натыкалась взглядом на плотные облака – звучала виолончель. Её пассажи прятали нежность за театральными кулисами, однако она вновь и вновь прорывалась из-за томно гудящих звуков. Брызги солнечных лучей, отрикошетировавших от влажно поблёскивающих листьев, долетали до влюбленной женщины звенящими переливами арфы… Ирa уже не понимала: то ли она несётся над землёю в плотном потоке мыслеобразов, то ли в действительности на неё обрушилась музыка сфер. Да и не хотела она в этом разбираться – ОНА ЛЕТЕЛА…
Где-то далеко-далеко, на забытой даже молчаливыми богами планете… Где-то там росла самая высокая трава… Изумительного фиолетового цвета… Где-то давным-давно по этой траве бежала темноволосая смуглокожая девчушка. Пятилетняя кроха, убегавшая от отца… Бежала, заразительно смеясь и оглядываясь. Бежала, с головой утопая в высоченной траве… А где-то поодаль, быстро нагоняя, шагал вслед, по колено в траве, её ПАПА. Огромный, как Бог… Как она смеялась, когда он всё-таки её находил!.. И как он улыбался!
– Папка, это нечестно! Ты подглядываешь!.. – шептала крохотная Ирa. – Ну, ещё разик…
И она опять бежала со всех ножек. Туда! В фиолетовую спасительную гущу… Травы… Времени… Мыслей…
И опять он улыбался, находя её.
Сквозь траву… Сквозь время и мысли…
– Папочка, ну ещё разочек!..
В этих фиолетовых зарослях было нестрашно. Ведь где-то позади и сверху за нею приглядывал Бог. И ещё – там звучала музыка. Она врывалась в эту музыку. Натыкалась личиком. Вонзалась восхищёнными глазёнками…
Девочка бежала в музыку фиолетовой травы. Под присмотром улыбчивого Бога.
– Ну, папа…
Отец… Он растерянно улыбается, думая, что она спит. Держит её на руках, боясь лишний раз пошевелиться. А она, хитрюга, подсматривает из-под неплотно сомкнутых век. Лицо отца близко-близко…
Ещё ближе!
Лицо расплывается по небу.
И он опять становится Богом…
Цветы! Невесть откуда взявшиеся. Лепестки распускаются прямо на глазах. Бутоны лопаются. Взрываются от сочащейся между лепестков музыки.
Цветы танцуют вальс. У каждого своя мелодия. Причудливо сплетающаяся воедино с другими в единую МУЗЫКУ-СИМФО…
Цветы заполоняют собою всё небо. Словно ожившие камешки гигантского калейдоскопа. Распадаются. Сливаются. И звучат. Звучат…
Небеса зарастают цветами…
Девочка бежит по небу…
Срывает цветы на бегу и хохочет…
Сбоку от неё летят какие-то цветные полупрозрачные тени. Слева. Справа. Снизу. Сверху. Трансформируясь на лету. То в цветы. То в фиолетовую траву. То сливаются в черты лица до боли знакомого человека… Мыслеобразы… Мыслеформы…
– Ирa, я жду! – откуда-то из нереального далека доносится голос единственного мужчины.
– Ну, папа! Ну, ещё разик… – кричит она в ответ.
Шорох!
Звуки валторны – туча среди звучащих облаков…
Тёмный силуэт в гуще фиолетовой травы…
Болезненная гримаса отца на всё небо…
Хруст ветки!
Скрежет диссонирующего аккорда… зарево на краю неба…
Когтистые лапы в траве… она бежит в эти объятия… не в силах остановиться…
Боль в расширяющихся глазах отца…
Лязг железа!
Гроза в ночном небе… вскрытые вены-молнии… агония грома…
Страшное лицо с одним глазом… вместо зрачка – ненависть…
Крик разрывает рот отца…
Блестящий голубой кружок на чёрном фоне…
Радужный мир Иры? померк.
Угас.
Умер…
Прямо в глаза ей смотрел безжалостный глазок дульного раструба нейростаннера!
Это было так нелепо, страшно и безысходно, что она опять застонала, но на этот раз бессильно.
– Вставай, сука земная! – хлестнул клокочущий яростью голос. – Не натрахалась? Ну, сейчас я тебя отымею во все…
Мощнейший станнерный импульс запараллелил все нервные связи мозга, и тотальное короткое замыкание выключило из сознания Иры? эту страшную картину.
Впервые в своей долгой взрослой жизни застигнутая врасплох, Ирa Николаевна Николаева обмякла и тяжело повалилась на травяной ковёр.
…Резкая боль пронзила его голову! Будто раскалённое лезвие пронзило навылет, из виска в висок. Иван вздрогнул от болевого всплеска, мгновенно исчезнувшего, но оставившего вместо себя лавинообразно нарастающее тревожное напряжение.
Под сердцем заворочался осколок предчувствия – что-то страшное вот-вот свершится. Ушами он уловил слабый короткий вскрик и какую-то возню… Ринулся назад. Туда, где пять минут назад оставил свою любимую женщину, отправившись к кораблю за намеренно оставленным в кабине компьютерным терминалом. Обратно Иван бежал, на ходу ставя оружие на боевой взвод. Продрался сквозь кусты, ворвался на поляну, готовый сражаться с любым противником – львом, тигром, медведем, хоть со слоном или крокодилом, – готовый не целясь стрелять на звук, на движение, на мысль… Остановился как молотом в землю вогнанный.
Звериного рыка не раздавалось на поляне. Звук вибрирующего негромкого ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО голоса был слышен. Звонкого голоса. НЕ Иры?. Слова, рождённые звонким сопрано, складывались в… знакомые строки Ольги Швец!
Иван завороженно, словно произнося отзыв на какой-то оживший внутри него пароль, продолжил стихи ещё одним четверостишием. Он непроизвольно выпустил строчки из себя, как рвущихся ввысь птиц. И не узнал своего голоса.
Незваная, неведомо как материализовавшаяся в этой произвольно выбранной для привала укромной точке Вселенной, гостья стояла в тени, на противоположном конце поляны, словно не обращая внимания на Ивана. Лицо незнакомки было укрыто камуфляжной тенью листвы, но по стройности вытянутой высокой фигуры сразу было видно, что она женщина и принадлежит к расе галактики Ник-о-Мед. У её тонких длинных ног безвольно лежала на животе обнажённая Ирa, в затылок которой целился ствол бластера. От предельно обострённого опасностью взгляда Ивана не укрылись колкие малозаметные искорки, обозначившие нечто вроде купола, накрывшего обеих женщин.
Защитный экран! Причём совершенно невероятной мощи – сквозь это поле Иван НЕ смог уловить ни единого источника биоизлучения, а ведь под ним – два живых организма.
– Так говаривала ОльгаШвец. – Отчётливо выговорив ИмяФамилию БЕЗ пробела, ироничным тоном «подписалась» захватчица. – Эта глупая земляшка много болтала… И я заразилась от тебя этой чисто эрсеровской хворью, цитировала напропалую, как земляшка позорная, но долгие месяцы в камере наедине с
