то…
– То-то и беда, что ужас какой-то, – насмешливо подхватила мать. – Ты башкой-то не верти, шею свернешь. Вон Ксения-то, от пруда идет… Скоро свадьба-то?
– Скоро, – не думая, ляпнул Алексей. – Очень скоро. Или даже еще скорей… – Он услышал ехидный смешок матери, оглянулся, встретил ее веселый и насмешливый взгляд и тревожно предупредил: – Ма, ты не очень-то… Ты смотри при Ксюшке чего не скажи…
– Ты про меня и вовсе что попало думаешь! – возмутилась она, все так же смеясь глазами. – Я, небось, не глупее некоторых.
– Ма, я серьезно, – почти угрожающе сказал Алексей, оглядываясь на подходящую Ксюшку. – Без всяких шуточек, пожалуйста.
– Да ведь не дура я, – начала мать, тоже оглядываясь на Ксюшку. Хотела еще что-то сказать, но махнула рукой и отвернулась – Ксюшка была уже рядом.
Ксюшка была в мокром от купальника пестром ситцевом сарафане, на шее из-под белой косынки выбивались потемневшие от воды кольца волос, к босым загорелым ногам прилипли травинки, в одной руке она держала босоножки, а в другой – большой и очень нарядный пластиковый пакет, разрисованный черными и золотыми иероглифами. Алексей смотрел на ее загорелую румяную мордашку и чувствовал, как опять расплывается в счастливой до идиотизма улыбке. Господи! Почему они ни разу не встретились здесь раньше? Два года, целых два года он бывал в Колосове чуть ли не каждый день, а она – каждое лето по месяцу и даже больше, и за все это время ни разу не встретились! Сколько времени потрачено даром… Это несправедливо.
– Ссора? Спор? Воспитательное мероприятие? Избиение младенцев? – строго заговорила Ксюшка, переводя взгляд с Алексея на его мать и обратно. – Ну-ка, признавайтесь как на духу! Оба и сию же секунду! А то я за себя не ручаюсь.
– Он меня за дуру держит, – не обращая внимания на предостерегающий взгляд Алексея, пожаловалась мать.
– Не может быть, – категорически заявила Ксюшка. – Мы этот вопрос недавно уже провентилировали. Выяснилось, что Леший пошел не в родителей, а в каких-то отдаленных предков. Это бывает – родители умные, а дети… э-э-э… ну, разные. Наука бессильна.
Алексей поймал быстрый взгляд матери. Такой довольный-довольный взгляд. Будто ее родного сына только что не дураком обозвали, а незнамо как похвалили. Ай да Ксюшка, и его суровую родительницу охмурить успела. Ай да мать, соображает, кому можно позволить себя охмурить. Ай да я, знал, у какой матери родиться и какую Ксюшку встретить. Он отвернулся, пряча свое сияющее, как в рекламе зубной пасты, лицо, и увидел Ксюшкину бабушку, которая спешила к ним, прижимая к себе огромный термос, расписанный красными маками.
– Ну, это уже перебор, – испуганно сказал Алексей, оборачиваясь к Ксюшке. – Это уже я не знаю, как называется! Мы же его просто не довезем по такой дороге! Он же на первой кочке – вдребезги…
Ксюшка оглянулась, увидела бабушку с термосом в обнимку и ахнула:
– Леш, помоги ей! В него полведра влазит, а она наверняка под завязку нагрузила…
И он кинулся отбирать у тети Кати тяжелый, как торпеда, термос и послушно поволок его к машине, на ходу без всякой надежды пытаясь отбояриться от такого гостинчика.
– Алешенька, ты не сердись, – виновато говорила тетя Катя, семеня рядом и искательно заглядывая ему в лицо Ксюшкиными теплыми глазами. – Не в руках же нести, правда? Машина лишние пять килограммов и не заметит… А уж Вера как рада будет! Да и Игорек сладкое любит, я знаю, я видала, как он на новоселье торт кушал. И мальчики…
– Так тут что – торт, что ли? – удивился Алексей.
– Ну да. Безе с орехами. И еще мороженого немножко, Ольга позавчера привезла. Тридцать штук, ну куда нам столько?
