Я уловил суть идеи ещё в самом начале его объяснений. Речь шла о том, что Амрина перед нашествием своих собратьев – «чёрных шлемов», во время вычисления возможного места высадки десанта, указала координаты двух замаскированных терминалов. В пылу отражения нашествия было недосуг уточнять, какое количество терминалов ещё известно Амрине, и где они находятся. Кстати, именно тот терминал, через который осуществлялось десантирование, и подлежал захвату силами Монгольского корпуса…
Помнится, Амрина ещё упоминала, что оба эти объекта находились в законсервированном состоянии, и не планировались для использования в обычном режиме. Это означало многое: и то, что локосиане готовились к своему проекту сверхсерьёзно, запасаясь впрок различными вариантами развития событий, и то, что они были в состоянии именно так и действовать – с головой, с размахом и с вариантами. Что они умнее, чем кажутся.
Вот идея Упыря и сводилась к следующему… То, что терминалы необходимо взять под контроль, было понятно и так. Именно они являлись многочисленными «рычагами», в трактовке Упыря-Архимеда. Но для того, чтобы, обладая желанием и знанием о том, КАК ставятся с ног на уши целые миры (в частности – мир Локос), можно было это сделать реально – для начала нужно найти «точку опоры». Или даже «многие точки опоры».
А для этого нужна была карта. Оперативная карта Экса! Её не могло не быть.
Находиться она могла лишь на терминалах…
– Слышь, Дымыч, я вот всё тебя спросить хочу, да как-то… – прервал мои размышления Данила. Но не досказал, замялся.
– Ты про Амрину?
– Да нет. Про будущее… Если оно у нас есть, конечно. – Упырь встал и подошёл к окну, опёрся о подоконник. – Давно уже меня этот вопрос беспокоит. Будто червяк в голове завёлся и копошится, копошится… Только боевые дела притихнут, увянут в лагерной жизни – он и оживает, червяк-то… Правда, странно всё это. Словно к цыганке обратился – погадай, мол, что за напасти меня ждут… Никогда, Дымыч, раньше меня своя участь не волновала. Веришь? Есть в этом что-то жуткое – наперёд судьбу узнать. Особенно, ежели страшное что ждёт. Изведёт ведь знание это раньше срока. Не жизнь будет, а… – Он махнул в сердцах рукой. Поднял на меня глаза. – Только я ж не за себя – за всех нас беспокоюсь.
– Червяк в голове – это серьёзно. Раз так – спрашивай, конечно. Что знаю – расскажу. – Я не удержался и хмыкнул. – А про цыганку ты это… хорошо сказал. Может, ещё и ручку позолотишь?
«Во жлобская натура! – восхитился язвительный Антил. – Ему, можно сказать, первый заказ поступил на нелёгкой стезе прорицателя, а он уже о гонорарах думает!»
«Цыть, моя недремлющая совесть! Чем подслушивать – лучше чувство юмора развивай».
– Только ты, Данила, уточни, что именно волнует. А то ведь будущее – оно безразмерное: от завтрашнего дня и до бесконечности…
– А-а, какая там бесконечность! Сколько на роду отмерено – вот и вся твоя вечность, всё твое будущее… А волнует вот что. Скажи, как оно с фрицем-то… долго валандаться будем? Вернее, как там – на Земле… без нас… долго ещё наши с фашистами воевать будут? Что у вас, Дымыч, на страницах истории… в скрижалях то бишь, о НАШЕЙ войне писано?
– Да так и пишут… примерно. Как оно, надеюсь, и было на самом деле. Победили мы, Данила… Вернее – ВЫ победили! Честь вам и поклон до самой матушки-земли, которая для многих – ох, для мно-о-о-огих! – сырой да неласковой оказалась. У тебя на календаре какой день был обозначен… на тот момент, когда вся эта хренотень гладиаторская для тебя началась?
– Ну, этот день я на всю жизнь запомнил. Восемнадцатого сентября тысяча девятьсот сорок третьего. Мы тогда срочный приказ получили – о переброске на другой фронт…
– Тогда ещё один день запомни. Девятое мая тысяча девятьсот сорок пятого… Тоже на всю жизнь. Если, конечно, дожить получится. В ночь на девятое фашисты полную капитуляцию подписали… И, между прочим, от Советского Союза на процедуре – не Сталин присутствовал. И документы не генералиссимус подписывал… Знаешь кто? Собственной персоной нынешний главнокомандующий наш! Георгий Константинович…
– Да ну?! – только-то и нашлось у него слов. – Значит, ещё целых полтора года кровушка лилась рекой… И Жуков?.. Капитуляцию?..
