— Когда мы поженимся, у вас побольше времени будет, — пообещал Павел. — Может быть, и побегаете. Правда, у меня времени поменьше будет. Все-таки две работы… А может, еще что-нибудь найду. Семью-то надо кормить.
Зоя остановилась так внезапно, что он не сразу среагировал, ушел на пару шагов вперед. Оглянулся — она стояла, привычно заложив руки с тряпочной сумкой за спину и покачиваясь с пятки на носок. Вся ее пластика выражала подозрительность.
— Павел, — строго сказала она, минутку поразглядывав его лицо. — Павел Браун, и когда же мы поженимся?
— Ну, когда вы согласитесь — тогда и поженимся. Правда, я пока не очень завидный жених… То есть даже совсем не завидный. И за квартиру долг Макарову надо отдать, а то он семь тысяч доплатил, а я даже не знал. Но я отдам, я машину продам — и отдам. А потом сколько надо будет — столько и заработаю.
— Павел Браун! — Зоя склонила голову набок и сделала задумчивое лицо. — А вы вообще-то здоровы?
— Вообще-то здоров… — Павел подумал и вспомнил: — Вот левым ухом немножко хуже слышу. Это ведь ничего, правда?
— Ничего, — великодушно согласилась Зоя. — А с головой у вас как? Может, какое-нибудь полушарие немножко хуже работает, а?
— Ни боже мой, — энергично запротестовал Павел. — Как можно? Я медкомиссию проходил. Оба полушария лучше работают.
Зоя качалась с пятки на носок, смотрела на него, склоняя голову то к одному, то к другому плечу, помахивала за спиной тряпочной сумкой… И вся ее пластика выражала глубокое раздумье. Примерно так же она стояла над тем волосатым Эдиком. Правда, боевой кукиш пока не сворачивала. Уже спасибо.
— У меня трое детей, — наконец сказала она с гордостью.
— Да, я знаю. — Павлу ужасно нравилась ее гордость. Ему вообще все в ней нравилось. — Кстати, замечательные дети. Но Мария и Аленушка маленькие еще, им нужны постоянные внимание и забота. И именно материнские! Так что вам придется хотя бы часть работы бросить. Да и Сережа в таком возрасте, что глаз да глаз… А потом — может, ведь и еще дети будут, правда? Ну, материально я семью обеспечу, тут я уверен. А мать на десяти работах не должна надрываться. Мать — это уже сама по себе очень нелегкая работа.
— А у мулатов бывают очень красивые и талантливые дети… Да? — Зоя сейчас смотрела на него почему-то с холодной насмешкой.
— Откуда я знаю? — удивился Павел. — У меня детей пока нет. А потом, я все-таки не совсем мулат, я, наверное, квартерон. У меня дед негром был. Значит, отец мулат. Но он намного светлее меня. Мне интересно, какие дети будут у нас. Хотя, конечно, лучше Марии и Аленушки вряд ли бывают. Да и Сережа замечательный. Не говоря уж о Федоре. Греческие боги обзавидовались бы.
— Обзавидовались бы, — рассеянно согласилась Зоя, явно думая уже о чем-то другом. Глянула на часы и озабоченно нахмурилась. — Обзавидовались бы, да… Тем более что греческие боги вообще ничего не умели, даже кашу варить… А вы, Павел Браун просто подкупили медкомиссию, вот что я вам скажу.
— Как вы могли подумать?! — огорчился он. — Я на такое не способен. Потому что таких денег у меня нет. И подкупать было совершенно незачем — у меня друг детства самым главным начальником в этой медкомиссии сидит.
— Тоже сумасшедший? — Зоя опять глянула на часы, повернулась и полезла вверх по крутому склону, густо заросшему цикорием. — Все, Павел Браун, мое время истекло. Счастливо! Рада была познакомиться.
Павел смотрел ей вслед и как пятнадцатилетний дурак мечтал, чтобы она оглянулась. Она не оглянулась, вся ее пластика выражала деловитую озабоченность и целеустремленность. Как у котенка, который лезет по ковру, висящему на стене. Ну, долезет до потолка, а дальше? Только бы не свалилась.
А интересно, правда, на кого будут похожи их дети? Павел захохотал в полный голос, вспомнив выражение лица Зои, когда он сообщил ей, что они поженятся, и побежал по ровной дорожке под каштанами, время от времени вспоминая еще что-нибудь из их разговора и посмеиваясь на бегу.
