ощущению.
Как замечательно было ему в этом лоне, тугом, жарком и целомудренном!
– Мэри, – прошептал он. – Ах, Мэри.
Он больше ничего не мог сказать, хотя сердце его было переполнено нежностью и готово разорваться. Он чувствовал их неразрывную связь, и это не было только единением тел. Но это странное чувство ускользнуло, когда ее пальцы ослабли и она изогнулась под ним.
Опершись на локтях, он проник глубже в этот нежный грот, и она ответила с таким пылом, что он сравнил ее с языческой богиней. Закрыв глаза, она откинула голову, ее обнаженная грудь манила к себе его губы.
Он знал, что уже совсем близко то мгновение, когда все в нем взорвется и вспыхнет восторгом, но оттягивал этот момент до тех пор, пока не почувствовал, как в ней нарастает такое же желание. Он увлекал ее за собой все дальше и дальше, пока она не задрожала и не простонала его имя, достигнув вершины блаженства. И только тогда с хриплым возгласом Адам окунулся в пучину страсти.
В дремотной тишине он лежал и наслаждался новым, необычным ощущением умиротворенности. Он не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал подобное единение с женщиной.
Их близость сделала его невероятно счастливым. Их тела все еще соприкасались, и на этот раз у него не было желания отстраниться от партнерши. Ему хотелось остаться здесь навечно.
Вздох вырвался из груди Мэри, и она прижалась щекой к его плечу. Ее пальцы заскользили по его груди, и она еще раз восторженно вздохнула.
– Мы словно летали.
Смех заклокотал в его груди.
– Да, только я рад, что у тебя нет перьев и острого клюва.
Адам чувствовал, как она улыбается, как бьется ее сердце.
Потом она задумчиво сказала:
– Я только что вспомнила… там были чайки.
– Чайки?
– У темницы моей сестры.
Он буквально кожей почувствовал, как тревожная мысль нарушила ее спокойствие, и уже был близок к тому, чтобы полностью вернуться в реальность. Но ему так хотелось задержать это возвращение, продлить мгновения блаженства в ее объятиях, и он прижал ее к себе еще крепче.
– Адам, мне бы так хотелось убедить тебя!
Грустные нотки в ее голосе коснулись его сердца, и он нехотя открыл глаза. Она лежала в облаке волос, лицо купалось в лунном свете. Еще свежи были воспоминания о пережитой страсти, и он сжал в ладонях ее лицо.
– Мэри… эта ваша способность читать мысли друг друга… Если бы об этом говорил кто-то другой, я бы даже и слушать не захотел.
Она потерлась щекой о его руку, словно котенок.
– Если бы я только могла точно сказать тебе, где Джо, ты поверил бы мне.
Ее мука и боль передались ему, он ощущал ее боль как свою. Он не мог поверить в это чудо. Они были одним сердцем, одной душой. Если у него возникла такая связь с женщиной, которую он знает всего неделю, то почему Мэри не могла иметь еще более тесную связь со своей сестрой, ведь они были вместе еще во чреве матери? Да. Ему хотелось поверить.
– Ш-ш, – прошептал он в ее душистые волосы. – Я верю тебе.
– Правда?
– Правда. Как только наступит утро, я организую поиски, как и обещал. – Он снова притянул ее к себе. – А сейчас спи, любовь моя. Спи.
Он поцеловал ее волосы, и она обняла его за шею, уткнувшись лицом в его плечо. Ему захотелось вновь любить ее, но его остановила странная нежность. Она лежала рядом с ним, ее грудь размеренно вздымалась, и он уже решил, что она задремала, но Мэри вдруг открыла глаза.
– Адам, – сонно прошептала она, – я тоже тебя люблю.
Она легко прикоснулась губами к мочке его уха, потом затихла, и по ее ровному дыханию он понял, что она заснула.
Он лежал в темноте и думал.
Он не помнил, чтобы за все его двадцать девять лет жизни кто-нибудь говорил ему эти слова. Цивилизованные люди не говорят вслух о сильных чувствах. Он без всяких признаний знал, что его мать глубоко любит его, Сирила и Софи.
И все же никто никогда не говорил ему этих слов. Никто, кроме Мэри.
Она спала в его объятиях, теплая и доверчивая. Только присущая ей порядочность заставила ее поверить, что она любит его, твердил он себе. Иначе она бы не смогла принадлежать ему.
Что же он натворил, соблазнив столь невинное создание?
