висели Шекспир и Милтон, в проеме между окнами — Аристотель; все взирали на нее с загадочными улыбками, витающими в уголках губ; все были изображены по пояс со сложенными руками, перо или книга символизировали их творческое призвание. Изобретательность дядюшки Кларенса вложила в руку Шекспира свечу, что, несомненно, должно было означать драму как приложение его гения. Пруденс смотрела как раз на эту свечу, когда служанка сообщила, что пришел лорд Даммлер. Маркиз уже стоял у нее за спиной, он вообще мало внимания уделял формальностям.
— Благодарю, — бросил он через плечо Розе, входя в кабинет. — Помешал гению в трудах? Надо поставить на стол блюдо с яблоками, чтобы запускать ими во всяких непрошеных гостей вроде меня, вламывающихся без приглашения и нарушающих ваш покой. Мне удалиться? Могу вернуться попозже, только скажите, когда именно.
— Что вы, входите. Я сегодня впала в идиотизм. Совсем не работается.
— Вот и я тоже. Потому и пришел к вам.
— Быть того не может. Что-то не ладится с пьесой? Вы же говорили, что все идет как по маслу.
— Все так и было. Пока эта взбалмошная девчонка, моя героиня, совсем не одолела меня. Она по замыслу должна стать наложницей Могола, но вбила себе в голову, что она реальная, и мне с ней не совладать.
— Но это же замечательно! Когда у меня такое бывает, я знаю, что на правильном пути. Отпустите вожжи. Ваша героиня лучше вас знает, что делать.
— Но у меня свой план, о котором она ни черта не знает. — Он сел, закинув ногу на ногу. Даммлер, как всегда, был одет с иголочки, и Пруденс вдруг застыдилась своего бомбазинового платья. — Ее зовут Шилла. Ее продали Моголу в нежном возрасте; ей было всего восемь лет. На Востоке это обычное дело. Сейчас ей шестнадцать; всеми правдами и неправдами она до сих пор умудрялась уклоняться от его поползновений, но он полон решимости сделать ее своей.
— И такое поставят на сцене, милорд? Я даже не думала, что у вас такой рискованный сюжет.
— И напрасно! — Он склонил голову набок и расхохотался. — Мисс Маллоу, вас зовут Пруденс- Благоразумная, а не Ханжа. Это комедия, но в самом лучшем классическом духе, все интересное происходит за сценой. Или вы думали, что там будут твориться всякие непотребства?
Пруденс не знала, куда деться от смущения, но старалась не подать виду; как и все леди, воспитанные в строгости, она хотела казаться более опытной, чем, была на самом деле.
— Видите ли, — продолжал лорд Даммлер, — Шилла притворяется больной, чтобы хоть как-то сдержать его страсть, уповая невесть на какой случай, но я сами знаю, как ее спасти. Только беда не приходит одна. Эта глупышка влюбилась в него. И что прикажете мне с ней делать?
— А что она сама вам говорит?
— Стыдно признаться, но она вознамерилась бежать под покровом ночи в духе самых низкопробных романчиков. Она, кажется, вообразила, что он пустится за ней в погоню и сделает ее первой женой.
— Отличный план. Дамам это понравится, что бы ни говорили об этом джентльмены. Им по душе грубая сила и коварные замыслы мужчин, но, раз Шилла что-то вбила себе в голову, она это сделает как пить дать.
— Вам не кажется этот ход несколько тривиальным?
— Отнюдь. Вы облечете все это в дивную поэтическую форму, и публика примет сюжет как нечто совершенно новое.
— На Востоке так не бывает, — с сомнением покачал головой лорд Даммлер.
— А кто, кроме вас это знает?
— Только вы. Могу я положиться на вашу скромность?
— Будьте уверены, я об этом никому не скажу.
— Что ж, в таком случае побег так побег. Вы мне очень помогли. А у вас что за беды? Если все дело в упрямстве вашего героя, я живо его обломаю.
— Да нет, не в том дело. Просто у меня паршивое настроение.
Лорд Даммлер оглядел комнату и только сейчас рассмотрел портреты кисти дядюшки Кларенса.
