Но я его не жалел. Он должен был всё это узнать. Иначе, как бы я мог на него положиться?
– Ладно. С войной всё понятно. Расслабься, сказал же, что русские победят. А вот с прочим – полный бардак! Слушай, дружище, самое невероятное. У меня такое впечатление сложилось, что кто-то взял да и к Времени свои ручонки грязные протянул. Всё равно, что с гвоздём к розетке… А, чёрт! Ты ж и розетки-то не видал. Есть такая штуковина, вернее – будет скоро… Вот гвоздём этот «кто-то» и ткнул – ох, заискрило! Может, того поганца и убило сразу, поди знай, а вот по миру – враз неразбериха началась! Времена разные слились, спутались… – Я отхлебнул из фляги, промочил горло. Протянул ему. – Я тебе, Митрич, по секрету скажу. Поплутал я по окрестным лесам, чего только не насмотрелся. Кто там только не бродит! Так что не дивись, ежели наткнёмся на какое чудо в перьях… или в доспехах. Надеюсь, ты былины помнишь? Как наши богатыри с половцами да печенегами воевали. Помнишь, поди. Представляешь, второго дня, перед тем, как тебя на пустыре встретил, наткнулся я ночью на какую-то кочевую орду. Кабы не темнота – истыкали б меня стрелами басурманы, лежал бы ака дохлый ёжик. Да если б только одни они тут блудили… Эх, Митрич, Митрич, как же тяжело тебе обстановку разъяснять! Ты ж и половины слов не знаешь. К тому же – ни прошлого, ни будущего… Для тебя ведь, что «ниндзя», что «матьегозаногу!» – матюк, да и только! Если я тебе сообщу, что ниндзя также где-то по этим окрестностям бродят – разве ты оценишь всю нелепицу сего факта? Или взять первобытных людей… Слыхал про дикарей? Тоже нет?.. Ну да, ты же ещё ни про дедушку Дарвина, ни про дедушку Ленина не слыхал. Короче, в двух словах, – первый доказал, что мы от обезьян произошли; а второй это на деле подтвердил, да назад в стадо согнал.
– Как от обезьян?! – не выдержал Митрич. – Что за срамоту такую говоришь?!
– Опаньки! Задело? От обезьян, дружище, от них, родимых. Дедушка Дарвин столько бумаги извёл, покуда свою теорию накропал. И даже черепушку к черепушке старательно выкладывал… из тех, что учёные-археологи откапывали. Для наглядности, чтобы до каждого Фомы Неверующего дошло. А ты что же, дядя, до сих пор веришь, что от Адама произошёл? Что искра божья в тебе? Чего ж тогда не искришь божественно, а смердишь да со мною по перелескам прыгаешь? Нет, Митрич, искрить мы пока рылом не вышли. Пока только – чесаться да руками размахивать. К чему это, думаешь, я тебе лекцию закатил? Да к тому, что где-то с недельку назад довелось мне сразиться с нашими предками. С этими резко поумневшими обезьянами. С целым стадом. Не доведи господь, я тебе скажу! Вот только до сих пор не знаю как выразиться – убил двух человек… или двух зверей? Да с вождём ихним в поединке сошёлся. Победил… А потом – может пригодится в будущем, – пощадил я его. Ну и скажи – откуда они тут взялись, недалеко от твоего Забродья? Они ж хрен его знает сколько лет тому назад жили. Тыщи и тыщи!
Митрич взирал на меня уже как на полубога. Не иначе, так слушали жители Эллады Геракла, ведущего рассказ об очередном подвиге.
– Ты покуда ничего не говори. Просто слушай и знай – готовиться нам надо к самому худшему. А там уж – как повезёт. Ежели имеется у тебя ангел-хранитель, то сложит крылья над твоей головой и отведёт напасть. А нету – самим попотеть придётся. Может, даже и кровавым потом.
…Вечер застал нас километров за пятнадцать от пустыря, который я по-прежнему называл Забродье.
Пока я говорил – солнце практически зашло, размазывая остатки себя по остывающему небу. Тени уже вовсю хозяйничали на земле, готовясь слиться в сумерки. Мы сидели в большой яме, образовавшейся после бури, от вывернутого с корнями ствола сосны. Эти корни, причудливо извиваясь, тянулись над нашими головами вверх. Словно отчаянно пытались воплотить давнишнюю мечту – стать ветками. А может, просто старались подальше уползти от ямы, которая незаметно всё больше наполнялась темнотой. Наши лица точно так же – всё больше – приобретали землистый оттенок…
И всё сильнее поблёскивали удивлённые глаза Митрича.
