— Почему? Чтобы иметь любовницу под рукой? На мне свет клином не сошелся — есть куда более доступные претендентки на место в твоей постели!
— Ну, зачем же сразу так? Грубый цинизм — совершенно не твой стиль.
— Мой стиль, не мой стиль… Что ты знаешь об этом! Мы не виделись сто лет! Как пришло тебе в голову похитить чужой паспорт? Мой отец попросил тебя об этом? Его желания для тебя гораздо важнее, чем мои?
— Просьба твоего отца не главная причина.
— А что тогда?
— Мое собственное желание. Нам с тобой давно пора провести какое-то время вместе.
Вот это уж действительно совсем не в стиле Симмонса — заставлять человека что-либо делать вопреки его воле. Будучи мужем, он считал, что в семье каждый сам принимает решения и не вмешивается в профессиональную жизнь другого.
— Прошу прощения, что действовал против твоей воли. Я-то думал, что тебе здесь понравится.
— Мне не может нравиться то, что меня заставляют делать насильно! Почему ты украл мой паспорт?
Адам усмехнулся.
— У тебя страсть к преувеличениям. Я не крал твой паспорт. Я взял и… скажем так, не торопился тебе отдать.
— Но почему?
— Мне хотелось, чтобы ты была рядом со мной. Всегда хотелось. Не нравятся мне пустые дома и пустые гостиничные номера.
— Неужели? — язвительно заметила Селма. — То-то ты не вылезал из командировок! — Она швырнула его паспорт в ящик, а свой положила в карман.
— Разъезды — часть моей работы. Знаешь, что мне больше всего нравилось в моих командировках?
— Быть одному?
— Больше всего, Селма, мне нравилось возвращаться домой, к тебе.
У женщины болезненно сжалось сердце. Злости как не бывало.
— Да, я мечтал, как переступлю порог дома, застану тебя на нашей кухне в разгар приготовления праздничного ужина, — мягко произнес Адам. — Дом полон лилий или роз или чего-то там еще, что так приятно пахнет. Я бросаюсь к тебе, хватаю в объятия. Упоительное ощущение: ты моя и только моя. До поры до времени все так и было. Ты ждала меня, готовила наш дом к моему приезду. Ты любила меня, радовалась, когда я возвращался домой. А я… чувствовал себя тогда самым счастливым человеком на земле.
Горечь и мука отразились на лице женщины. Слезы выступили на глазах.
— Так почему же ты ничего не говорил мне о своих чувствах?
Вопрос явно удивил Адама.
— Но ты ведь знала об этом. Правда же знала?
— Когда-то думала, что так оно все и есть, а потом… — Она остановилась, судорожно вздохнула и села на край постели.
— Что потом?
Селма закрыла лицо ладонями.
— Потом… Помнишь, я однажды уехала навестить своих родителей? Ты вернулся, не застав меня дома… Мы поговорили по телефону… И что-то между нами случилось, не знаю даже, как определить это.
— Что же все-таки случилось? — нетерпеливо спросил он. — Никогда не мог понять этого…
Селма сделала глубокий вдох.
— Я подумала, что тебе все равно, бываю я дома или нет. Ты ничего не говорил о том, что скучаешь без меня, что хочешь видеть меня дома постоянно.
— Но твоя мама заболела. Мог ли я тогда думать о себе и своих желаниях? Кроме того, мы же с тобой договорились, что не будем ограничивать свободу друг друга.
Селма прикрыла глаза.
— Мне надо было знать, что я нужна тебе. И надо было слышать это от тебя. Но ты молчал. И ни разу не сказал, о чем думаешь, что чувствуешь!
— Бог мой, Селма! — растерянно воскликнул Адам. — Я…
Но не успел закончить фразы — а дверью раздался взволнованный голос. В следующий момент дверь распахнулась и на пороге спальни появилась Роза. По испуганному лицу женщины было ясно, что произошло что-то серьезное. Она показывала рукой в сторону сада, не переставая причитать. Адам и Селма выбежали вслед за плачущей женщиной. Ахмед лежал на траве, неестественно выгнув ногу, из которой текла кровь.
— Чем могу помочь? — спросила Селма. — Принеси полотенце или что-нибудь еще, чем можно перевязать рану, — коротко бросил Адам.
— Артерия не задета? — спросила Селма, вернувшись из дома со всем необходимым.
— Слава Богу, нет, но от этого не легче. Рану надо обработать. — Адам быстро и ловко перевязал ногу раненому.
— Как это произошло?
— Он споткнулся и упал вместе с топориком в руке. Помоги мне довести его до машины. Надо ехать в больницу.
Они посадили садовника на заднее сиденье машины. Роза села впереди, рядом с Адамом. Тот жестом дал понять Селме, чтобы она тоже поехала с ними, и объяснил свое решение:
— Не хочу оставлять тебя одну в доме, где нет даже телефона.
На препирательства не было времени, и Селма втиснулась в машину.
Они доехали до дома Кристоферов, откуда предстояло созвониться с врачами больницы. Селме было указано оставаться в обществе очаровательной миссис Кристофер, которая, судя по всему, была рада гостье.
Селма почувствовала себя ребенком, которого оставили под присмотром няни. Ныла рука от занозы, которую так и не вынули. Но ничего, это подождет.
Инди сначала не было — играла где-то в теннис, но минут через двадцать появилась. Кстати, прекрасно смотрелась в белом теннисном костюме. Втроем они выпили чаю, после чего мать ушла на кухню, а дочь осталась с гостьей. Инди держалась холодно, но вежливо. После очередной затянувшейся паузы она все-таки решилась на какое-то важное признание. Сделала глубокий вдох и заявила:
— Считаю, что тебе надо кое о чем знать. Для меня не секрет, что ты влюблена в Симмонса.
Вот так-так! Ну и заявление!
— Неужели? — не без насмешки спросила Селма.
— Да. Ты как-то сказала, что для тебя это просто временное… увлечение. Но я не слепая. Когда вы были у нас в субботу, я видела, как ты смотрела на этого человека.
Какого черта! Не много ли себе позволяет юная леди!
— Мои отношения с Адамом тебя не касаются, и я не намерена их обсуждать.
— Пусть так, — промолвила Инди. — Однако для тебя же будет лучше, если ты откажешься от своих планов насчет Симмонса.
— Что-то подобное ты уже говорила раньше. Только вразумительно не объяснила, почему же я должна это сделать?
— Потому что он больше никогда не женится.
— Откуда тебе это известно?
Инди невесело рассмеялась.
— Да уж поверь на слово. Он не женится даже на мне, а я люблю его уже давно. — Слезы блеснули в глазах девушки. — Просто не могу понять, что эта женщина сделала с ним!
Эта женщина? Ах, его жена! То есть она, Селма…
— И что же она сделала с ним?
