рывок, от которого застывшее лицо как огнем обожгло, живот скрутило и тонкая струйка теплой горькой воды вытекла изо рта. Человек, несущий его, выругался, и тяжелый удар по голове принес мальчику долгожданное забытье. Слишком краткое.
Он снова был в своей камере. В той же самой - мальчик узнал сходившиеся клином стены, вмятину в куче соломы, оставленную его телом и, главное, вид из окна, к которому добрался, как только пришел в себя.
Он обессилел, промок насквозь, замерз, но жил…
А отец и братья?
Багровые отметины на теле Равнара. Белая кость на лодыжке Рава. Удавы, подбирающиеся к горлу Зендина.
Холодно, невыносимо холодно. Тредэйн дрожал и стучал зубами. Он попробовал было зарыться в солому, но ее было слишком мало.
Туман за окном окрасился в цвета рассвета. Скоро появится тюремщик с подносом, и, так или иначе, он вытянет из него хоть какие-то вести.
Тусклый свет коснулся кишащей блохами подстилки. Тред, бесчувственный к восторгу насекомых, застыл в ожидании.
Свет стал ярче, ставень отверстия скользнул в сторону, и в камеру протолкнули знакомый поднос.
Мальчик кинулся к окошечку, не обращая внимания на овсянку и твердокаменный хлеб, опустился на колени и спросил у открывшегося перед ним кусочка темной площадки:
– Расскажи, что там?
Ставень закрылся, шаги за дверью удалились и наступило молчание. Мерзкий паразит! Не сдержавшись, Тред запустил миской в стену. Глиняная посудина раскололась, и серые ручейки поползли по серым камням. На мгновение полегчало, но за это придется расплачиваться голодом.
А, все равно не до еды.
Медленно ползли часы. К вечеру внимание мальчика привлекло какое-то движение на площади Сияния у подножия башни. В окно Треду была видна команда водоносов, которые ведрами наполняли стоявший на черно-белой сцене котел. Цепочка рабочих протянулась от лесенки, приставленной к стенке котла, через площадь за угол, по-видимому, к ближайшему насосу. Они работали старательно, ведра так и перелетали из рук в руки, но работе не было видно ни конца, ни края.
Пока водоносы наполняли котел, другие рабочие укладывали под его днищем дрова и уголь.
Тредэйн разжал руки и соскользнул на пол. Голова опять кружилась, должно быть, начинался жар, и мальчик не держался на ногах. Все равно дальше смотреть не хотелось, и тем более не хотелось думать о том, что предвещают все эти приготовления. Он неизбежно расплачется, если только даст волю фантазии.
Равнар ЛиМарчборг, благородный ландграф Верхней Геции. У него много друзей, он богат и влиятелен. Он не совершил никакого преступления. Если есть на свете справедливость, его должны оправдать и освободить…
К сумеркам котел был полон. На закате подожгли дрова, и жадное рыжее пламя лизало днище, наполнив площадь невнятным гулом. Огонь будет гореть всю ночь, нагревая воду, пока она не закипит ключом…
Его отвлек скрежет засова. Вошел тюремщик, потребовал «пыдносыдро». Тредэйн молча повиновался, подавив желание выплеснуть содержимое ведра прямо в лицо громиле. Он уже понял, что расспрашивать тюремщика бесполезно. Нечего и пытаться.
К его удивлению, тот заговорил сам, заметив едва ли не с завистью:
– А у тебя отсюда отличный вид. - Не получив ответа, он пояснил: - Будет Очищение, парень… церемония.
Тредэйн молчал, и тюремщик, обиженный его равнодушием, добавил:
– Многие, знашь, заплатили бы хорошие денежки за такой вид. Уж мне ли не знать, - и продолжал, не дожидаясь ответа от неблагодарного узника, - Приходят, клянчат, звенят монетами перед носом, пусти да пусти на хорошее местечко - прям-таки клянчат, говорю, а какие люди, ты не поверишь, сплошная знать - а я им: «Нет, извиняйте, не могу». Тут они - еще деньги суют, а я-то что могу? У меня, знаешь ли, руки связаны. Страшно подумать, кому приходится отказывать. А тут какой-то щенок, и нате - лучший вид во всем городе, бесплатно. Ничего себе, а?