– А теперь немного о себе скажу. Вижу – тебя так и подмывает спросить. Звать меня Алексей Алексеевич Дымов. Сорока двух лет от роду. Звание у меня… полковник. Да-да, полковник. Только не партизанских войск, а войск специального назначения. Спецназ по-нашему. По-вашему – особая гвардия, тайная. Так что, дядя Коля, полковника Давыдова лично знать не довелось, и встречу с ним я тебе обеспечить не обещаюсь, но… с полковником Дымовым – запросто! К вашим услугам. – Я картинно склонил голову.
«Шут гороховый! – тут же отреагировал Антил. – Хватит местных мужиков очаровывать – о деле лучше думай!»
«Ничего ты не понимаешь, нытик! Воина сначала в вождя влюбить нужно, а потом уже из огня да в полымя посылать, – отмахнулся я от него. – Надо было в своё время труды великих полководцев изучать…»
«Ага, или вспомнить, что об этом ещё и Геббельс писал…»
– Так что ты, Митрич, ничего не потерял. Полковник есть. Осталось полк набрать. По сусекам поскрести. По окрестным лесам поискать. Чем тебе не партизаны? И… ты это, Митрич… меня вашблагородием не кличь. Не терплю. Зови… товарищ командир.
«Хорош, гусь! У мужичка сейчас от этаких новостей крышу сорвёт, а он его всё грузит и грузит!» – не унимался Антил.
«Ладно, уболтал».
– Митрич, да ты не напрягайся пока. Полка-то ещё нет. И штатного расписания нет. А стало быть и взять тебя пока могу только в качестве «сына полка». Не переживай, у сына полка обязанностей немного. Из подразделения никуда не отлучаться. Да учиться всему, что видишь. Вроде как подмастерье будешь. Как ты? Вижу, согласен. Вот и лады… А теперь, самое главное. Всем этим вертепом, что вокруг творится, кто-то хороводит. Видал, небось, представления кукольные потешные с шельмецом Петрушкой? Так вот, какой-то гад решил, что мы с тобой рождены Петрушками быть, а он – чтобы пальцами водить и за ниточки дёргать! А ещё, кроме кукловода, где-то и режиссёр должен быть. А взять выше – и директор театра. Какой-нибудь там Чехов-Чехардовский. Устроил тут чеховский театр, блин! Из тех, что показывают, какая всё-таки человек… рабская сволочь! Короче, Митрич, наша задача – выявить всю театральную труппу да наделать из неё трупы.
Я подмигнул своему непрошеному подмастерью. Ну и загнул я речугу, однако. Дай бог, чтоб мужик хоть половину слов понял, да в главный смысл въехал…
– Ферштейн? Э-э, вижу-вижу, что нихт хрена ни ферштейна… Ладно, извиняй, Никола Митрич. Давай, наверное, спать. Ты мне боеспособный нужен, а не в виде полуфабриката. Из полуфабрикатов только Смерть обожает блюда готовить. А я, с тобой отдохнувшим, попробую курсы повышения солдатской квалификации основать.
Он так ничего и не сказал в ответ на мои пропагандистские речи. Послушно улёгся, но…
Вряд ли он спал в эту ночь!
Разве что вполглаза, вскидываясь от каждого шороха. Но мышцам даже от такого беспокойного ночлега – польза. А мне и подавно – с таким встревоженным напарником и постового не нужно.
Выспался я как никогда.
Двое русских солдат – уже полк… Когда спину в бою прикрывает товарищ – можно выходить на бой с каким угодно супостатом.
Глава девятнадцатая
Божья воля
Римляне покидали лагерь. Зато вода заметно прибывала. К тому времени, когда половина когорт легиона прошла ворота, две из трёх основных дорог – виа преториа* и виа принципалис* – уже напоминали собой широкие ручьи с оживлённым течением.
Пришлось оставшимся когортам выдвигаться по третьей – виа квинтана,* – которая ещё похожа была на подобие дороги. Дальше воины двигались вдоль лагерного вала с частоколом.
Отряд за отрядом покидали лагерь, прикрываясь скутумами от ожесточившегося ливня. Тем, кто двигался внутри строя, на этот раз было легче – они ориентировались по спинам товарищей. Передние же линии шагали в неизвестность практически вслепую.
Выйдя за территорию лагеря, когорты разделились на манипулы* и в шахматном порядке поползли по склону, как гигантские влажно поблёскивающие черепахи. Именно поползли. Необходимость держать чёткое равнение в рядах и шеренгах – при определённом фиксированном положении щитов: спереди, с боков и сверху – не позволяла хоть насколько-нибудь ускорить шаг.
