сердитое… или испуганное? Да нет, чего бы ей бояться… Хотя с чего бы ей и сердиться тоже?
Катерина прервала размышления Виктора, торопливо вскочив и бесцеремонно потянув его за руку:
— Вить, давай-ка мы местами поменяемся, а? Нам с Юлей пошептаться надо кой о чем. И вообще, мужики, вы сами выберите что-нибудь. Мне все равно. Хорошо бы солененького… И мороженого. У них мороженое есть? Юль, ты мороженое любишь?
— Я правда ничего не хочу, — начала Юлия, но Катерина нетерпеливо махнула рукой и, усаживаясь рядом с ней, сунула меню Виктору.
Подошла усталая, полусонная от жары официантка, и Виктор, в меру сил помогая Алану пробуждать интерес к жизни в этой сваренной всмятку тетке, не очень понимал, о чем там вполголоса говорят Катька и Юлия.
Чесуча, вышивка… или выставка? Очень дорого. Очень недорого. Не очень дорого. Ну да, Катька от платья обалдела. Неужели выцыганивает? Ой, Катька, стыдобища, давно тебя не пороли… Хоть раз подумала бы своей головой, как это все выглядит.
Виктор, совершенно машинально отвечая что-то развеселившейся официантке и Алану, осторожно глянул на Юлию, уже готовый прервать настырное Катькино бухтение… Удивительно, но Юлии, кажется, все это нравилось. Она внимательно слушала, согласно кивала и даже улыбалась… Ну, почти улыбалась. Может быть, он ошибся. Может быть, Катерина ничего не выцыганивала, а просто хвалила наряд Юлии.
Официантка наконец-то ушла, и Алан стал разливать вино в высокие тяжелые стаканы с толстым, как дверь-сейф, дном.
— За прекрасных дам, — сказал Алан, поднимая свой стакан.
— За знакомство с прекрасной дамой, — сказал Виктор, глядя на Юлию.
— За все прекрасное, — сказала Катерина, хитро подмигивая Юлии.
— Да, — рассеянно сказала та, нерешительно поднимая свой стакан и заглядывая в него со странным выражением — не то испуга, не то недовольства.
И все выпили, а Юлия не выпила, все смотрела в стакан и чуть-чуть хмурилась, и прежде чем Виктор успел сказать что-нибудь вроде «не бойтесь, вино хорошее», Катерина внимательно глянула на Юлию и спросила с профессиональным интересом:
— У тебя что, проблемы с алкоголем?
Юлия подняла на нее взгляд, помолчала пару секунд и вдруг спокойно подтвердила:
— Да.
— И давно ты пьешь?
Ох, придушить бы сестричку…
— Нет. — Юлия опять уставилась в стакан и вздохнула. — Проблема в том, что я давно не пью.
Виктор засмеялся, видя, как Катька пытается осмыслить ответ, и перехватил инициативу:
— И давно вы бросили пить?
— Десять лет назад, — без улыбки ответила Юлия, сделала наконец глоток и, поморщившись, поставила стакан на стол.
— А до этого ты сколько пила? — не отставала Катерина.
— Два раза. — Юлия отщипнула виноградину и строго рассматривала ее на свет.
— Как это — два раза? — не поняла Катерина. — Два раза в неделю? Два раза в день?
— Два раза в жизни. — Юлия надкусила ягоду и опять поморщилась. — Тоже кислятина… Первый раз — на папином юбилее, второй раз — на своей свадьбе. Шампанское.
Тут первой засмеялась Катерина, а потом все, даже подошедшая с полным подносом тарелок официантка, а Юлия, конечно, не смеялась. Да что хоть с ней такое, черт возьми? Виктор готов был поклясться, что на полпорции обычной ресторанной солянки в обычной металлической лоханке Юлия смотрит с тщательно, но безуспешно скрываемой ненавистью.
