денег.
– Это любезно с вашей стороны, – Матерсон поблагодарил меня с издевкой в голосе. – Однако, я полагаю, что мы справимся.
– Что же, хозяин – барин, – пожал я плечами.
Матерсон взглянул на Джимми и кивком головы приказал следовать за ним на нижнюю палубу. Они постояли на корме, и Матерсон что-то спокойно и твердо выговаривал ему минуты две. Я видел, как Джимми густо покраснел: выражение его лица изменилось, и он по-мальчишески надулся. Было понятно, что ему как следует промыли мозги на предмет соблюдения конспирации. Когда он вернулся на мостик, то весь кипел от гнева, и впервые я заметил его решительную линию подбородка. Да, он не просто смазливый парень, – подумал я. Явно по приказу Матерсона из салона появился горилла Гатри и поставил свой мягкий стул так, чтобы сидеть лицом к мостику. Затем он развалился на нем, но, даже расслабившись, походил на отдыхающего леопарда – так сильно сквозила его готовность к насилию. Он наблюдал за нами, перекинув ногу через подлокотник, а на его коленях был сложен легкий пиджак, в кармане которого угадывалось нечто тяжелое. «Счастливый кораблик» – усмехнулся я про себя.
Я повел «Балерину» между островами, следуя спокойной полосе прозрачной зеленой воды, а из глубин на нас недружелюбно поглядывали рифы, как зловещие монстры. Острова были опоясаны ослепительными полосами кораллового песка, белого, как торосы, и кое-где покрыты темной густой растительностью, над которой возвышались изящные стволы пальм. Их верхушки слабо колыхались.
В течение долгого дня мы бесцельно плыли вперед, и я пытался уловить хоть слабый намек, куда же мы собственно движемся. Однако, Джимми, наученный Матерсоном, не раскрывал рта и дулся. Он извлек из сумки навигационную карту и иногда просил меня изменить курс, после того, как я показывал ему на ней наше положение. На карте не было никаких внешних пометок, но исподтишка изучив ее, я понял, что нас интересовал участок миль эдак пятнадцать на двадцать к северу от дельты реки Рувума, примерно в шестнадцати милях от берега. На этой площади располагалось около трехсот островков, все разных размеров – от нескольких акров, до многих квадратных миль. Как раз тот самый стог, в котором следует найти иголку.
Я не имел ничего против. Мне нравилось высоко сидеть на мостике «Балерины», ощущая ее мерное покачивание, и спокойно плыть по морским протокам, наблюдая за жизнью моря. Майк Гатри сидел на рыбацком стуле. Мне было видно, как сквозь его не слишком густую шевелюру стала проступать, подобно алому неоновому огню, кожа черепа.
– Жарься, идиот! – подумал я счастливо.
Я не стал предупреждать его о коварстве тропического солнца, пока мы, наконец, в сумерках не поспешили домой.
На следующий день на него было жалко смотреть – воспаленное лицо намазанное белым жиром, голову покрывала широкая тряпичная шляпа; в общем, морда Гатри горела, как огонь маяка. К полудню следующего дня мне все это надоело. Джимми предпочитал хранить молчание, и хотя его настроение немного улучшилось, необходимость конспирации довела до того, что он размышлял даже перед тем, согласиться ли на чашечку кофе. Мне хотелось заняться чем-нибудь существенным: например, поймать себе рыбы к обеду, поэтому, увидев впереди по курсу большую стаю сардин, я отдал руль Джимми.
– Держи ее в этом направлении, – сказал я ему и спустился на нижнюю палубу.
Гатри нехотя наблюдал за мной; его лицо по-прежнему было вспухшим и красным. Я заглянул в салон и увидел, что Матерсон, стоя у открытого бара, смешивал себе джин с тоником. Получая в день 750 «зеленых», я не стал ставить это ему в вину. Он не показывался из салона уже второй день. Вернувшись к маленькому сундучку со снастями, я выбрал пару и метнул их. Мы шли наперерез стае; я поймал рыбину, вытащил ее, бьющую хвостом и сияющую на солнце золотом. Затем смотал леску, положил ее на место, заточил лезвие моего рыбацкого ножа и, вспоров рыбье брюхо от хвоста до самых жабр, вытащил пригоршню окровавленных внутренностей и бросил их за борт.
