Долгие беседы в ожидании счастливой смерти

Его поцелуи. Сначала поцелуи сына. Потом… Он чувствует, что целует красивую женщину. Потом…

й прерывает себя:

— Знаете, почему я вам рассказываю это? Моя пьеса «Жертвоприношение» выросла из этого воспоминания.

Их роман продолжался месяц или полтора. Каждый вечер он был у Евы.

Спрашиваю: «А что же ваш отец?» — «Мы оба не думали тогда об отце, хотя…Наверное, их отношения тоже продолжались. Днем».

Никто ничего не узнал. Но вдруг Янкель словно остановился на ходу. Опомнился. Он не мог оставаться дома.

— Вы себе не представляете, что творилось во мне, когда я видел отца. В конце концов, уехал в Каунас. Это был побег. Видимо, с того дня началась для меня другая жизнь.

______________________

й вспомнил о пьесе «Жертвоприношение». Тема искусства, сопряженная с древней темой инцеста. Наши с ним споры (в октябре-ноябре 90 года). Герои: знаменитый скульптор, увлеченный новой работой; его дочь — тяжело больна, нужна пересадка почки, умоляет отца пожертвовать ради нее собственной почкой, в полубеспамятстве совращает отца. Финал пьесы. Трагедия жены скульптора, которая вдруг узнает обо всем и сходит с ума.

Сказал й, что, разрабатывая эту тему, можно достичь высокой трагедии или — скатиться в пропасть пошлости.

Фрагменты жизни

— НУ ЧТО Ж, НАЧНЕМ, — говорит он.

Я нажимаю кнопку магнитофона и вижу, как вспыхивают огоньки в его глазах… Что ж, не зря восточные философы считают: человек живет по-настоящему только в своих воспоминаниях. (18 августа 90 г.)

______________________

ПРОРОК. Писатель рано или поздно осознает себя им. По дороге к смерти й тоже нередко «предсказывает». От пророка отличает его отсутствие важной позы, котурнов и — соответствующей позе интонации.

_____________________

ЕГО ОЦЕНКИ ПРОИСХОДЯЩЕГО В ЛИТВЕ СТРАННЫ. Но, может быть, только на первый взгляд?

Хвалит сначала В.Ландсбяргиса:

— Настоящий лидер нации. Сумел ее сплотить. Я дал бы ему Нобелевскую премию: идет к цели, добивается своего без применения силы, без крови, которая льется почти всюду в бывшем СССР, кроме — Литвы.

Хвалит потом А.Бразаускаса:

— Литве нужны его основательность, отсутствие крайностей.

Когда я напоминаю й о его прежних словах, ничуть не смущается:

— Все правильно. У каждого — свои достоинства. А главное даже не в этом.

В чем?

— Вы увидите: Литва найдет собственный путь. Совсем неважно, кто будет у власти. Даже если отойдут в сторону, то не потеряют дорогу. Я верю в характер литовца. Он нетороплив. Однако, что-то поняв, никогда уже от своего не отступится.

А вообще о политике говорить ему не хочется…

— Я слушаю «последние известия» один раз в день, утром. Бреюсь и включаю приемник. Минут десять доносится до меня шум мира. Сейчас думаю: не слишком ли много?

Нить страха

23 октября 90 г.

— Расставаясь с жизнью, хочу от многого избавиться, очиститься… Я хочу рассказать о том, что так долго таил от всех…

И все же й не сразу произносит это слово — страх. Потом тема страха пройдет через многие наши беседы. Окажется: именно страх связывает плотно целые десятилетия жизни й.

Впервые мы подходим к этой теме сегодня. Подходим, вроде бы, случайно. Пьем кофе. Он спрашивает:

— О чем вы не успели написать, живя в России?

Размышляю недолго:

— Ну конечно, об удивительной роли страха в творческом сознании советского писателя…

Как всегда, й примеривает сказанное к себе:

— Чехов призывал каждый день выдавливать из себя раба…Я все эти тридцать лет прощания с жизнью «выжимаю» из себя страх. Знаете, недавно написал об этом письмо известной еврейской поэтессе Доре Тейтельбойм. Написал о том, что случилось во время нашей встречи в Израиле — именно под воздействием страха.

Я останавливаю й. Предлагаю вернуться на многие десятилетия назад, начать сначала. И мы записываем на магнитофон его воспоминания о первых, уже, кажется, похороненных страхах.

_____________________

«…Мне — от тринадцати до пятнадцати лет, не помню точно, сколько. Однажды, когда мы с товарищем выходим на улицу, он показывает на какого-то человека.

— Ты заметил его? В любую минуту может тебя арестовать.

— Кто?

— Да он же…

Я прозреваю внезапно. Как же я не обращал внимания раньше? Ведь этот тип резко выделяется среди других жителей нашего городка. И все знают, откуда он. Тайная полиция! Черный котелок, строгий черный костюм — и летом, и зимой. И, может, потому — очень бледное лицо.

Это первая наша встреча. Потом уж я всегда замечаю его — издалека.