Глава 7
Восемьдесят рублей! Наверное, она ошиблась. Наверное, в меню было написано восемь. Не может быть, что одна порция солянки, пусть даже очень сборной, стоила восемьдесят рублей. Восемь — и то чересчур дорого. Сколько детей можно накормить на эти деньги. А люля-кебаб — семьдесят шесть рублей! Может быть, семь шестьдесят? Надо было внимательней посмотреть. Растерялась с перепугу. Представила, как разрезает сотню на кусочки и сует в рот. Как хоть они могут так спокойно есть? Или цен не видели?
Да все они видели. Просто эти цены не производят на них такого впечатления, как на нее. Эти шизанутые цены вообще никакого впечатления на них не производят. Вон, глотают десятки, сотни, запивают вообще, может быть, тысячей… И не подавятся. Это не просто благополучные люди. Это до такой степени благополучные люди, что… Может быть, мафия? Фальшивомонетчики какие-нибудь? Хотя вряд ли. Алан уж точно нет. Он и правда художник, и очень неплохой, насколько она может судить. И английский у него такой, что даже она не все сразу понимает. Хотя все эти годы Бет присылала ей массу записей — и песни, и кокни, и Шекспира… И очень хвалила язык Юлии, когда в прошлом году дозвонилась, и они чуть ли не полчаса говорили по телефону… Нет, Алан не бандит какой-нибудь. Наверное, он зарабатывает достаточно, раз уж у него есть дом недалеко от Лондона, и бассейн, в который можно запустить окуня, и жена, которая готова заплатить за тряпку пятьсот долларов…
Пятьсот долларов! И четыреста, которые дал Сашка! Может быть, она и не напрасно поехала в этот дурацкий круиз. Может быть, стоит показать Катерине полотняный костюмчик? Если уж за этот мешок она пятьсот долларов предложила, так за костюм, надо полагать, полцарства отдаст. Или не показывать? А то еще, чего доброго, выберет костюм, а от платья откажется. Жалко. Нет, не надо костюм показывать. И так из одного этого круиза она привезет больше, чем дал прошлый аукцион. Даже можно потратить что-нибудь на подарки маме Нине и Маше-младшей. А Маше-старшей она купит белые туфли. А доктору Олегу — черные очки… А папе найдет что-нибудь такое… Что-нибудь найдет. Денег на все хватит.
— Вы о чем думаете?
— О деньгах, — честно ответила Юлия и увидела, как лицо Виктора вытягивается с выражением удивления и даже разочарования.
— И что вы о них думаете? — недоверчиво спросил он.
— Как я их тратить буду. — Юлия почти торжественно подняла стакан, помедлила, разглядывая его на свет, и лихо допила вино, стараясь не морщиться.
— Понятно, — задумчиво покивал Виктор. — Конечно, как тратить… Как я сразу не понял? С такой улыбкой не думают о том, как заработать деньги. С такой улыбкой думают только о том, как их потратить.
— Я никогда не думала о том, как заработать…
Юлия хотела сказать, что всегда знала, как зарабатывать деньги. И зарабатывала. Наверное, не столько, сколько эта троица. Ну и что? Посадить бы их в какой-нибудь глухомани, в какой-нибудь опустевшей, забытой, умирающей деревне, в старом, сто лет не ремонтированном доме с очень сомнительными удобствами, да с сотней не очень здоровых ребятишек, да месяцами без зарплаты, да с половиной штата, да с универсальным набором неприятностей… Вот интересно, сумели бы они как-то зарабатывать при таком раскладе? Или сидели бы и думали — как? А с другой стороны, зачем им все это говорить? Не поймут. Другая порода.
— Правильно, — одобрительно сказал Алан. — Женщина должна думать, как потратить деньги. Мужчина должен думать, как дать деньги женщине. Это правильно.
— Дай мне пару тысяч, — быстро сказала Катерина. — Я знаю, как потрачу.
— Фунтов или долларов? — хладнокровно уточнил Алан.
…Ух ты! Другая порода, совсем другая порода. Пару тысяч… Фунтов или долларов… А она тут вычисляет, сколько рублей проглотила. Надо полагать, еще сотня-полторы их не разорит. Где тут икра была? Вот она. И масло еще не растаяло.
Юлия вдруг развеселилась, представив, что сказала бы мама Нина по поводу ее сомнений «есть или