Глава 10
— Темиргалиев Гарика своего приводил, — докладывал Федор дневные новости. — Очень способный пацан, он там у них на всех математических олимпиадах побеждал. Но русского почти не знает. Английский знает, Сережа говорит, что очень хорошо, и говорит свободно, и пишет без ошибок. Я так думаю, его через математику и через английский русскому надо учить, так ему легче будет. Елена Васильевна новые тапочки Маньке связала. Дядя Миша звонил, сказал, чтобы банки готовили, у него в этом году огурцов прорва, солить будет. Сережа бегал штаны смотреть, говорит — все отстой. Хочет какие-то блестящие, за тысячу с чем-то. Мне кажется, дурь все это. Но я ему не говорил, ты сама с ним разбирайся. Звонили из «Фортуны», предупредили, чтобы завтра не приходила, у них зал арендовали на весь вечер, конференция какая-то, что ли… Кошка по ковру влезла до потолка. Девочки очень переживали, что свалится. Сережа ее снял, но она потом опять влезла. Четыре раза снимал. Потом устала, задрыхла в корзинке. До сих пор спит…
— «Фортуну» арендовали! — обрадовалась Зоя. — Ой, как хорошо… Завтра в клубе занятия до часа, потом у Мамичевых час, потом у Нины час, на дорогу туда-сюда… Феденька, я же уже после четырех дома буду! Это ж сколько времени задарма досталось! Это ж я даже пирожков напеку! К тебе после четырех никто не придет? А то ведь гостей можно собрать… Елену Васильевну позовем, дядю Мишу, Серый вряд ли сможет, а Томка, наверное, придет, она завтра тоже только до четырех работает. Федь, хочешь гостей? Или можно всем вместе в парк сходить, говорят, новый зверинец привезли, там даже верблюд есть. Девочки давно просятся. И еще я ковер вычищу, неделю уже собираюсь. Еще можно всем вместе по магазинам погулять. Штаны-то Сереже действительно нужны. И тебе тоже чего-нибудь посмотрели бы. И Маньке с Аленкой мелочь какую-нибудь… Или нет, Федь, лучше так: пусть завтра у тебя вечер совсем свободным будет. Ага? Мы тут спокойно сами справимся. А ты погуляешь где-нибудь, развеешься. С друзьями встретишься.
— Где это мне гулять? — удивился Федор. — С кем это мне встречаться? С нашего курса ребята разъехались на лето кто куда. А которые не разъехались — те на рынке торгуют или еще как-нибудь зарабатывают. Им тоже не до встреч. Не, лучше правда в парк. Манька уже и так третий день достает: кр- р-рокодил, кр-р-рокодил… Чего ты с ними одна будешь… Замучаешься.
Они сидели за кухонным столом, в четыре руки готовя ужин. Зоя с печалью и смущением отмечала, что у Федора все получается гораздо ловчее, чем у нее. И огурцы он ровнее режет, и морковку быстрее трет. И не стоит над молоком, ожидая, когда оно закипит, оборачивается к плите как раз в тот момент, когда пенка начинает шипеть и подниматься, и выключает газ. Совершенно машинально.
В кого она превратила этого греческого бога? В домработницу… в домработника. На хозяйстве — он, с детьми — он, Сережа — так это вообще полностью его заслуга. Да еще ученики почти ежедневно. И ведь это давным-давно началось, прямо с первого дня, как вернулся из больницы домой. Еще на костыле прыгал, еще тощий был, еще от обычной утренней зарядки уставал, — а сразу как-то освободил ей руки и для Маньки, и для Аленушки, и даже институт она сумела окончить без особого напряжения. Разве так должны жить греческие боги? Особенно в таком возрасте… В таком возрасте положено не белье стирать и кашу варить, а шляться по дискотекам всяким — или где они теперь шляются? — ездить на каникулах всей толпой на море и за девчонками бегать.
— Федор, а тебе девочка какая-нибудь нравится? — как бы между прочим спросила Зоя, не глядя на него и старательно перемешивая салат.
— Мне все девочки нравятся. Что я, голубой, что ли?
Тьфу ты, ну вот как с ним разговаривать? Об этом с ним должен говорить мужчина, причем тот, кто старше и умнее. Серому, что ли, намекнуть, чтоб поговорил? Тоже как-то неудобно.
— Чего ты задумалась? — чуть улыбаясь, спросил Федор. — Может, ты не знаешь, кто такие
