Кодекс поведения

если они снисходили до того, чтобы сделать какой-нибудь жест, были пустыми и бессмысленными. — Налоговое преимущество, — повторил Лэнгли, — экономия денег.

— А-а… — Тсеша расправил пальцы. Сморщенные, покрытые возрастными пигментными пятнами. Он потрогал тонкий шрам у основания большого пальца на левой руке — напоминание о кровавой битве с достойным врагом, теперь давно почившим.

Алерин — ритуальное сражение, привселюдное объявление взаимной вражды. Сколько таких битв было у него за спиной, в которых он отстаивал свои убеждения. Его руки, грудь, плечи были сплошь усеяны шрамами. Со временем эти шрамы истончились и поблекли, как, впрочем, и он сам. Он очень постарел, ведь он так долго ждал.

— Да, — сказал он, сопровождая свои слова особым кивком, надеясь, что Лэнгли правильно поймет скрытый в нем смысл. — Я знаю, люди проявляют к деньгам немалый интерес. В прошлом они неоднократно демонстрировали это народу идомени.

По аудитории снова прокатился вздох, по причинам, известным всем, но не произносимым вслух. В попытке примирения Тсеша показал вице-премьеру зубы — улыбка, человеческий способ выражения самого доброго расположения. Что же они все так скривились?

— Все это мы уже обсуждали, Ни-Ро, — отвечал Лэнгли. Похоже, он и впрямь был очень задет. Играя желваками, он сжал подлокотники кресла.

— Действительно, мистер Лэнгли, обсуждали.

— Сегодня же мы собрались здесь, чтобы обсудить отказ Виншаро заключать контракты со «Стаффель Миттейланген» на установку коммуникационного оборудования в поселении хааринцев под Тсингтао.

— Совершенно верно, мистер Лэнгли.

— Посколькукомиссия мистера Риджуэя одобрила предварительную регистрацию «Стаффель Миттейланген», предоставив ее к рассмотрению на совет хааринцев, я пригласил его, чтобы…

— Подстроить для него ловушку, мистер Лэнгли. — Тсеша ронял свои слова медленно, осторожно, как камни в тихую воду. — И сбить с толку мистера ван Рютера.

Вот так раз! Риджуэй смотрел на него круглыми глазами, не зная, то ли благодарить судьбу, то ли умереть от страха перед тем, что может последовать.

Вот так раз! Лэнгли судорожно вздохнул, усилием воли собрав свой гнев в кулак.

Вот так раз! Остальные присутствующие сидели либо, вперив взгляд в стол, либо глядя поверх голов друг друга, тщательно избегая взглядов друг друга.

Тсеша старательно сжал губы, чтобы, не приведи Бог, они не подумали, что он улыбается. Как же ему нравилось выкладывать вслух очевидную правду, которой люди так тщательно избегают. Их это так шокировало.

— Ни-Ро, я бы сказал, что сейчас не время и не место, но все же…

Тсеша уже не слушал, не обращал внимания на монотонную речь Лэнгли, уж столько собраний кряду он выслушивал одно и то же. Все их аргументы он знал наизусть, как свои молитвы. Люди были бы очень удивлены, узнав, что, если бы выбор был только за ним, Тсеша позволил бы Детмерс-Ньюман и ее прихвостням сопровождать его в этот холодный город, сидеть здесь и слушать, что он говорит этой испуганной толпе. Когда наигранная открытость не помогла, она принялась вынюхивать, выслеживать, вы… вы… Тсешу подвел его английский. Но одно он знал наверняка: в этом случае, как и всегда, о себе заявила кровь. Гизела доказала, что она достойная дочь своего отца Рикарда, в этом нет никаких сомнений. И нет никаких сомнений в том, что он никогда не признает ее.

Он переводил взгляд с одного напуганного лица на другое и наконец остановился на девушке, сидящей рядом с Риджуэем. Как же здесь повела себя кровь? Он попытался внушить этой рыжеволосой девчонке, чтобы она взглянула на него, но она упрямо сидела, опустив ресницы. Анжевин. Что означает это странное имя? Не-дочь-Хэнсена? Как же Тсеше не хватало ее отца и его подруги, работавшей вместе с ним. Его зеленоглазой Джени.