— Боже милостивый! Чему тут удивляться, если вы строчки выжать не можете в такой картинной галерее! Работы мистера Элмтри, если не ошибаюсь? Это кто?
— Что за невежество! — рассмеялась Пруденс. — Не узнаете Шекспира? Пусть вас не вводят в заблуждение эти пышные локоны. Дядюшке кажется несносным изображать его с высоким лбом.
— Меня ввела в заблуждение свеча. Но о том, что она должна означать, спрашивать не буду. А тот, другой господин?
— Милтон, разумеется. Очень похож, только дядюшка слегка укоротил ему нос. А тот, что в ночном халате, — это Аристотель.
— Они все как близнецы-братья, не кажется вам?
— Что вы говорите! У Шекспира усы!
— И все же их легко принять за братьев.
— У всех, кого пишет дядюшка, есть известное сходство. Просто надо тренировать глаз, чтобы видеть различия. Вы и сами будете на них похожи, когда он до вас доберется. Не век же вам увиливать.
— Вы делаете мне честь, но я всегда буду выделяться черной повязкой.
— Ну и глупец! — рассмеялась Пруденс. — Неужели вы надеетесь, что он нарисует нечто столь уникальное? У вас будут такие же два круглых уголька вместо глаз, как у всех нас.
Лорд Даммлер улыбнулся:
— И напрасно вы думаете, что я этим огорчен. Повязке скоро конец.
— Если честно, она вам идет. Мне так она ужасно нравится.
— Вы ставите меня в неловкое положение, — кисло улыбнулся Даммлер.
— О чем вы? Вы просто придираетесь ко мне, вот и все.
— Что вы. Просто я надеялся, что мы с вами сделаем обмен — ваш чепец на мою повязку. И прямо сегодня — к балу. А моя повязка пусть еще немного побудет на мне.
— О, вы едете на бал? — воскликнула Пруденс, радуясь про себя. Ей очень хотелось, чтобы хоть одна близкая душа была там.
— Я думал, мы вместе едем. Но это с моей стороны было несколько самонадеянно. У вас, должно быть, иные планы?
— Нет, нет, — поспешно бросила она и улыбнулась так, чтобы причин для обиды не было ни у него, ни у нее.
— Мне следовало сказать вам заранее. Я хотел сам привезти приглашение и обо всем договориться, но я заработался, а Хетти, как вижу, сделала все неуклюже. Впрочем, это не важно; вы не очень знакомы с ее окружением, так что сегодня я буду вашим кавалером.
От такой галантности ее девичье сердце совсем растаяло. Между ними не было никакого флирта. Отношения у них с самого начала сложились чисто дружеские, но сердце не камень, и Пруденс почувствовала, что от подобных слов пульс у нее убыстряется.
— Я уже решила ехать одна, так что буду рада, если мы поедем вместе.
— Репутация превыше всего, мисс Пруденс Маллоу. Явись вы на бал в одиночестве, на вас положили бы глаз не лучшие представители общества. У Хетти собираются самые разные люди. С бору по сосенке. Пара отпрысков королевской фамилии бок о бок с набобами и прочими парвеню.
— У меня такой вызывающий вид? Я-то полагала, мой чепец — лучшая защита.
— Но Вы же не собираетесь отправляться на светский раут в чепце? — Он бросил взгляд на чепец, в котором она была.
— А в чем же еще?
— Боже упаси! Что касается вашего вопроса, то нет, конечно, вовсе у вас не вызывающий вид. Просто всякая новая леди, появившаяся на балу, становится объектом пристального внимания всякой шушеры. Люди приличные ждут, когда их предстают, а шушера слетается, как мухи на мед.
Пруденс рассмеялась, считая, что она не девочка и к тому же не настолько привлекательна, чтобы на нее набрасывались все, кому не лень.
— Я их буду держать на расстоянии и представлю вас исключительно епископам и вегетарианцам. — Лорд Даммлер встал. — Я отнял у вас уйму времени своими глупостями. Заеду в восемь. Пока! — Он поднял
