Эдвина заплакала от счастья. Девочка мяукнула. Я улыбнулся.
В тот вечер я стоял в одиночестве у входа в больни-цу, курил сигару, которую дал мне Ал, и с удовлетворе-нием смотрел, как серебряные кольца поднимаются в холодном темном воздухе. Городской шум казался живым и объемным, он окружал меня. Это была жизнь.
— Привет, доктор Якобек! — услышал я голос Ала. Он был возбужден, все время улыбался и хлопал меня по спине.
Я пожал плечами:
— Я всего лишь взял подачу.
Дядя обнял меня за плечи. Теперь ему приходилось тянуться вверх, чтобы сделать это.
— Заткнись, сержант! Ты можешь принять благо-дарность? — Он посмотрел на меня с мрачной нежнос-тью. — Я благодарю тебя, Эдвина благодарит тебя, и твоя новорожденная двоюродная сестра тоже благода-рит тебя.
— Не говори Эдвине, но я надеюсь больше никогда не увидеть ее промежности.
Ал смеялся до слез.
— Идем внутрь. Мы хотим кое-что сказать тебе.
Идя рядом с ним, я искоса поглядывал на него. Мы поднялись на лифте в родильное отделение. Эдвина устало улыбнулась мне с постели в своей одноместной па-лате. Она прижимала к себе дочку, завернутую в одеяло. Ал сел на край кровати рядом с ними. Я остался стоять почти по стойке «смирно». Они были единым целым. Им нужно было побыть одним.
— Мы только что назвали ее, — сказала Эдвина.
— Отлично, — проворчал я. — Не могу же я обра-щаться к ней «эй, ты!».
Ал и Эдвина обменялись нежными взглядами.
— Ты скажи ему, — попросила Эдвина.
Ал кивнул и посмотрел на меня.
— Ее первое имя Эдвина. Догадываешься, в честь кого?
— Разумно, — согласился я.
— Ее второе имя… Марджори. В честь ее тети, твоей матери.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Я на мгновение отвернулся, потом снова по- смотрел на них.
— Это тоже хорошее имя.
— Но она особенная девочка. Поэтому ей необходимо и третье имя. Так что она будет Николой. В честь тебя.
Мне пришлось снова отвернуться, и на этот раз се-кунды не хватило. Несколько глубоких вдохов — и я смог подойти к ним поближе, чтобы взглянуть на девочку.
— Эдвина Марджори Никола Джекобс, — я впервые произнес вслух ее полное имя и решительно добавил: — Эдди.
— Эдди! — согласился Ал. Эдвина округлила глаза.
— Вы не будете называть Эдвину-младшую просто Эдди!
И она пустилась в пространные рассуждения о буду-щем дочери и о его несовместимости с таким коротким именем, напоминающем о борцах и букмекерах. Ал сидел рядом и терпеливо кивал, а я наклонился и осторожно коснулся пальцем кончика носа Эдди. Я дал ей обеща-ние, что сохраню этот мир безопасным для нее.
Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год. Я стал лейтенантом, только что окончив курсы подготовки офицеров, и одновременно с этим получил степень ба-калавра. Офицер и выпускник колледжа! В этот период жизни я делал все ради маленькой Эдди. Ее рождение и три мирных года, последовавших за ним, заставили меня по-новому себя почувствовать. Я изменился, пусть всего лишь на время.
Ал и Эдвина надышаться не могли на свою дочку, да и я тоже, хотя и по-своему. Она была просто куколкой. Большие голубые глаза, золотисто-каштановые воло-сы — компромисс между белокурыми волосами Эдвины и темно-каштановыми волосами Ала. Как только Эдди начала говорить, она стала звать меня Ники. Я не видел ее иногда по несколько месяцев, но стоило мне по-явиться на пороге, как девочка немедленно бросалась мне навстречу. «Ники!» — кричала она, и я не мог усто-ять, подхватывал ее на руки и прижимал к себе.
— Хороший у вас ребятенок, — небрежно говорил я Алу и Эдвине.
Но их было не обмануть.
