— Долго сегодня бегала?
— М-м! — откликалась Вера. Это означало «еще бы, иначе разжиреешь на таких харчах».
— Опять кто-нибудь погнался?
— М-м. — Это означало: «давай сегодня не будем о неприятном».
— Пострадавшие есть?
— М-м-м… — Это означало: «загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?»
— Вер, а тебе их жалко не бывает?
— М-м? — удивилась Вера.
Это могло означать и «я не практикующий врач», и «ты что, кушать расхотела?», поэтому тезка быстро сменила тему:
— Представляешь, Вер, мелкая что заявила? Говорит, что когда вырастет, будет похожа на тебя, а не на меня!
— М-м, — откликнулась Вера. Это означало: «не ври, у тебя нормальный ребенок, а ты, как всегда, подозреваешь ее во всяких гадостях, да еще и посторонним это рассказываешь».
— Да нет, это она меня так дразнит, наверное, — неуверенно сказала тёзка.
— М-м. — Это означало: «и шутки у тебя дурацкие».
Они почти всегда таким образом беседовали на светские темы. Тёзка любила побеседовать на светские темы, особенно если собеседник молчал. Но если не отвечали на вопросы, все-таки обижалась. Верино «м-м» с разной интонацией было более чем достаточным ответом на любой ее вопрос. Интонацию даже незнакомого человека она улавливала мгновенно и понимала безошибочно, а Верину интонацию считала на редкость выразительной. Собственно, именно за интонацию тёзка и сосватала Вере подработку — на телефоне доверия.
Во время обеда тёзка всегда молчала, потому что не находила слов. Даже она слов не находила! А, наевшись — и за неделю страданий на полуфабрикатах, и на неделю вперед, — опять перебралась на диван, прихватив с собой чашку с чаем и коробку турецкого лукума. Посидела, похлопала сонными от обжорства глазами, подышала открытым ртом и лениво заявила:
— Сейчас я тебе про клиентов расскажу.
— Рассказывай, — согласилась Вера. — Я внимательно слушаю.
Теперь пусть рассказывает. Теперь и послушать можно, и даже внимательно. Сытая тёзка была существом мирным и даже благодушным, на Веру почти не орала, почти ни в чем не обвиняла и грубые слова почти не говорила. И говорила почти по существу. Без психоанализа. Почти.
— Значит, так, — начала тёзка. — Сначала — Константин Сотников. Решил, что разговаривает с тобой. Извинился за то, что так напугал тебя утром. Хе… Ты что, правда испугалась?
— Не отвлекайся, — попросила Вера.
— Понятно. Хе… Я его простила. Он очень переживает за твое здоровье. Спрашивал, не простудилась ли. Я на всякий случай немножко покашляла. Тут же предложил привести врача, принести мед, малиновое варенье, горчичники и какие-нибудь таблетки. Это он так сказал — «какие-нибудь». Очевидно, ничего в этом не понимает, поскольку самому лечиться не приходилось, значит — здоровенький… Вер, давай варенье — тебе, мед — мне, а горчичники пусть на всякий случай полежат.
— Давай, — согласилась Вера. — А куда он все это принесет? В психдиспансер?
— Да, неувязочка, — немножко огорчилась тёзка. — Жаль. В кои веки встретишь такие бескорыстное сочувствие! Хе… Между прочим, он спросил, сколько денег мне надо… То есть тебе. Кого ты мне подсунула, а? С моими долгами — и такие вопросы выслушивать! У меня нервы все-таки не железные! Я чуть не ляпнула, что ссуду уже потратила, а шубу надо сейчас искать, пока к зиме не подорожали…
— Фигня, — перебила Вера. — Дубленку мою поносишь, она без движения второй год висит… Тебе же она нравится? Ну вот. А я ни разу так и не надела. Мне в куртках удобнее.
— Ой, Верочка, — растрогалась тёзка. — Ой, правда? Ой, золотая ты моя… А что она мне длинновата — так это даже хорошо. А рукава завернуть можно, такие манжеты будут роскошные… Ка-а-айф! А деньги я тебе постепенно, частями, это ведь ничего?.. Так. Ага. Опять ты разговор в сторону уводишь. О чем там было-то? Ну да, деньги. Он, значит, спрашивает, сколько мне денег надо. А я не знаю, что говорить. Сказала, что это не телефонный разговор. Он говорит: ну да, надо встретиться на нейтральной территории, все обсудить спокойно. Можно даже при свидетелях с обеих сторон, если я захочу… То есть ты захочешь. Вер, что за деньги, а? Ты ж меня не предупредила ни о чем. Он мне — деньги, а я уклоняюсь. Вер, с какого перепугу он тебе платить надумал? Особого сексуального интереса я не заметила. Очень деловито говорил, прям как на встрече с партнерами по бизнесу. Но вроде бы заискивал. Он из деловых, да? Сильно крутой? А от тебя-то ему чего надо?
