Еще позже прелесть брачной ночи Розы и Себастьяна была вновь несколько подпорчена тем, что в расположенном прямо под ними помещении бара Флинн О’Флинн начал из заряженной на слона двустволки палить по расставленным на полках бутылкам. Каждое удачное попадание вызывало взрыв аплодисментов со стороны остальных гостей. Мадам да Суса, продолжая трястись от смеха, переместилась в уголок бара, где скрупулезно делала в своей тетради следующие пометки: «Одна бутылка джина «Грандио-Лондон» — 14,50 эскудо, одна бутылка французского пятизвездочного коньяка «Грандио» — 14,50 эскудо, одна бутылка шотландского виски «Грандио» — 30,00 эскудо, одна большая бутыль французского шампанского «Грандио» — 75,90 эскудо». Торговая марка «Грандио» означала, что содержавшееся в бутылках спиртное было произведено и разлито по бутылкам под личным наблюдением мадам да Сусы.
Как только новобрачные сообразили, что раздававшийся снизу грохот в полной мере заглушал возмущенный скрип шаткого латунного каркаса кровати, на которой они лежали, их недовольство развлечениями Флинна тут же прекратилось.
Для всех присутствовавших эта ночь запомнилась как событие знаменательное, о котором потом вспоминалось с ностальгией и мечтательными улыбками.
32
Даже несмотря на чудовищный размах, с которым тратились деньги, доли Флинна от «налогового предприятия» Себастьяна хватило на целые две недели.
В это время Роза с Себастьяном иногда, взявшись за руки, гуляли по улицам и рынкам Бейры или, также рука об руку сидя на берегу, смотрели на море. Они просто светились счастьем, и любой, кто приближался к ним ближе чем на пятьдесят футов, не мог этого не заметить. Всякий спешивший по какой- нибудь узкой улочке в их направлении незнакомец с озабоченным видом неизменно оказывался под воздействием этого волшебного излучения: его шаг замедлялся, походка уже не казалась такой целеустремленной, а на хмуром лице появлялась улыбка. Однако большую часть времени они проводили, уединившись в своем «номере для новобрачных» над баром, удаляясь туда ранним вечером и не показываясь чуть ли не до полудня следующего дня.
Ни Роза, ни Себастьян даже не помышляли о возможности такого счастья.
Как-то на исходе двух недель, когда они спускались к обеду, в баре их поджидал Флинн. Не успели они войти в дверь, как он поспешил к ним навстречу.
— Привет! Рад вас видеть! В очередной раз поздравляю! — Он обнял их за плечи. — Ну, как вы — выспались? — Он без особого интереса выслушал пространный рассказ Себастьяна о том, насколько им с Розой хорошо и как здорово им спалось. — Да, да! Конечно! — быстро подытожил Флинн все восторги. — Послушай-ка, Басси, помнишь, я дал тебе десять фунтов?
— Да. — Себастьян тут же насторожился.
— Дай-ка их мне, пожалуйста.
— Я их потратил.
— Ты — что? — взревел Флинн.
— Я их потратил.
— Боже всемилостивый! Все? Ты промотал десять фунтов за какие-то несколько дней? — Флинн опешил от подобной расточительности новоиспеченного зятя, а Себастьян, который искренне поверил, что это были его деньги и ему вольно было распоряжаться ими по своему усмотрению, почувствовал себя виноватым.
Тем же днем они выдвинулись в Лалапанзи. Мадам да Суса довольствовалась полученной от Флинна распиской с обязательством выплаты долга по выставленному ею счету.
Поиздержавшийся и страдающий от жестокого похмелья Флинн, возглавляя колонну, находился в дурном расположении духа. Тянувшиеся за ним цепочкой носильщики, раздраженные и потрепанные двухнедельными тасканиями по притонам, вполне разделяли его настрой. Замыкавшие небольшой скорбный караван Роза с Себастьяном весело щебетали, радуясь друг другу, — они напоминали солнечный островок в море уныния.
