выстроились на чердаке, а их место заняли новые конструкции с затемненными пуленепробиваемыми стеклами и очень прочными рамами.
Эдди стояла у одного из таких окон рядом со мной и грустно смотрела на улицу.
— Какой наивной маленькой девочкой я была! — тихо сказала она. — Эта прекрасная Долина ничем не отличается от остального мира. Все зависит только от моих ощущений. И безопасность в том числе.
Я обняла ее.
— Мы должны носить нашу безопасность с собой, как черепаха носит свой панцирь. Наш дом там, где мы сейчас, и мы должны верить, что у нас есть все, чтобы чувствовать себя защищенными.
Эдди слегка улыбнулась.
— Но вы никогда отсюда не уезжали. Я улыбнулась в ответ,
— Яблоки трудно везти на черепашьем панцире. Она уткнулась мне в плечо.
— Что нам с Дэвисом теперь делать? Еще раз все хорошенько обдумать? Изменить наши планы?
— Нет. Живите, отдыхайте и ждите ответов. Потому что яблони иногда говорят с нами.
— Хаш! — Эдди посмотрела на меня с укоризной.
— Именно так. Они говорят.
Эдди вздохнула. Тогда я попытаюсь услышать. Она положила мою руку к себе на живот. Я почувствовала, как мой внук удовлетворенно пошевелился. Малыш был в безопасности внутри нашего панциря.
Я сидела на пороге старого амбара. Была холодная звездная ночь. Разумеется, Якобек тут же выследил меня и сел рядом.
— Я не могу дышать в доме, — сказала я.
Месяц и миллионы ярких звезд заполняли темный купол неба. Ни одного огонька на вершинах гор. Мы были одни на планете — он, я и тяжесть молчаливого ужаса, от которого меня бросало в дрожь.
— Я не знаю, что мне делать, Джейкоб.
— Нет, знаешь.
Я думала, он сейчас скажет: «Расскажи мне о том, что ты скрываешь», но Якобек только обнял меня, не говоря ни слова. Он гладил меня по волосам и молчал, лишь прижимая все крепче к себе. И мы поцеловались. Это было так просто, так естественно, как эта ночь, и так же сложно, как звездное небо. Чувство ужаса снова забралось мне под кожу. Все старинные поговорки жителей гор, все суеверия, старые и новые, не могли развеять этого чувства.
— Чтото страшное надвигается на нас из этой темноты. — Я кивнула в сторону мира, отделенного от нас горами. — Чтото ждет своего часа.
— Я знал об этом всю мою жизнь, — ответил Якобек.
Я всегда продавала яблоки, словно они были оберегающим нас талисманом, которым я откупалась от мира за пределами моей Долины. Но по ночам мне снились ужасные деревья, выраставшие из тех семечек, которые сажала не я, и я не могла знать, какие плоды они дадут. На меня накатывали страхи и отступали. Это было предчувствие. Мир посягнул на все самое дорогое для меня. И угроза исходила не от тех, кто ненавидел нас, — нет, она поднималась из прошлого. Ни ограда, ни охрана, ни оружие не могли этому помешать. Я смотрела на телефоны, словно они могли убить меня без предупреждения.
Это случилось за несколько дней до Рождества.
Глава 17
Я чувствую, когда женщинам больно. Не нужно быть сверх меры проницательным человеком, чтобы понять, когда мучается другое человеческое существо. Но, учи-тывая мое прошлое, я куда более опытный эксперт, чем большинство мужчин. Я сразу понял: случилось нечто такое, что ударило Хаш больнее, чем все ее остальные секреты.
Я лежал на кровати в своей комнате, как раз над ее спальней, когда услышал, как у нее зазвонил телефон. А потом она мерила шагами комнату несколько часов подряд. Я тоже встал и принялся шагать взад и вперед, но половица подо мной скрипнула, и Хаш замерла.
Она слышала меня, а я слышал ее.
Но Хаш не попросила меня о помощи. А я не знал, как эту помощь предложить. И нуждается ли она в ней, я тоже не знал.
