конец.
Даммлер вернулся на Пултни-стрит не менее расстроенный. Как всегда, он слишком много говорил, был слишком нетерпелив — словом, опять вел себя глупо. Может, его обвинения и были отчасти справедливы, но разве так можно говорить с рассерженной женщиной? Он взвалил на себя груз не по себе, и умная Пруденс раскусила его и поняла, что все это игра и сплошные претензии, на которые не стоит обращать внимания. Он ей нравился таким, какой он есть, и надо быть самим собой. Не может же он всю жизнь корчить из себя кого-то другого.
Даммлер отправился в город, заказал послать шесть дюжин алых роз на Лаура-Плейс в тот же день и дюжину дюжин на следующий, а сам отправился в аббатство за фамильным обручальным кольцом. Потом вернулся в дом графини, уселся в пурпурном салоне и стал смотреть в окно, за которым лил дождь.
Первые шесть дюжин алых роз были доставлены на Лаура-Плейс и произвели там всеобщее оживление.
— На сей раз он все делает как положено, — прокомментировал Кларенс. — К вечеру он будет здесь, даже если ему придется гнать лошадей всю ночь.
— Он же живет на Пултни-стрит, — напомнила ему Пруденс.
— А, верно. Значит, будет с минуты на минуту. Пруденс смотрела на разбухшую от дождя землю и сомневалась, что Даммлер приедет сегодня. И не ошиблась. Это было для нее маленьким напоминанием. Когда джентльмен начинает засыпать вас цветами и бриллиантами, не жди добра. Она тщательно просмотрела цветы в поисках бриллиантов, но ничего не обнаружила. Он хочет дать ей понять, что за такое легкомысленное поведение единственное, чего она заслуживает, — это быть его любовницей; но не этого Пруденс ожидала. И не в этом было дело. Ее интересовало одно: когда он явится собственной персоной. А когда на следующее утро принесли дюжину дюжин алых роз, миссис Маллоу не на шутку встревожилась.
— Что он хочет этим сказать? — обратилась она с вопросом к дочери. — Все это так странно и выглядит как шутка.
— Это и есть шутка, мама, — подтвердила Пруденс.
Миссис Маллоу с удивлением посмотрела на улыбающуюся дочь и, хотя сама не видела во всем этом ничего смешного, кроме неудобств, связанных с тем, что дом завален цветами и их некуда девать, порадовалась.
В три часа вернулся со второго сеанса Кларенс с холстом, записанным на две трети. На нем проступала курносая Мона Лиза с оранжевыми щеками, ярко пылающими на сплошном зеленом фоне. Оставалось сделать герб и пару завершающих штрихов. С ним пришел Даммлер.
Пруденс, стоя за огромным букетом роз, спросила, нравится ли графине портрет.
— Очень нравится, — заверил ее Кларенс. — Видел я этот портрет Ромнея. Жалкая мазня. Она там вылитый попугай. О, да мы тут утопаем в цветах. Вижу, вижу. Что, Мадрид в городе?
— Ты хочешь сказать Севилья? — поправила миссис Маллоу.
— Ну да, этот испанец, который не отстает от Пруденс.
— Нет, дядюшка, эти цветы прислал Даммлер, — пояснила Пруденс. — Такое изобилие — это уже потеря чувства меры, — продолжала она, глядя на маркиза.
Тот старался делать вид, что это его не касается, но в глазах его читался вопрос и беспокойство.
— Полагаю, на сей раз мы понимаем, что это значит, так? — с одобрительной улыбкой заявил Кларенс.
По загоревшимся щекам Пруденс и беспокойному взгляду Даммлера миссис Маллоу поняла, что впервые Кларенс оказался прав, и она стала думать, как оставить молодых наедине в этом тесном помещении.
— О, Кларенс, можешь себе представить, кто приехал? — смело солгала она. — Миссис Херинг.
— Быть того не может! Я только утром получил от нее весточку. Она, бедняга, свалилась с гриппом. Я ей напишу, чтобы она непременно вызвала Найтона. Он обязательно посетит ее.