Если б только они были здесь, мы бы показали, как надо проводить совещания! Но блистательного Хэнсена Уайла с его божественными волосами не было в живых, а дочь и в подметки отцу не годилась.

А Килиан… Тсеша опустил глаза на свои рябые от старости руки. Последнее время он часто задумывался о возрасте, смерти. Подобные мысли навевали все эти собрания; вся эта говорильня с трупоподобными людьми могла убить последнюю надежду у любого живого существа. Когда-то он был полон надежд, он видел будущее в своих юных помощниках, но один из них погиб, а другая, если верить его экспертам, которые уже начинали терять терпение, похоже, тоже не имела шансов на то, чтобы оставаться в живых.

Но они так и не нашли тела. И хотя его храм вознес молитвы во славу Джени Килиан, погибшей в огне, Тсеша все же тешил себя тем, что в рассказах человеческих Солдат, которые были свидетелями взрыва, он уловил нотки сомнения, и Тсеша ухватился за эту надежду, как за сухую ветку, торчащую из песчаной стены. Неужели огонь убил его девочку? Вера в то, что это не так, крепла с каждой сводкой новостей, которую он брал в свои старчески дрожащие руки. Он молился, чтобы это было не так, во время каждого из шести ежедневных причастий. Вкушая священную пищу, он просил богов, чтобы они вняли его молитвам. Прошу, верните мне мою Кьершу, горячо молил он, не обращая внимания на Лэнгли, бубнившего свои заученные фразы, верните, пока они не похоронили меня здесь.

А когда его капитан, его девочка вернется к нему… Вот тогда, тогда они еще побеседуют!

Глава 8

Джени прошла за Стивом в обеденный зал и молча ждала, пока он выбирал место. В подобных случаях она, как правило, не задумывалась. Если вы без сопровождающих, выбирайте одноместный столик в затененном углу и садитесь лицом к двери. В свое время дотошные инструктора тщетно пытались втемяшить эту непреложную истину в голову своей непутевой ученицы. Та же, как прирожденный инспектор, считала своим долгом садиться так, чтобы в поле зрения попадала касса и можно было наблюдать, как кассир обращается с деньгами.

Но за восемнадцать лет Службы это презренное правило стало ее второй натурой, данью постоянному ощущению опасности пусть не всегда острому, но прочно укоренившемуся в сознании Джени.

Тут же был особый случай. В отличие от длинных столов со скамьями, с которыми приходилось иметь дело в дешевых общественных столовых, здесь столики были небольшими, круглыми или квадратными, каждый накрыт серебристой скатертью и украшен вазой с живыми цветами. У каждого стола — не более восьми стульев с подвижными спинками. В этом богатом зале с многоярусным прозрачным потолком и широченными окнами в стенах легко разместилась бы тысяча человек. Сейчас он был наполовину заполнен, обычный для этого времени дня гул приглушала система шумопоглощения.

— Как тебе это все? — спросил Стив, подойдя к столику, стоявшему у самого окна. Открывавшийся из окна вид запорошенного снегом парка был просто великолепен, но Стив, похоже, имел в виду другие приоритеты. Усевшись спиной к окну, он кивнул Джени на стоявший поодаль столик, за которым сидели шишки из высших правительственных кругов. — Если тут зависнуть достаточно надолго, кого хочешь можно увидеть.

Между тем желудок Джени взывал к ее благоразумию громким урчанием: чего-нибудь, только сейчас. Джени села за стол рядом со Стивом и быстро проглотила одну за другой несколько вилок горячей снеди. Немного утолив голод, она по достоинству оценила аромат жареного лосося и приготовленных на пару свежих овощей и снизила темп. Подобная еда заслуживала уважительного отношения. Это вам не бутерброд в закусочной через дорогу от административного здания Северного Порта.