— Черт побери! — выругался я шепотом.
В ту ночь я спал мало и на следующее утро двигался недостаточно быстро. Я не успел поговорить с Хаш до того, как в кухню спустились Эдди и Дэвис. Дэвис при-готовил завтрак для Эдди. Хаш приготовила завтрак для Дэвиса и для меня. После завтрака нам с Эдди предсто-яло мыть посуду — у нас четверых уже была своя систе-ма. Всего за несколько месяцев мы стали семьей. Я даже не пытался говорить с Хаш о том, что это время значило для меня.
— Я еду в Чаттанугу, — объявила Хаш. — Вероятно, я не вернусь до завтрашнего утра.
— Ты хочешь навестить Эбби? — спросил Дэвис.
Мне показалось, что поведение матери его не удив-ляет. Даже то, что Хаш уедет с фермы на целый день по-среди рабочей недели, когда ее родственники будут суе-титься в Амбарах, отправляя последние заказы.
— Да. У нее какие-то проблемы с мужем. Я должна поехать.
Хаш поцеловала Эдди в макушку, взъерошила тем-ные волосы Дэвиса, обошла меня стороной, как чумно-го, и вышла из кухни.
Я сидел, молча глядя в тарелку с оладьями, которые Хаш испекла специально для меня. Потом спросил:
— Кто такая Эбби?
— Она старый друг моих родителей. Муж Эбби и мой отец увлекались гонками и там подружились. У ее мужа много денег. Очень много. Он был инвестором па-пиной команды.
Дэвис принялся за свои оладьи, а Эдди потянулась за плошкой с хлопьями. Одна ее рука лежала на значи-тельно подросшем животе, словно защищая младенца. Накануне она предложила мне послушать, как двигает-ся малыш. Я поднес было к ее животу изуродованную уку, но потом одумался и положил ей на живот другую, не хотел пугать маленького.
— Он уже научился кун-фу, — сказал я тогда, почувствовав, как малыш шевелится.
— Ой, Ники, ты милый старый вояка! — Эдди рассмеялась и обняла меня.
— Значит, они давно знакомы? — продолжал я расспрашивать Дэвиса.
Он поставил между нами каменный кувшинчик с сиропом, словно отметил незримую границу. Выражение его лица без слов говорило: держись подальше от дел моей матери.
— Мать всегда верна своим друзьям. Она бросает все и едет, если нужна Эбби.
«Нет, — сказал я про себя. — Она бросила все и поехала после того, как Эбби позвонила ей среди ночи и предупредила о чем-то».
Миновав горы, почти у самой границы штата Теннесси, я купила себе кофе и яблоко в магазинчике на автостраде, села в машину и на минуту закрыла глаза. Потом откусила яблоко, только чтобы напомнить себе самой, что мир за пределами Долины не обладает защитной магией. И действительно, никакого взрыва сладкого вкуса на языке я не ощутила. Я уехала из своей Долины и теперь могла есть только обычные яблоки, ожидая, пока меч господень обрушится на меня и мою семью.
В лучшие дни я любила Чаттанугу. Исторический старый город был памятником вековому наследию Юга, но не старине как таковой. Мои друзья превратили разваливающиеся склады на берегу реки Теннесси в ряды ресторанов и магазинов. Сверкающая стеклянная крыша Аквариума сияла неподалеку, возвышаясь над рекой.
Мы с Эбби встретились на верхнем этаже Аквариума. «От гор к океану», — гласила надпись на экране обучающего дисплея. Горная среда обитания пахла лавром и мхом, камнями, водой и землей. Выдры играли в каменном гроте. За стеклянной стеной черепахи, форель и широкоротый сом плавали в быстром ручье среди огромных поваленных деревьев. Эта часть Аквариума всегда напоминала мне о Долине — дикой, но защищенной.
— Хаш! — прошептала Эбби и заплакала.
Мы крепко обнялись. Она была на десять лет моложе меня, но мы были похожи. Обе с рыжеватокаштановыми волосами, зеленоглазые, высокие, но не хрупкие. На этом сходство кончалось. Ее