– Верка обрадуется, это точно. – Алексей представил, каким голосом Верка будет выражать свой восторг, и заранее ужаснулся. Одна надежда, вот бы они с Игорешей обожрались мороженого и охрипли… – Теть Кать, так ведь термос разобьем. Дорога-то…
– Так он не бьется! – убедительно ворковала тетя Катя, подталкивая его к машине. – Он специально так сделан, чтобы в дорогу брать. Правда-правда. Скажи, Ксюш! Это Ксюша из Америки привезла…
Опять эта Америка. Наверное, теперь до конца жизни при любом упоминании Америки у него будет портиться настроение. Или это потому, что он сам там не был? Завидует. Он такой, он завистливый.
– Ну, все, что ли? – Алексей полез в машину и вдруг заметил своего отца и Ксюшкиного деда, стоящих рядом невдалеке, похожих почти как близнецы, если не считать цвета волос. Когда-то это уже было. Давным-давно, сто лет назад.
– Алешенька, ты поосторожней… Не очень гони, ладно? – сказала Ксюшкина бабушка, глядя тревожными глазами.
И это уже было.
И Ксюшка сидела рядом с ним в пестром сарафане, и все вертела головой, оглядываясь назад, пока машина не нырнула в первый лесок. Вот скоро Степанида встретит их на дороге, и он остановит машину, и откроет дверцу, и протянет Степаниде морковку, а Ксюшка, затаив дыхание, прижмется к его спине, заглядывая через плечо и щекоча шелковым колечком душистых волос его щеку… Все это было сто лет назад, и сегодня обязательно будет, потому что он этого ждет.
– Леш! – неожиданно сказала Ксюшка громко и натянуто. – Леш, я с тобой поговорить хотела.
– И я с тобой, – с готовностью откликнулся Алексей, но сердце его почему-то тревожно трепыхнулось в ожидании каких-то неприятностей.
– Да… – Ксюшка поерзала на сиденье, не глядя на него, покашляла и тяжело вздохнула. – Только сначала я скажу, ладно?
Он молчал, и она помолчала, опять повздыхала и покашляла.
– Леш, только ты не перебивай пока. А то я и так не знаю, как это все сказать…
Он молчал. Ксюшка глубоко вдохнула и быстро выпалила:
– Леш, я к тебе очень хорошо отношусь. Ну, ты знаешь… Ты мне ужасно нравишься, и вообще ты лучше всех, и к тому же, если бы ты к тете Наде тогда не приехал, может быть, я… То есть, может быть, уже все было бы не так… То есть было бы гораздо хуже… Я даже не знаю, что было бы…
Он остановил машину, но она этого даже не заметила, сидела, опустив голову и сосредоточенно разглядывая свои сжатые на коленях руки, и торопливо говорила, путаясь в словах и явно нервничая.
– Леш, ты знаешь… Ты не знаешь, как я тебе благодарна. Я хочу сказать – ты мне очень помог. Ты, конечно, не понимаешь… Ну, это не важно. Когда Лариса сказала, что мы с тобой похожи, как брат с сестрой, я сразу поверила… В смысле – я как будто вдруг брата нашла, понимаешь? Мне так легко стало, и ничего не страшно, и весело, и главное – ты меня ни капельки не воспитывал, и вообще все всегда понимал, и тетя Надя тебя так любит… Конечно, дело не в этом, но все-таки… Леш, ты ведь понимаешь?
Он молчал, прислушиваясь не так к ее словам, как к своей растущей тревоге.
– Леш, можно сказать, я тебя даже люблю. Даже очень люблю. Жаль, что ты не мой брат. Но это не важно. Я и маму твою люблю. И отца – он на моего дедушку очень похож, правда? Леш, ведь он похож, скажи!
– Да, похож, – невыразительно сказал Алексей, удивляясь, что вообще смог что-то сказать.
– Ну вот! – с облегчением воскликнула Ксюшка и глянула наконец на него. Глаза у нее были круглые, отчаянные и испуганные. – Леш, я тебе друг на всю жизнь. Честно. И даже больше.
– Больше? – повторил он без выражения, хмуро глядя в эти отчаянные глаза.
– Больше! – горячо сказала Ксюшка и тут же отвернулась. – Леш… я знаю, что я тебе тоже нравлюсь. И тетя Надя говорила, и Ольга… Только все равно ничего не получится.
– Чего не получится? – резко спросил Алексей, глядя ей в макушку.
– Ничего, – сказала она обреченно и обернулась к нему. Глаза у нее были виноватые и тоскливые. – Леш, ты ведь понимаешь… Не надо меня запутывать, я и так говорю не так, как хотела. Только все равно сказать надо, а то нечестно получается. Если ты вдруг влюбишься… и думать будешь… то есть надеяться… Вот я и хотела предупредить, пока не поздно.