В мгновение ока пара чаек, до этого кружившихся над нами, с жадными криками бросились на свою добычу; их шум привлек других, и в считанные минуты мы оказались в гуще хлопающих крыльев и оглушающих криков. Однако шум был не настолько силен, чтобы я не услышал металлический щелчок за моей спиной. Я безошибочно узнал звук, который издает взведенный курок револьвера. Моими движениями управлял чистый инстинкт.
Не раздумывая, я крепко сжал свой рыбацкий нож, приготовившись метнуть его, повернулся, резко пригнулся к палубе, занес над плечом правую руку и чуть было не бросил нож в то мгновение, когда поравнялся со своей мишенью.
В правой руке Майка Гатри был большой револьвер, несколько старомодный, морского образца, сорок пятого калибра, настоящий убийца. Таким можно продырявить человеческую грудь так, что сквозь дырку проедет лондонское такси. Я также мог бы пригвоздить Гатри к спинке стула тяжелым лезвием ножа, но его спасли две вещи. Во-первых, сорок пятый был нацелен не на меня, а во-вторых на красном лице Гатри было выражение забавного замешательства. Резким усилием воли я удержал занесенную для броска руку, и мы уставились друг на друга. Он знал, что подошел слишком близко к роковой черте, и улыбка, которую он изобразил своими распухшими обгорелыми губами, была фальшивой и неубедительной.
Я выпрямился и воткнул нож в колоду для рубки приманки.
– Сделай одолжение, – сказал я ему спокойно, – не играй с этой штуковиной у меня за спиной.
Он засмеялся, самообладание вернулось к нему. Он покрутился на сиденье и прицелился куда-то за корму. Он выстрелил дважды. Гром выстрелов заглушил на мгновение даже мотор «Балерины», а легкий ветерок рассеял запах пороха. Две чайки превратились в месиво из крови и перьев – тяжелые пули разорвали их в клочья, а собратья по стае бросились в разные стороны с испуганными криками. То, как птицы были разорваны выстрелами, не оставляло сомнения, что Гатри зарядил свою «пушку» разрывными пулями: эти были пострашнее обычных.
Он снова развернулся на стуле лицом ко мне и плюнул в дуло пистолета на манер Джона Уэйна. Тяжелое оружие было ему чем-то вроде игрушки.
– Чистая работа, – похвалил я его и повернулся, чтобы подняться на мостик.
В дверях салона показался Матерсон с джином в руке, и когда я поравнялся с ним, он тихо сказал своим мягким, мурлыкающим голосом:
– Теперь я знаю, кто ты. Нам казалось, что мы знаем тебя, и это не давало нам покоя.
Я внимательно посмотрел на него, а он, глядя мимо меня, крикнул Гатри:
– Теперь ты понимаешь, кто это?
Гатри покачал головой.
Я думаю, он просто не доверял собственному голосу.
– Ну, вспомни, у него тогда была борода – на том полицейском снимке.
– Господи! – воскликнул Гатри. – Это же Харри Брюс!
Я был слегка ошарашен, услышав это имя спустя столько лет. Мне хотелось надеяться, что оно похоронено навсегда.
– Рим, – сказал Матерсон. – Золотое дельце.
– Он устроил его, – щелкнул пальцами Гатри. – Я был уверен, что знаю этого парня. Меня сбила, с толку борода.
– Боюсь, джентльмены, вы ошиблись, – сказал я, из последних сил стараясь сохранять спокойствие. Но мозги мои лихорадочно работали, взвешивая последствия их открытия. Они видели полицейский снимок. Может, это стражи порядка? А может, они по другую сторону барьера? Мне требовалось время для размышлений, и я взобрался на мостик.
– Я виноват, – пробормотал Джимми, когда я взял у него руль. – Мне следовало предупредить вас, что он вооружен.
– Да, – сказал я. – Не помешало бы.
Мысли лихорадочно плясали у меня в голове. Первое, что приходило мне на ум, опять уводило меня с пути истинного… Их следовало убрать. Они вторглись в мою размеренную жизнь, обнаружили мое убежище. Это был самый надежный способ обезопасить себя. Я взглянул назад, на нижнюю палубу, но Гатри и Матерсон скрылись в салоне. Несчастный случай, черт побери их обоих, на борту небольшого суденышка, где новичок может легко попасть в беду. Да, их надо убрать. Я посмотрел на Джимми, и он улыбнулся в