— Я о другой миссис Херинг. Ее золовке — старшей миссис Херинг. Она остановилась около нас. Надо обязательно навестить ее.
— Обязательно зайдем вечерком и поприветствуем ее.
— Пойдем сейчас, Кларенс, — настаивала Уилма, многозначительно глядя на дочь, которая закусила губу и едва заметно кивнула ей. — Здесь нет кабинета, чтобы Пруденс могла поболтать с лордом Даммлером о литературе. Пойдем?
— Я всегда с удовольствием слушаю, когда говорят о книгах. Я им не мешаю.
— Но она ждет нас, Кларенс, — настойчиво уговаривала его миссис Маллоу, затем взяла под руку, предложив захватить с собой недоделанный портрет графини Клефской.
Кларенс, Уилма и портрет графини удалились в коридор, и Уилма тихо закрыла за собой дверь.
— Ваша мама проявила удивительную тонкость, — проговорил Даммлер с натянутой улыбкой.
— Дядюшка так долго не мог уловить намека, потому что существует только один старший мистер Херинг — холостяк.
— В таком случае визит к миссис Херинг будет недолгим.
— Боюсь, что так, — согласилась Пруденс, с беспокойством поглядывая на дверь; она не была уверена, что матери удастся надолго удержать дядю подальше от дома. Ему непременно захочется присутствовать при предложении, хотя он и не успел одеться по такому торжественному случаю.
Ее волнение передалось Даммлеру. Он поднялся со своего места и подошел к Пруденс.
— Благодарю за розы, Даммлер. Я целый час проверяла все букеты в поисках бриллиантов. Вы про них забыли?
— Бриллиант в данный момент, как мне известно, на пути из Лонгборна.
— Как, всего один?
— Один. Не хочу развращать вас. Если все будет хорошо, подарю еще один на пятидесятилетний юбилей.
— Хмм… Мне приходилось видеть как-то в опере одну особу с платиновыми волосами; на ней был не один…
— Но у нее не было бриллианта на пальце.
— Честно говоря, на палец я не обратила внимания. Оно понадобилось для других выдающихся анатомических частей. Палец просто выпал из поля зрения.
— Дорогая, как же мне тебя не хватало, — произнес Даммлер, поднимая Пруденс с места.
Пруденс смутилась и, чтобы не выдать волнения, отвернулась к окну.
— Кажется, опять дождь, — произнесла она.
— Да, дорогая. Время в Файнфилдзе прошло впустую. Лондон без тебя оказался пустыней, а о Бате и говорить нечего, сколько я ни пытался измениться.
— Боюсь, к вечеру надолго зарядит, — протянула Пруденс, с деланным вниманием глядя на небо.
— Пруденс, почему ты смотришь в окно и делаешь вид, будто не замечаешь, что я называю тебя дорогой. Я жду, когда ты отреагируешь на это, чтобы объяснить все относительно моих намерений.
Сердце у нее забилось, она взволнованно посмотрела на него и смущенно проговорила:
— Я заметила.
Он обнял ее за шею, ладони у него были теплые и крепкие.
— Итак, Пруденс, никаких нравоучений? — весело обратился он к ней, и глаза у него заблестели.
— Сам ты ханжа! Давай твою оттоманку, и я покажу, кто из нас ханжа.
— Прекрати, Пруденс, смотреть на меня так своими голубыми глазами, а то сейчас зацелую тебя до смерти.
— Что за романтическая смерть! — воскликнула она, театрально раскрывая глаза, словно умирающая дива на сцене.
Даммлер потянулся к ней, но она отстранилась.
— Я немного встревожена этим цветочным изобилием. И пока не услышала сакраментальную формулу. «Мисс Маллоу, сделайте мне честь» — так она начинается, — напомнила она.
— Благоразумие до последнего вздоха? Нет, больше свободы я вам с Шиллой не дам. Ей место в гареме, а тебе — в Лонгборн-абби.
