нравилась болтовня Макарова, он с ним душой отдыхал. Ну, и не только душой — Макаров играючи освободил его абсолютно от всех бытовых проблем, чего уж там. Даже сунулся с предложением помочь в ремонте или рабочих найти, но тут Павел категорически отказался. Макаров обидчиво буркнул: «Попросишь еще…» — но настаивать не стал. Ну и хорошо. В работе-то Макаров, конечно, не помешал бы… А вот после работы — нет, ну его. Береженого бог бережет. Павел совсем не хотел, чтобы Володька поперся за ним в «Фортуну». Потому что каждый вечер после одиннадцати Павел сворачивал свою трудовую деятельность, переодевался в чистое и не спеша, пешочком, вроде бы для моциону, топал в эту самую «Фортуну», чтоб она провалилась.
В понедельник он явился туда уже около двенадцати, постоял минутку у входа, машинально ответил на приветствие швейцара — с прошлого раза запомнил, что ли? Или слух о его горячей дружбе с крутым Серым и сюда уже докатился? — и направился в бар, с недоверием, с беспомощной самоиронией и даже с некоторым испугом прислушиваясь к радостному нетерпению, которое затрепыхалось где-то внутри. «Где-то внутри — такого органа нет», — на всякий случай напомнил себе Павел как профессионал. «Ладно-ладно, — ответило ему радостное нетерпение. — Грамотные все стали. Иди уж давай». Ну, он и пошел.
За стойкой бара стоял хмурый мужик примерно под сорок, важно и молча разливал из шейкера зеленую пену по четырем стаканам — на высоких табуретах у стойки сидели как раз четыре посетителя, тоже слегка хмурые.
— А где Зоя? — удивился Павел. — Уже в ресторан пошла? Вроде бы рано еще, она же с двенадцати танцует.
— Не танцует сегодня, — обиженным тоном сказал хмурый бармен. — Ресторан фирма какая-то арендовала, у Зои выходной… А я без перерыва остался… — Подумал, повздыхал и добавил уже не так недовольно: — Вообще-то она не обязана нас подменять, просто привыкли все уже. Когда приходит пораньше — тут же и за стойку встает. Хоть какой-то передых. Поесть-попить можно, покурить, домой позвонить. А сегодня я без перерыва остался.
— Сочувствую, — искренне откликнулся Павел. — Без перерыва тяжело… А завтра Зоя будет?
— Будет, — еще больше обиделся бармен. — А толку-то? Завтра не я, завтра Люська работает.
В понедельник Павел приехал к Макарову в двенадцать, и тот очень переживал по поводу самоубийственного трудового энтузиазма лучшего друга.
Во вторник ближе к ночи посыпался мелкий нудный дождь, совсем не холодный, но исключительно надоедливый, поэтому Павел доехал почти до самой «Фортуны» на троллейбусе и был там уже в половине двенадцатого. Опять немножко потоптался у входа, ведя внутреннюю дискуссию со своим радостным нетерпением. Радостное нетерпение явно побеждало в этой дискуссии, и Павел почти уже шагнул к входу… Но тут из этого самого входа — чтоб он провалился — вышла Зоя в сопровождении карликового бегемота. Ну, может, и не из тех, кто на балконе над зеркальным залом топтался, но породы той же. Зоя опять была в новом обличье — в белых узеньких брючках чуть ниже колен, в ажурной желтой хламиде, надетой на черный топик и завязанной узлом на груди, и в белых высоких ботинках на шнуровке. Ботинки были на плоской подошве, и Зоя, конечно, даже близко не была той оглоблей в красных шортах, но карликовый бегемот в лучшем случае доставал ей до бровей. Карликовый бегемот свернул направо от входа, потопал в темный угол веранды, недовольно бурча:
— Иди сюда, здесь никого… Лезут и лезут, поговорить спокойно негде.
Зоя пошла за ним, вертя на пальце какой-то лохматый ком на веревочке. Вся ее пластика выражала крайнее недовольство. У карликового бегемота вообще никакой пластики не было. Павел отступил за веранду влево, притаился в тени и насторожил свое правое ухо.
— Ну, Зой, ты же меня тоже должна понять! — доверительно сказал карликовый бегемот.
— А как же! Я понимаю! — У Зои был задушевный, даже ласковый голос. — Егор Семенович, я ведь не капризничаю. Это работа, тут уж ничего не поделаешь. На любой работе бывают производственные травмы.