— Увольняйся из этой чертовой армии, — внушал мне Ал. — Найди жену, обзаведись домом. Ты же лю-бишь детей. Задумайся о том, чтобы завести собствен-ных.
Но ничего подобного в моих планах не было. Я спал с такими женщинами, которые быстро двигаются по жизни, оставляя позади руины. С ними я умел обращать-ся. Я их понимал — они стремились быть абсолютно независимыми. И потом, я и представить не мог, что у меня появятся свои дети, которых надо будет оберегать. Ребенок заслуживает безоглядной любви и преданнос-ти. Я боялся полюбить кого-нибудь настолько сильно. Эдди и без того подобралась ко мне слишком близко.
Ал и Эдвина частенько пытались уговорить меня распрощаться с армией и жениться, но не менее часто они заговаривали теперь и о переменах в их собствен-ной жизни. В работе Ала началась тяжелая полоса. Вес-ной того года известного чикагского судью обвинили в получении взяток. Ал помогал собирать доказательства его вины. Мой дядя работал под прикрытием, выполняя поручение министерства юстиции. Это началось почти сразу после рождения Эдди. Эдвина была бы рядом с ним, если бы не ребенок.
— Один из нас должен остаться в живых ради Эдди, — говорила она.
Коррупция представлялась мне огромной вонючей лужей. Судьи, клерки, офицеры полиции, адвокаты — все оказались ворами.
— Они компрометируют систему и угрожают непре-рекаемости закона, — заявил Ал. — Предстоит немало поработать, прежде чем мы разгребем все завалы. Двадцать-тридцать весьма влиятельных персон, скорее всего, пойдут под суд прежде, чем мы закончим.
— Тебя же могут убить, — заметил я. — Я бы не уди-вился, если бы кто-нибудь догадался, что ты и есть ос-ведомитель.
— Кто, я? Я всего лишь мягкосердечный судья. Я не стою таких хлопот.
В то лето кто-то подсунул записку под дворники его седана, который Ал все-таки купил после многолетней приверженности автобусам и метро. В ней было сказа-но: «Ты умрешь, подлая любопытная крыса!»
Я договорился об отпуске и приехал к ним на месяц. Каждое утро я провожал Эдвину и Ала, сажал их в такси и ехал с ними до здания суда, каждый вечер был с ними рядом, когда они возвращались домой. В течение дня я сидел на лавочке через дорогу от детского садика, куда днем отправлялась Эдди.
— Это просто смешно, Ник, — мягко выговаривал мне Ал. — Тебе не о чем беспокоиться. Нас защищает полиция. И потом, это была всего лишь пустая угроза.
— Угрозы никогда не бывают пустыми.
— Послушай, я сумею о себе позаботиться. Ты при-глядывай только за Эдвиной и Эдди. В эту субботу мне придется поработать. Отведи их в парк.
— Думаю, им будет лучше остаться дома. Но Ал не согласился со мной.
— А я думаю, что ты и сам не захочешь просидеть весь день взаперти с неугомонной трехлетней малыш-кой и скрежещущей зубами Эдвиной, которая сходит с ума от тревоги за меня.
Поэтому мы и отправились в парк.
День был жарким и ясным, листва деревьев в парке шелестела на ветру, а я дергался при каждом шорохе. Эдди играла в песочнице, смеялась, поглядывая на нас с Эдвиной. Мы сидели на скамейке недалеко от нее., Я держал руку в кармане, не выпуская маленький авто-матический пистолет.
— Мне бы хотелось иметь больше власти, — задум-чиво сказала Эдвина. — Нам с Алом никак не удается изменить жизнь. А ведь мы поклялись сделать именно это.
— Не понимаю, почему вам до всего есть дело.
— Мою мать и моих сестер не интересует ничего, кроме очередного визита в косметический салон. Бизнес, который принадлежит моей семье, потогонный; Хэбершемы эксплуатируют своих рабочих, как хотят. Я пообещала себе, что никогда не стану такой, как они. Но последние несколько лет мне кажется, что я
