– Я чувствую себя, как после пытки, – жалобно прошептала она.
– Это только начало. Ты была готова пойти до конца, детка. Это не было пыткой.
– Тогда зачем же ты все испортил, Джек Николсон с улыбкой дьявола на лице?
– Потому что я думаю, размышляю над своей жизнью.
– Не надо. Это тоже болезненно.
– Я не должен был уходить из флота. Там было легче делать выбор.
– Какой выбор?
– Только правильный.
Он встал, расстроившись от самоанализа, давшего все те же ответы, что и всегда. Он потерял способность перешагивать через обещания. О, он был уступчив в мелочах, в повседневной жизни, но не мог уступить по-крупному. В течение двух десятилетий он был в первых рядах, он встречался с человеческим сумасшествием, и он больше не верил в рай. Счастье для него будет в том, что он сможет видеть, трогать и пользоваться этим каждый день, не спрашивая, будет ли это завтра или нет.
Макс со злостью повернулся к Бетти.
– «Иди в комнату для гостей», – сказал паук мухе, – он старался не замечать ее жалостливого, тоскливого взгляда. – Утром ты сможешь унести свое похмелье в автобус с копченостями и уехать домой. Как твой мутант проживет без тебя одну ночь?
Вздохнув, она покорилась.
– Да. У него много еды и воды. Есть и свежий песок в коробке.
– Ах. Чего еще надо животному? – Он натянуто улыбнулся, думая о других возможных ответах на этот вопрос и глядя на нее сверху вниз.
Она встала на ноги и тут же качнулась в сторону. Макс поймал ее за руку и прижал к себе. Бетти подняла свои большие серебристые глаза и почти растворила его с трудом сдерживаемые эмоции мучительной страстью, которую Макс прочитал в этих глазах.
– Мне нравится куриный салат. А тебе нравится куриный салат?
– Нет. Я ел однажды консервированный куриный салат во Вьетнаме и чуть не умер от пищевого отравления.
– О!
– Ты хочешь сказать, что все еще голодна? Ты сьела два бутерброда с ореховым маслом, и желе, и почти полпачки картофельных чипсов.
Она моргала, как сова.
– Я люблю читать такие большие семейные хроники, где один сюжет переплетается с другим.
– Очень хорошо, – протянул он.
Не было смысла искать логику в их беседе. Бетти была искренней, внушающей любовь, но слишком быстро теряла силы.
– Пойдем и ляжем в постель, и я расскажу тебе на ночь хорошую сказку.
– Я просто стараюсь найти, что же у нас общего. Ты любишь читать?
– Очень, – пошутил он. – «Горилла сражается».
Она рассмеялась:
– Тебе нравятся гориллы. Нам надо сходить в зоопарк в Атланте.
– Я читаю газеты и журналы. Текущие новости и события.
Ее глаза были полны отчаяния.
– А как насчет этого сегодняшнего события? – Она почти повисла на нем, обвив его шею руками и целуя.
Макс отшатнулся от нее, еле сдержав стон.
– Черт возьми! Мы это уже обсудили. У тебя сейчас такие глаза! Я тебя прощаю. Но не ввергни меня в пропасть.
– А может, я не хочу больше слушаться здравого рассудка, – она ухватилась за подол его рубашки. – Может, я так одинока, что не выношу своей собственной компании. А может быть, я сойду с ума, если не избавлюсь от тебя. Тебе надо сделать что-то, Максимилиан.
От «короткого замыкания» он вспыхнул.
– Ты сама попросила об этом, – зло выдавил он. Он так быстро подхватил ее, что Бетти завизжала. Крепко прижимая к груди, он понес ее через гостиную и малый коридор, где пинком открыл дверь в комнату для гостей.
– Макс, Макс. Я использую возможность и пожалею утром, – шептала она прерывисто, пока он пересекал комнату, уставленную все еще приятной, настоящей старинной мебелью, оставленной здесь его отцом. – Ты нужен мне сегодня ночью.
Почти не дыша, что даже причиняло ему боль. Макс уложил Бетти на двуспальную кровать, потом выдернул из-под нее одеяло и простыню и заботливо укрыл.
Деревянная кровать поскрипывала при каждом его движении. Было очень темно, но когда его пальцы
