примеркой туалетов для свадебной церемонии. И вот до венчания осталось всего два дня.
Вечерний бал должен быть последним, завтра заключительный праздник в Мезон д'Харкурт перед церемонией бракосочетания, и потом, после благословенного дня отдыха, – сама церемония.
Энни, держась за руку Филиппа, вслед за Элен осторожно спускалась вниз по лестнице к огромному залу «Отель де Булонь». Она смущенно бормотала:
– Мне очень жаль, Филипп. Я не ожидала, что так крепко усну после разговора с Элен, и я приношу свои извинения. Это моя вина, что мы опоздали. – Она вздохнула. – С тех пор, как я приехала сюда, я только и делаю, что говорю не к месту и не вовремя и совершаю бесконечные ошибки. Теперь я понимаю, почему меня не привезли в Париж раньше.
Как всегда, у Филиппа был готов формально вежливый ответ:
– Не осуждайте себя так строго, Анна-Мария. С тех пор как мы встретились, я, напротив, нахожу ваше общество все более интересным и привлекательным.
С уст ее будущего мужа так легко сходили эти, казалось бы, правильные слова, но Энни не сомневалась, что он не всегда говорит то, что думает. Ей хотелось бы знать, какие чувства в действительности скрываются за спокойной, вежливой манерой поведения Филиппа. Все семнадцать дней он был терпелив, внимателен, надежно охранял ее и старался всячески развлекать. Разве этого не достаточно? Почему ее так беспокоит, что он для нее по-прежнему загадочный незнакомец?
Наверное, глупо ждать большего. После свадьбы они будут жить вместе и лучше узнают друг друга. Сквозь шум вихря бала с трудом пробился голос Элен:
– Поторопитесь, дети. Слава богу, что королева и его величество король все еще в Сен-Жермене. И без того неприлично, что вы – почетные гости, а приехали так поздно.
Наконец-то они добрались до бального зала. Герольд стукнул жезлом об пол и провозгласил:
– Герцогиня Харкурт, герцог Корбей, мадемуазель Бурбон-Корбей.
Предложив руку с одной стороны Элен, а с другой Энни, Филипп повел женщин навстречу хозяевам. Огромная комната была заполнена каскадами музыки, смеха и разговоров.
Энни крепче сжала его руку, ее охватила волна возбуждения. Она забыла об усталости и испуге, вид огромного зала и многолюдного собрания ошеломил ее.
Под потолком на фоне золотистой штукатурки выделялись яркие фрески, тысячи хрустальных граней на люстрах отражали трепетный свет сотен свечей. На узорчатом паркете скользили пары, раскачиваясь, подобно необычным цветам, мягко ласкаемым весенним легким ветерком. Воздух был пропитан ароматом экзотических растений. Но за всем этим великолепием чувствовалось напряжение, борьба сил, сплетение хитрых замыслов.
Все было удивительно красиво, но только внешне.
Притворная непринужденность тщательно маскировала непомерные амбиции, блестящая видимость веселья прятала беспокойное биение сердец, мучительно ожидающих перемен. При всей своей пышности и торжественности двор на самом деле был огромной территорией, занятой постоянно грызущейся из-за денег, земель, сфер влияния сворой. Ставки – как личные, так и политические – были высокими, и действие разыгрывалось на глазах тех, кто был менее завистлив и мог спокойно наблюдать за игрой.
Когда Филипп подвел ее к хозяевам, Энни вежливо улыбнулась и поклонилась, продолжая прислушиваться к жужжанию доносящихся со всех сторон разговоров. Кто-то с кем-то спорил. Кто-то кого- то уязвлял. Слова, взгляды, казалось, безобидные, внешний лоск – Энни старалась ничего не упустить.
Улыбка Энни померкла, как только они оказались перед герцогиней де Булонь. Судя по холодному выражению лица, хозяйка дома была крайне недовольна их опозданием, но, соблюдая светский этикет, ничего об этом не сказала. Ее приветствие было ни теплым, ни холодным.
– А, Элен, вы благополучно прибыли. – Герцогиня протянула руку и чуть сжала ее пальцы. – Милый Филипп! Вы сегодня великолепно выглядите. – Она повернулась и одарила Энни легким и слегка снисходительным кивком головы. – А ваша невеста разрумянилась, как роза. Очень мила. – Она подтолкнула Филиппа поближе к Энни. – Я вижу, здесь многие хотят поскорее вас поприветствовать. Почему бы вам не пойти им навстречу, а мы с Элен пока поболтаем.