— Ребенка, — неохотно сказала Вера. Да что теперь, все равно тёзка докопается. — То есть генетический материал. Суррогатную мать он найдет. А от меня — одна клетка. За хорошие деньги. Больной.
— Ага, — согласилась тёзка, немножко поразмышляла и подытожила: — Значит, мед и варенье пусть в психдиспансер сразу и захватит. Вер, а я сказала, чтобы он завтра перезвонил, где-нибудь после обеда. Ты ж завтра с двенадцати на телефоне? Ну вот, успеешь подготовиться, если что. В крайнем случае скажешь, что тебя нет. Он голос не узнает, со мной-то говорил, как с тобой. Или все-таки поговоришь? Поговорила бы, а? А я бы послушала. Хе…
— А профессиональная этика? — с упреком спросила Вера. — А врачебная тайна? А клятва Гиппократа?
— А чего тогда ты их всех ко мне посылаешь? — обиделась тёзка.
— Почему это — всех? Далеко не всех, даже меньше половины, — неосторожно ляпнула Вера, но заметила, что тезка начинает серьезно обдумывать информацию, и быстро сменила тему: — Да, кстати о зиме… Я в магазине на бульваре шали видела. Очень неплохие, и недорого, и выбор… Можно к дубленке подобрать что-нибудь. И перчатки сразу в тон. Да и сумку какую-нибудь интересную, может, и мелочь какую-нибудь… Сходим вместе? Мне надо и себе чего-нибудь присмотреть. Часы опять потеряла. И заколку…
— Во! — обрадовано вспомнила тезка. — Заколка! Это второй.
— Ты о чем?
— О клиентах. Второй позвонил почти сразу после первого, назвался водителем, сказал, что нашел заколку в цветочках, решил — надо отдать. Я сказала, что мне она даром не нужна… В смысле — тебе. Потому что я как раз собиралась стричься покороче… В смысле — ты собиралась. Ты же собиралась? Ну вот. Клиент под кодовым именем Водитель тоже очень озабочен моим… твоим здоровьем. Мне он понравился. Говорит искренне, хоть и смущается… Впрочем, может, чего-то побаивается. Пытался объяснить, что не знал, что так получится. Уверял, что никто ничего такого, так что пусть я ничего не думаю… то есть ты. Еще хвалил Константина Дмитриевича, просто очень хвалил: такой серьезный человек, самостоятельный, ответственный, обеспеченный, и еще ни разу никого не кинул. Просил меня… тебя его понять и не опасаться. Вер, а этот водитель — он какой вообще? Ты заметила?
— Водитель он хороший. Но рискует иногда не по делу. А что?
— Да нет, я так просто, — уклончиво сказала тёзка. — Интересный случай: человек заколку нашел и решил вернуть. И о здоровье беспокоится. Заботливый…
Вера подняла брови и задумчиво уставилась на тёзку. Та заметила и без паузы продолжила уже совершенно другим тоном:
— Третий — тоже интересный случай. В своем роде. Не поздоровался, не представился, сразу на «ты»… Ты, говорит, к Сашке в больницу зайди. Он, говорит, велел передать, чтобы зашла. Я же не в курсе, что там как… На всякий случай вежливо спрашиваю: а почему сам не позвонил? Почему через посторонних передает?… Так этот грубиян, как начал пылить! Я, говорит, не посторонний, а друг, а ты, говорит, в несознанку не уходи, человек, говорит, из-за тебя изувечился, а ты, говорит, сама его мобилу утопила, откуда, говорит, ему звонить, ему, говорит, с койки незнамо когда встать разрешат, может, говорит, даже операцию делать будут, подумай, говорит, как сейчас ребенок переживает… Друг мне не понравился. Грубый. И тон такой приказной: травматология в «скорой», седьмая палата! И трубку бросил. Я расстроилась. Человек изувечился, «скорая», ребенок… Сначала даже испугалась: вдруг это ребенок пострадал? Хотела уже тебе звонить. Но тут этот Сашка сам позвонил. Говорит: Вера, это Александр, я тут у