Месяцы периода муссонов в 1913 году пролетели в Лалапанзи быстро. По мере увеличения живот Розы постепенно становился в Лалапанзи центром всеобщего внимания. Осью, вокруг которой вращался весь мир небольшого сообщества. Разговоры слуг под руководством Нэнни — общепризнанной главы — велись исключительно на эту тему. Всем единодушно хотелось мальчика, хотя втайне Нэнни все же лелеяла надежду на появление еще одной Длинной Косички.
Даже Флинн в эти долгие месяцы вынужденного бездействия, пока муссоны превращали земли в болота, а реки — в бурные коричневые потоки, почувствовал, как в нем зашевелились дедовские инстинкты. В отличие от Нэнни он вовсе не сомневался, какой у еще пока не родившегося ребенка будет пол, и решил назвать его Патрик Флинн О’Флинн Олдсмит.
Он поведал Себастьяну о своем решении, когда они вдвоем охотились неподалеку от дома.
Благодаря упорству и практике Себастьян приобрел в стрельбе навыки выше всяких ожиданий. И уже успел продемонстрировать свое умение. Они охотились в густой поросли среди обломков скал и оврагов. Непрекращавшийся дождь, смягчивший землю, давал им возможность бесшумно двигаться по лощине. Флинн был справа ярдах в пятидесяти впереди Себастьяна. Несмотря на тяжелую поступь, он довольно быстро передвигался по сырой траве с низкой порослью.
Куду лежали среди густой растительности на склоне у края оврага. Два молодых самца с переливающейся голубовато-золотистой шерстью, по которой словно мелом были прочерчены полоски, желтоватыми подгрудками и похожими на штопор витыми рогами казались размером с пони, но выглядели более коренастыми. Они бросились лощиной налево, когда Флинн спугнул их из укрытия, не имея возможности выстрелить из-за куста.
— Бегут на тебя, Басси, — крикнул Флинн, и Себастьян, в два шага обогнув стоявший перед ним куст, стряхнул с ресниц капли дождя и снял ружье с предохранителя. Он услышал стук рогов о ветви, и первый самец стремительно выскочил из оврага ему наперерез. Словно плавая в серо-голубом тумане, неосязаемый, будто призрак, возник он на фоне темной, вымокшей от дождя растительности, и попасть в него, мелькавшего среди кустов и стволов деревьев, казалось почти невозможным. Однако в тот момент, когда куду мелькнул в промежутке между двумя кустами буйволиной колючки, пуля Себастьяна попала ему в шею.
От звука выстрела второй самец резко свернул и во весь опор бросился в сторону. Подогнув передние ноги, он в высоком прыжке преодолел оказавшийся на его пути колючий куст. Не отнимая приклада от плеча, Себастьян плавно перевел ружье по горизонтали, правая рука щелкнула затвором, и он выстрелил в движущуюся живую мишень.
Тяжелая пуля нашла куду в прыжке и отбросила его в сторону. Дергаясь и брыкаясь, он рухнул наземь и покатился по краю оврага.
Размахивая длинным ножом, мимо Себастьяна с охотничьим гиканьем, подобно индейцу, пронесся Мохаммед. Он устремился за вторым самцом куду, чтобы, следуя заповедям Корана, перерезать ему горло, пока тот еще жив.
Флинн подоспел к Себастьяну.
— Отличная стрельба, Басси. Тут мяса на месяц хватит — и засолить, и завялить, и замариновать.
В ответ на похвалу Себастьян скромно улыбнулся. Они вместе отправились смотреть, как Мохаммед со своими подручными уже начали разделывать и потрошить крупных животных.
Искусно подгадав момент, Флинн решил сообщить Себастьяну о выбранном для внука имени. Однако он оказался не готов встретить со стороны Себастьяна такое ожесточенное сопротивление. Похоже, будущий отец уже не сомневался в том, что назовет своего ребенка Фрэнсис Себастьян Олдсмит. Рассмеявшись, Флинн в своей традиционно резкой манере принялся убеждать Себастьяна в том, что подобное имя будет издевательством над ребенком.