С пылающими от стыда ушами, получив вежливый выговор за опоздание, Энни взяла Филиппа под руку и была счастлива сбежать. После показавшегося бесконечным обмена приветствиями и короткими разговорами с разряженными дамами и кавалерами Филипп обернулся к ней с явным выражением облегчения на лице.
– Уф! Мы поздоровались со всеми, начиная с могущественного принца и кончая самыми незначительными виконтессами и маркизами. Наконец-то мы можем спокойно потанцевать. – Он протянул ей руку. – Вы позволите?
– Буду счастлива. – Она вышла вслед за ним на сверкающий паркет. За прошедшие три недели она научилась получать удовольствие от сложных па и переплетений фигур в танцах. Ловкие, хотя еще неумелые ноги не занимали теперь все ее внимание.
– Вы многому научились с тех пор, как мы встретились. Я подозреваю, что вы далеко не та «мадемуазель Анна-Мария», которую вы представляете перед всеми.
Музыка смолкла.
Филипп направился вместе с Энни в дальнюю часть зала.
– Пойдемте на свежий воздух. Там есть прохладная открытая терраса. – Он остановился у порога, наслаждаясь освежающим дуновением апрельского воздуха.
Энни с удовольствием опустилась на мягкий диванчик. Она рассматривала толпу придворных.
– Среди них есть недовольные правительством – мятежники?
– Не знаю. – Филипп нахмурился, сощурив глаза. – Почему вы об этом спрашиваете?
Вопрос явно возбудил его любопытство. Она отметила для себя: непредсказуемость вызывает любопытство ее будущего мужа. Если она будет вести игру с ним правильно, то отдельные искры интереса могут перерасти в дружбу.
Она замолчала, ее взгляд скользил по оживленным лицам в зале.
– Сегодня вечером в этом веселье чувствуется какая-то напряженность – почти хрупкость, кажется, вот-вот все разлетится вдребезги.
Филипп нахмурился и, прежде чем ответить, долго и пристально глядел на нее.
– Да, у меня тоже такое чувство.
И тут же раздался стук жезла об пол, и герольд объявил:
– Их королевское высочество Великая Мадемуазель.
Блестящее общество затаило дыхание, и воцарилась мертвая тишина.
Энни, как и остальные, оцепенела от неожиданности. Героиня Фронды здесь? Принцесса после вылазки в Орлеан не появлялась в свете. Ее присутствие придавало обычному светскому рауту перед свадьбой Энни особенное значение.
Дамы и кавалеры отхлынули назад, освобождая широкий проход. Энни встала со скамейки. Ее глаза, как и две сотни других глаз, были прикованы к двери.
И вот появилась принцесса. Ее лицо обрамляла копна пышных золотистых волос. Плавные движения сопровождались всплесками света от драгоценных камней, украшающих тонкие пальцы, талию, стройную гордую шею и диадему. Золотое шитье сверкало на красной ткани мантии, на белоснежном лифе в окаймлении бриллиантов сияли каскады рубинов, темных и блестящих, как поздняя спелая вишня.
Великая Мадемуазель. Принцесса королевской крови. Самая богатая и высокородная женщина в королевстве. Женщина, о которой слагались легенды. Все в ней было полно жизни, ярко и красочно. Ее пышная грудь поднималась из низкого выреза платья, резкий профиль, бесспорно, повторял фамильные черты Бурбонов, уже не один век занимающих трон Франции.
Одно ее присутствие превратило ассамблею в толпу покорных рабов. Расправив плечи, выставив вперед гордый подбородок, она стояла, как богиня, полная сознания своей силы. Дождавшись, когда тишина стала нестерпимой, она медленно пошла навстречу ожидающей, затаившей дыхание толпе.
Разговоры возобновились, их неясный гул напоминал жужжание роя пчел во фруктовом саду.
В самом пылком воображении Энни не могла представить себе подобную встречу с дамой королевского рода. Она схватила Филиппа за руку, в ее шепоте звучало восторженное возбуждение.
– Она идет сюда, Филипп.