– Эх, Данила Петрович! Дружище ты мой боевой… Вот гляжу я на твою жилистую фигуру, жму крепкую руку и не могу представить тебя немощным да согбенным, с палочкой и трясущимися руками… А ведь именно такими видел я ваших… тех, кто несмотря ни на что, сумел выжить… Победителей. Довелось мне как-то смотреть видеорепортаж с последнего парада ветеранов Великой Отечественной войны. Парада последних ветеранов… Как раз в том году восемнадцать годков мне стукнуло. Совершеннолетие. А парад тот был 9 мая 2018 года… Я тогда впервые по-настоящему всё прочувствовал, дошло до каждой клеточки. Словно откровение. Смотрел глазами мужчины – будущего защитника и воина…
– А парад-то как выглядел?
– Помпезно с виду. Ну, ты ж знаешь, как у нас могут… Но не по себе было от этой напыщенности. Жутко по сути. Красиво, но бездушно он выглядел, Петрович. Три человека… Представь себе – всего три человека шли по огромной пустой Красной площади. Неверными шагами. Бесконечно долго. Невыносимо… И тысячи глаз со всех сторон. Сотни объективов. И тишина. Вязкая, неразбавленная ничем тишина… Они все трое дошли до самого Берлина. Начали этот страшный путь кто раньше, кто позже. Пацанами несмышлёными они, как один, на войну убежали. Там и повзрослели, и постарели заодно… В Берлин вошли уже пятнадцатилетними. Настоящими Воинами вошли, с боевыми наградами… С пеплом во взгляде. Им во время этого последнего парада по восемьдесят восемь лет было… Как судьба-то напоследок пошутила – трёх ровесников вместе свела. Ещё, правда, несколько человек, солдаты той войны, в то время по больницам последние дни и часы доживали. Но пройти по площади смогли только эти трое. А вот до следующего мая уже никто из них не дожил. Может быть, попросту, души их поняли – не смогут второй раз ТАКОЕ перенести… А виновны в том – устроители шоу, чтоб им было пусто… как та площадь! Говорят же: «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Да разве кто на это смотрит, когда перед глазами деньги маячат, огромные деньги? Говорят, конкурс был бешеный… Нет, конечно, сделано всё было с размахом и по последнему слову техники. Ты только представь, Петрович… Вся Красная площадь, по всему периметру, гигантскими щитами-экранами оборудована была. Эх, как бы тебе подоходчивее объяснить… ты ведь даже телевизора в своей жизни не видел, не было их ещё в твою бытность! Ну, вот, если бы со всех сторон площадь киноэкранами укутать и на каждом своё кино показывать и звук везде на полную громкость включить! Понимаешь? И на всех этих экранах одновременно демонстрировались разные кадры одного и того же страшного фильма: «Великая Отечественная война»! Причём, по мере шествия этой ПОСЛЕДНЕЙ ТРОИЦЫ – в каждом уголке площади, поэтапно, в мелочах и документально – вместе с ними ШЛА ТА ВОЙНА… Вот, представь только, как вышли они – под кадры нападения гитлеровцев на Советский Союз, – так и доковыляли посреди видеодекораций поверженного Берлина… И всё это усиливалось лазерным шоу! Небо над тем кусочком Москвы – и то было враждебным, до того реально эти паршивцы-устроители смоделировали и авиационные налёты, и разрывы зенитных снарядов, и парашюты вражеских десантов. Даже не воевавших оторопь брала. А что уж говорить об изношенных сердцах трёх ветеранов?! А если сюда ещё добавить объёмные голограммы! Нет, на мой взгляд, очень жестокое представление организовала Москва своим последним героям… На исходе жизненных сил, троих безоружных стариков отправить ОПЯТЬ НА ТУ войну… оживить фантомы смертельных врагов и заставить вновь сражаться с ними… И даже более того – показыва…
Резкий зуммер полевого телефона прервал меня на полуслове. Завороженный и потрясённый рассказом Упырь, не глядя, дотянулся, нащупал и снял с аппарата трубку.
– Восьмой… Слушаю… ЧТО?! – крайне удивленный Данила изменился в лице.
Я ловил каждое его слово, каждый жест и движение лицевых мышц.
– Командир, ты там не пьян часом? Или обкурился вусмерть? Гляди, сейчас лично проверю. Что ты там заладил «никак нет – никак нет»… Ну, и откуда они взялись? Ладно, отставить, сам выясню! Хрен знает что!..
Трубка шлёпнулась на рычаг: отбой!
Начштаба уставился на меня. Напряжённо и недоумённо. Как на потустороннего контактёра. Наверное, с таким лицом рассматривают чертей во время первого в своей жизни приступа белой горячки.