– Что-то ты седня не разговорчивый, - отметил тюремщик. - Прям смешно, вечно ведь с вопросами пристаешь. Чего это, испугался, что ль? Ты чего, не знаешь? С тобой полный порядок будет. Верно говорю, парень, полный порядок. Твой папка признался и все подписал, а значит, тебе бояться нечего. Старик ЛиГарвол в жизни слова не нарушал. Раз обещал твоему папке, что ты будешь жить - значит, будешь. Так что ты счастливчик. Папочка ЛиМарчборг держался, пока дело шло о твоих старших братцах, а вот на тебе сломался. У всякого есть слабое место, а?
– Признался и подписал? - тупо повторил Тредэйн.
– Верно, как и то, что дело к ночи.
– Нет. Он не мог.
– Мог и сделал, все благодаря тебе, малый. Если бы не ты, он бы не сломался. А все-таки сдался, и суд уже был, так что расслабься и спи спокойно. Для тебя все хорошо.
Тред представил, как сжимает кулак и бьет с размаху в ухмыляющийся рот, почувствовал, как трещат от удара зубы. Наяву же тюремщик спокойно вышел, дверь за ним закрылась, и мальчик остался один.
Интересно, если долго не дышать, можно потерять сознание? Где-то он слышал что-то подобное.
Темнота накрыла город. Внизу, на площади Сияния, трещал костер, нагревая воду в котле.
Должно быть, он все-таки уснул. Уже светало, и тусклый утренний свет просачивался сквозь решетку, разгоняя туман, клубившийся в камере. Одежда так и не высохла, и Тред совсем замерз. Поднявшись на ноги, он почувствовал тошноту и сильное головокружение. Мальчик шагнул к окну. Еще рано. Внизу, на площади Сияния, скучали, дожидаясь утренней смены, двое Солдат Света. Огонь под котлом пылал вовсю, и вода уже начинала бурлить. На высоком помосте, устроенном на краю сцены, выстроился ряд массивных кресел.
Пусть, но все равно происходящее казалось Треду ненастоящим. Невозможным. Глупым вымыслом. Сном.
Туман рассеивался, становилось светлее. Сменился караул. Небо над помостом приняло обычный тускло-серый цвет, и на площади появились первые зрители. Сначала пришло несколько настоящих ценителей, кутавшихся от утреннего холода в толстые шерстяные плащи. Они встали еще до рассвета, чтобы занять лучшие из возможных мест. Остальные не спешили, но постепенно площадь вокруг сцены начала заполняться народом. На фоне белого двора появились цветные пятна - даже самые бедные горожане предпочитали яркую одежду, приметную на туманных улицах. Время шло. Сквозь толпу людей уже перестало быть видно светлую мостовую двора, но ряды кресел оставались пустыми. Эти места отводились для самых знатных зрителей, вплоть до самого правителя, поскольку было известно, что самым значительным церемониям дреф оказывает честь своим присутствием, хотя, как говорили, против собственной воли.
И вот они появились, эти благородные и знатные господа в кричащих, расшитых изысканными узорами одеждах, украшенных золотом и драгоценными камнями, в сопровождении столь же яркой свиты. Кресла заполнились, и только в середине пустовала ложа, укрытая от несуществующего солнца серебряным балдахином.
Тред надеялся, что это место останется пустым. Не станет же дреф появляться на столь сомнительной… Ошибся.
Послышалась музыка, идиотски торжественные звуки духового оркестра больно задели мальчика. Это им что, праздник? Развлечение? Бессильный гнев прогнал оцепенение. Тред крепче вцепился в прутья решетки. Оркестр играл национальный гимн, возвещая приближение дрефа Лиссида. Все присутствующие стоя ожидали, пока правитель в сопровождении свиты усядется наконец под серебряным балдахином.
