За столом завязалась литературная беседа. Колридж долго рассказывал о том, как они с Вордсвортом пришли к идее писать в более современной реалистической манере, чем то было принято, когда они начинали свое творчество. Речь его была одобрительно принята мисс Верней, постаравшейся уравновесить свой восторг замечанием, что Даммлер сделал еще один шаг вперед в своих «Песнях с чужбины».
Однако на этом мирный ход событий был нарушен.
Когда принесли второе блюдо, Ашингтон тщательно выбрал из него самые лучшие креветки и положил их на тарелку мисс Маллоу. Увидев столь явное ухаживание, Даммлер взбесился, хотя на сей раз зашел с другой стороны.
— Что вы думаете о Шелли? — спросил он Ашингтона, зная, что для того это имя все равно что красная тряпка для быка.
— Негодяй и жулик! — рявкнул критик. — Если бы он не сбежал, его упрятали бы за решетку. Соблазнитель юных девушек и наглый проповедник атеизма и анархии… Вы, полагаю, одобряете его, ваше сиятельство?
— Мне он ужасно нравится, — ответил Даммлер с вызовом.
— Что же вам так в нем нравится — отрицание бытия Божия или проповедь свободной любви?
— О, если вы об этом, то, разумеется, атеизм. Я и сам, слава богу, атеист. — В единственном глазу Даммлера сверкнул огонек.
Пруденс вздрогнула, мисс Верней нервно рассмеялась. Остальные застыли, как в немой сцене.
— Вы противоречите сами себе, — заметил Ашингтон, оправившись от потрясения.
— Хорошо, что вы это увидели, — рассмеялся Даммлер. — Но я говорил о нем как о поэте, чьи моральные качества нас не касаются. Особенно же меня восхищают его оды. В поэзии, в отличие от романа, словесное мастерство важнее всего. Он истинный поэт.
Ашингтон было взорвался, но опять ситуацию спас Колридж. Приняв менторскую позу, он снова прочитал лекцию о своих литературных взглядах. Затем перешел к своим литературоведческим мнениям, утверждая, что Шекспир не писал свои пьесы. Он читал цикл лекций о Шекспире и Милтоне в Философском обществе и сейчас был готов обрушить их на головы почтенной публики.
— Достаточно посмотреть на его происхождение, чтобы понять, что такой человек не мог их создать, — заявил он. — Вы только подумайте — браконьер, распутник, идиот.
— А откуда вы взяли, что он идиот? — поинтересовался Даммлер, растягивая на свой лад слова.
Прерывать Колриджа считалось дурным тоном. Тот бросил взгляд на поэта и продолжил:
— Подобные вещи могли написать такие люди, как Бекон или Марлоу…
— Но Бекон уж точно был идиотом, — снова перебил его Даммлер. — Верить в философский камень! Годами занимался этим. Что касается распутства, то Донн, сами знаете, был далеко не ангел, хотя его проповеди — дело другое; то же можно сказать и о Фоме Аквинском, и об апостоле Павле, да о любом великом писателе.
— Ваша приверженность распущенности всем хорошо известна, — заметил Ашингтон, с победоносным видом посмотрев на Пруденс, — хотя можно быть распутником, не будучи поэтом, и поэтом, не будучи распутником.
— А то и тем и другим, как Уильям Шекспир.
— Шекспир не является автором приписываемых ему пьес, — резюмировал Колридж. — Как я говорил в своей лекции 1811 года…
— И непрерывно повторяете с тех пор, — подхватил Даммлер.
Колридж посмотрел на него как на червяка:
— Среди интеллектуалов давно принято считать, что он не мог написать ничего подобного.
Пруденс с трудом сдержалась, чтобы не улыбнуться, но физиономии прочих литературных деятелей были мрачнее тучи, так что и она поневоле стала серьезной.
— Что же касается бесспорности этих творений, — продолжал свое Колридж, — то я твердо убежден, что Милтон на голову выше Шекспира.
— Эта труба иерихонская? — пренебрежительно отмахнулся Даммлер. — Эта пуританская святоша?