— Ну вот! — обрадовался Егор Семенович. — Ты понимаешь!
— А охрана труда? — еще ласковее спросила Зоя. — А компенсация ущерба? Что это такое — чуть не каждую неделю колготки покупать!
— Сколько? — недовольно буркнул Егор Семенович.
— Пятьсот, — подумав, решительно ответила она.
— С ума сошла? — зловеще начал Егор Семенович.
— Да ладно, я за прежние брать не буду! — перебила Зоя. — Это только за последнюю пару, а остальные, так и быть, спишем за давностью…
Молчание, шуршание, недовольное сопение Егора Семеновича, довольный голос Зои:
— У меня деловое предложение. Чтобы впредь не было таких крупных непроизводительных расходов, надо принять превентивные меры. А? Например, пусть мальчики у эстрады постоят. Незаметненько, с краешку, по уголочкам. А?
— И кто тогда подойдет? — неприятным голосом осведомился Егор Семенович. — И кто тогда чего кинет? И опять какому-нибудь сынку морду расквасят! А мне со всеми папашами разбираться…
— Это не наши! — возмущенно воскликнула Зоя. — Я уже говорила! И Серый ничего не знает, тут вы можете быть абсолютно спокойны!
— Я спокойный, — нервно сказал Егор Семенович. — Я все время такой спокойный, что это даже странно… Что мне с этим папашей делать? Вот ты мне скажи, что бы ты на моем месте сделала? А-а, не знаешь…
— Знаю, — рыжим голосом с придыханием начала Зоя. — Ах, Егор Семенович! Вы же тыкой у-у- умный!.. Я пря-а-амо удивляюсь! Как же вы не знаете? Да любой на вашем месте послал бы этого папашу… ко мне! Ха-ха-ха… Ладно, пора идти. Скажите мальчикам, пусть все-таки постоят по уголкам ненавязчиво. Ага? А насчет папаши — это я на крайний случай. Если уж совсем заточился — приведите в кабак к началу, я ему такое спляшу!.. Но если отобьетесь и так, тогда лучше не приводите. Черт его знает, что там за папаша. Яблочко от яблоньки…
— О-о-ох, — протяжно вздохнул Егор Семенович. — Что ж я в КПЗ не сдох… Ладно, иди, три минуты осталось. Шляпу задом наперед надела.
— Какая разница? — удивилась Зоя. — Да и потом, кажется, я ее прошлый раз задом наперед надевала, а сейчас правильно.
— Иди уже, — сердито буркнул Егор Семенович. — Опоздаешь — опять посуду бить начнут. Сейчас я ребятам позвоню, чтобы встали.
— Угу, — сказала Зоя довольным тоном и ушла.
— Змея, — совсем сердито буркнул Егор Семенович, дождавшись, когда она исчезнет. — Ведьма…
Щелкнула зажигалка, потянуло табачным дымом, и тот же Егор Семенович мечтательно спросил сам у себя:
— Пойти посмотреть, что ли? Вот ведь отрава… Рыба моя золотая.
Павел подождал, когда Егор Семенович скроется за дверью, и, с трудом удерживая свое радостное нетерпение за шкирку, пошел за ним.
В кабаке уже происходило всеобщее шевеление, переглядывание, разворачивание стульев к эстрадке, где все те же музыканты застыли в неподвижности, одинаково напряженно косясь в сторону боковой лесенки. По углам эстрадки ненавязчиво маячили две копии лося Андрюши, с пристальным равнодушием оглядывая зал.
Павел ожидал прошлого — «Во французской стороне…», поэтому внезапный и неистовый взрыв музыки, движения и общего вскрика кабацких посетителей был для него полной неожиданностью. «Ой, мама, шику дам!» — грянуло очень громко и очень быстро, одновременно с первым звуком на эстраду взлетела бешеная ракета в белых блестящих брючках, ажурной желтой хламиде и белых тупоносых ботинках на шнуровке. Рыжие кудри нынче были свернуты в воронье гнездо, и в этом гнезде торчал маленький черный цилиндр с огромным веером длинных разноцветных перьев. Похоже, ракета была совершенно неуправляема, ее носило во все стороны, разворачивало, кидало на полпути назад, переворачивало колесом, шмякало об пол и подбрасывало чуть ли не к потолку… В таком темпе жить нельзя. Сгоришь к черту в плотных слоях атмосферы.
