прыжка хвост — все части этой живой машины отлично знали свое дело. Передние лапы в точно выбранную секунду метнулись вперед и вверх, задние быстро подтянулись — и Маузер вмиг оказался по другую сторону барьера.
— Прибавить высоты!
Снова отличный прыжок. Лицо у полковника прояснилось.
Пожалуй, только Андрей и Геворк, знавшие Маузера в его лучшие годы, заметили, что прыжок вышел чуть тяжелее и топорнее, чем раньше. И они понимающе переглянулись друг с другом. Но, может, дело было вовсе не в возрасте собаки, а просто не хватало тренировки?
— Бум!
Маузер пошел по бревну, с брезгливой осторожностью переставляя лапы, совершенно не приспособленные для такой ходьбы. Природа предоставила деревья — стоящие и поваленные — зверью из семейства кошачьих. Но выучка позволяла и собаке преодолеть отвращение к ненадежному, тонкому стволу, перекинутому над рвом.
Спрыгнув на землю, Маузер остановился и вопросительно поглядел на хозяина. Теперь его надо было погнать на лестницу — упражнение, еще более ненавистное собакам, чем ходьба по бревну. Но Геворка обуяло тщеславие. «Вот что умный и опытный проводник может делать с дисциплинированной собакой!» И он властным жестом приказал псу вернуться по буму обратно.
Маузер пошел по бревну еще раз. Лапы у него разъезжались.
— А ну еще! — Геворк самодовольно усмехался. — Бум!
Маузер постоял, подумал, угрюмо зевнул и, неторопливо повернувшись, затрусил к вольеру, согнувшись, прополз под дверцей и лег на подстилку.
— Ко мне! Ко мне! — разъяренно кричал Геворк.
— Оставьте старика в покое, — весело посоветовал журналист, — пес просто решил, что вы над ним издеваетесь.
Полковник молчал.
Андрей понимал, в чем дело. Маузер, давно не работавший на плацу, усомнился в своих силах. Теперь его уже не заставишь выйти из вольера. Андрей вздохнул и пошел за Дикарем.
Он слышал, как за его спиной Геворк объяснял гостям:
— Кличка «Дикарь», или «Карай-второй». От хороших родителей: мать — Дианка, отец — известный Карай, который одно время в нашем питомнике шел вровень с Маузером. Проводник Витюгин, очень толковый. Дикарь — середняк. Ничем особенным пока не отличился.
Все это было верно. И обидно.
«Карай шел вровень с Маузером». Как бы не так! Такого пса, как Карай, в питомнике, может, никогда больше не будет.
Дикарь стоял в вольере, просунув нос меж прутьев, и, вздрагивая от волнения, ждал хозяина. Он молчал, когда мимо проходили чужие люди. Завидев Андрея, он тихонько заскулил и начал вертеться в вольере, становясь то у одной, то у другой стенки на задние лапы. Из клетки он выскочил стремительно, но сразу присмирел и стал у левой ноги хозяина — все сделал, как полагается. При этом он не обидел и себя — тихонько потерся серым боком об руку Андрея и застенчиво, с никогда не гаснущей надеждой заглянул в лицо человека: «Ну как, хозяин, добрый ты сегодня?» Андрей молча пристегнул поводок и пошел с собакой на плац.
После Маузера, наверно, Дикарь покажется гостям ничтожеством. Это естественно. И обижаться тут нечего.
Все же Андрей не ждал, что журналист предложит:
