курка. Прошло несколько часов. Пионтковский и Ронделль беспрерывно работали. Напряжение и терпение Швиля были подвергнуты жестокому испытанию. Его беспокоил рев Ллойда, из-за которого нельзя было расслышать шагов; он ни на миг не сводил взгляда с выхода из коридора.
Первым появился Пионтковский. Он искал Швиля здесь, не найдя его в предыдущей камере. Он с любопытством оглядывался во все стороны. Его движения походили на движения кошки и были такими же бесшумными.
Наконец он приблизился к Швилю. Сердце у того билось так сильно, что он боялся, что его услышат. Врач прошел мимо ящика, за которым спрятался Швиль. Увидев матрац у кучи щебня, он хотел уже сообщить своему товарищу радостную весть, что Швиль заснул, но неожиданно повернулся: в это мгновение Швиль одним прыжком выскочил из-за своего прикрытия и свалил своего преследователя с ног рукояткой револьвера. Доктор, не издав ни звука, глухо упал на пол. Швиль поспешно связал ему руки и ноги веревкой, засунул в рот платок и перетащил связанного за ящик. Эта победа оказалась легкой: Швиль предполагал вначале, что на него нападут двое. Что же теперь делать? Надо озадачить своего противника. Швиль прокрался к Ронделлю и услышал стук молотка. Из этого можно было заключить, что тот еще не заметил отсутствие Пионтковского. Хорошо, что Ллойд все время кричал и заглушал криком шум шагов.
Швиль заглянул в комнату, в которой работал его враг. Тот стоял, нагнувшись над сундуком, и отрезал ножницами золотую бахрому с какой-то одежды. Швиль задержал дыхание и шагнул в комнату. Расстояние между ним и Ронделлем было не больше трех метров, когда тот внезапно обернулся. Они стояли теперь друг против друга, два непримиримых противника в гробнице мумий: грабитель, взгляд которого был ослеплен золотом, и исследователь, для которого каждый предмет, даже сама пыль, были священны.
Швиль, должно быть, выглядел ужасно, потому что Ронделль, видимо, испугался и отступил на шаг назад.
– Что вы хотите, Швиль? – тихо спросил он, ища глазами Пионтковского.
– Я вас не хочу убивать, как вы обещали сделать со мной.
Ронделль не мог удержаться от восклицания ужаса:
– Вы… вы…
– Да, я слышал ваши разговоры, но выньте руку из кармана. Я тоже вооружен, – перебил его Швиль, устремляя револьвер на Ронделля.
В эту минуту случилось нечто совсем неожиданное. Ронделль ударом ноги вышиб револьвер из руки Швиля и в то же мгновение прыгнул на него, схватив его за голову. Сила его нападения была такова, что археолог полетел на пол. Однако ему удалось, схватив Ронделля за ногу, потянуть его за собой. Ронделль был вынужден выпустить голову Швиля. Они сцепились оба и покатились среди сундуков и шкатулок, пока Швиль наконец не выхватил из рук противника револьвер и отшвырнул его в сторону.
Опасность была по крайней мере уменьшена: теперь они оба были безоружны.
Ронделль тяжело хрипел, и удары, наносимые ему, ослабляли его еще больше. Швиль не мог простить себе своего рыцарства: он мог бы раньше пустить в ход револьвер и уже из помещения обезопасил бы себя от Ронделля, Теперь дело шло о жизни и смерти, это было ясно: борьба была последней, решающей, в ней не могло быть компромиссов. Один должен был остаться на месте, и Швиль думал уже, что это его участь, потому что его силы подходили к концу. Он сможет только еще несколько минут оказывать сопротивление. Но во время борьбы он случайно схватил противника под мышки и немало удивился, когда Ронделль сейчас же выпустил его и вскочил. Значит, он боялся щекотки. Швиль нечаянно затронул в нем слабую сторону. Он тоже вскочил и ринулся с опущенной головой на грудь врага. Удар был настолько силен, что Ронделль полетел в колесницу. Старая, разъеденная временем колесница рухнула, и Ронделль очутился под ее обломками, в густом облаке пыли. Археолог не дал ему прийти в себя и, схватив железный лом, лежавший поблизости, ударил им наудачу в облако пыли. Из груды обломков и лохмотьев раздался громкий крик. Швиль ударил второй раз в том же направлении.
– Швиль! Швиль! Одно слово! – умоляюще кричал Ронделль, но Швиль был как одержимый. Опасность, в которой он находился все время, сделала его бесчувственным. Нет, теперь не было никакой пощады.
Швиль ударил в третий раз и с еще большей силой, чем прежде. Стало тихо, ничто не шевелилось, и это мгновение Швиль использовал для того, чтобы поднять с пола револьвер. Так, теперь он был в перевесе. Без оружия он еще не решался подойти к Ронделлю: неподвижность лежащего могла быть ловушкой.
– Выходите, или я буду стрелять, – крикнул он Ронделлю, ничего не видя в пыли.
Ничего не шевельнулось. В этой комнате было совершенно тихо: только в соседней ревел безумный Ллойд. Их борьба, которую он слышал, но не видел, по-видимому, еще больше взволновала его.
– Я буду стрелять, если вы сейчас же не выйдете, – повторил Швиль, и когда и на этот раз не получил ответа, взял из угла лампу. Осветив разрушенную колесницу, он наконец увидел Ронделля. Тот лежал с залитым кровью лицом и широко открытыми глазами.
– Боже, неужели он умер! – вскричал Швиль и, наклонившись, приложил ухо к его сердцу. Сердце билось, он был жив. Швиль облегченно вздохнул. Он не хотел стать убийцей, даже если дело шло о его жизни.
Он побежал в коридор, принес веревок и обвязал ими Ронделля. Потом с большим усилием перетащил его в соседнюю комнату и положил на матрац. Затем осмотрел радиста и убедился, что нанес ему в голову большую рану. Но он не испытывал раскаяния, наоборот, его охватила радость. Он, один, был здесь теперь господином. Золотой клад и сокровища, находящиеся за толстыми стенами, были теперь в безопасности от Марлен и ее варваров. Что его жизни теперь больше ничего не угрожало со стороны Ронделля и Пионтковского, об этом Швиль даже и не подумал. Исследователь взял в нем верх над всеми остальными.
Ронделль лежал еще без движения, с закрытыми глазами. Швиль влил ему в рот немного коньяку и смочил им же виски. Раздался глубокий вздох, и вскоре раненый с удивлением взглянул на сидящего рядом с ним Швиля. Он хотел подняться, но сразу же заметил, что связан по рукам и ногам.
– Игра счастья, не правда ли, господин Ронделль? – спросил Швиль.
– Пионтковский! – крикнул радист изо всех сил, не обращая внимания на Швиля.
– Не трудитесь. Ваш коллега находится в таком же положении, как и вы; между прочим, если вы так стремитесь его видеть, то я могу принести его. Мне это нетрудно.