— Не следует путать его жизнь и его творчество, — возразил Колридж.
— Все мы люди, все мы человеки. И все человеческие пороки нам не чужды. Ведь кое-кто путает личную жизнь Шекспира с его творчеством.
— Кто бы ни был автором этих пьес, — вмешалась Фанни Верней, — это был гигант. Видели «Короля Лира» Кина? — Ей удалось загасить разгорающийся пожар, и до конца обеда все опять шло гладко.
Пруденс восхитилась, как легко мисс Верней внесла мир и покой. Сама она чувствовала, что весь сыр-бор разгорелся из-за нее. Даммлер и Ашингтон вели себя словно два пса, грызущиеся из-за кости, и, подобно псам, совсем забыли о предмете грызни. Будь Пруденс более светской дамой, она тоже придумала бы, как привнести мир, но тихая домашняя жизнь у дядюшки Кларенса не способствовала развитию дипломатических талантов, которые у нее, несомненно, были, и потому она внутренне холодела от ужаса, ожидая скандала.
Через полчаса джентльмены присоединились к дамам в салоне. Но поскольку вечер оборачивался скукой, вскоре гости начали шумно прощаться и благодарить за прием.
— Я провожу вас, Пруденс, — предложил Даммлер.
— Я обещал отвезти мисс Маллоу домой, — с видом победителя заявил Ашингтон.
— Не стоит надолго оставлять вашу матушку, — нашелся Даммлер.
— Она не одна. Мисс Гимбл живет у нас, чтобы присматривать за ней.
— Какой смысл попусту гонять лошадей? Мне известно, где живет Пруденс, и я все равно проезжаю мимо ее дома.
— А я доставлю ее до дверей, — не отступал Ашин-гтон. — И зайду, чтобы поприветствовать мистера Элмтри и вашу милую матушку, мисс Маллоу, если не поздно. Поехали?
— Решайте, Пруденс, — поставил Даммлер ее перед выбором.
— Доктор Ашингтон еще днем предложил довезти меня до дому, — сообщила она, подставляя Ашингтону локоть и с извиняющимся видом улыбаясь Даммлеру.
— Тогда до завтра, — бросил Даммлер и, повернувшись к мисс Верней, с индифферентным видом предложил подвезти ее.
Ашингтон не пошел с Пруденс в дом, у него и намерения такого не было, поскольку он знал, что там его подкараулит дядюшка Кларенс и предложит ему стаканчик вина. Он говорил об этом с единственной целью — досадить Даммлеру и утвердить свое право на мисс Маллоу. Пруденс видела, как два джентльмена пикировались весь вечер, и извинилась за поведение своего приятеля.
— Боюсь, лорд Даммлер был сегодня в дурном настроении. Не знаю, что с ним такое. Я его впервые вижу таким.
— Что вы, это для него типично. Все эти славословия по поводу его претенциозной поэзии вскружили ему голову. Я не писал бы о нем, если бы «Блэквудз» не заказал мне статью. А Даммлер, как всегда, немного перебрал. Иначе и не знаю, как объяснить его поведение.
— Я не заметила, чтобы он особенно налегал на вино, — постаралась сгладить положение Пруденс.
— Наверно, он пришел уже в хорошем состоянии. Он с самого начала стал на всех набрасываться. Я бы не советовал вам слишком много общаться с ним. Он ведет себя очень фамильярно, называет вас по имени.
Вечер, от которого Пруденс столько ожидала, был вконец испорчен. Даммлер вел себя вызывающе, и, главное, непонятно почему. С чего он так взъелся на Ашингтона? Ей пришла в голову странная мысль, что он ревновал ее. Он вел себя как потерявший голову влюбленный, что было совершенно непонятно. Ведь ясно как Божий день, что он не мог ревновать Ашингтона к ней как к женщине, поскольку он посчитал ее сумасшедшей за то, что она не приняла предложение Севильи. Но было, разумеется, еще какое-то объяснение, которое ей не терпелось узнать. Он сказал, что зайдет завтра. Пруденс вся была как на иголках. Она тоже выложит ему все, что думает об этом спектакле, который он устроил.
