Долгие беседы в ожидании счастливой смерти

У й было два варианта финала. Первый: художник сжигает картину, принося в жертву революции свое искусство. Второй вариант: художник оставляет картину, выходит из партии. Жертвует ради искусства идеалами (5 ноября 90 г., 9 августа 95 г.)

______________________

ЕГО ОСОБЫЕ ОТНОШЕНИЯ С ВРЕМЕНЕМ.

«В пятнадцать лет я был стариком. Все по той же причине: утром не знал, что буду делать днем и вечером. Время текло сквозь пальцы. Время, точно река, несло меня по течению» (23 февраля 94 г.)

Когда мы познакомились в 90-м, я увидел молодого человека, которому шел восьмидесятый год.

Он уплотнял время, наполнял его работой («Я точно знаю, когда работа идет хорошо: тогда я не замечаю времени…»)

________________________

СЕТИ. й смотрит куда-то в пол. Говорит то, чего я совсем не жду от него (он обычно это скрывает):

— Я родился не в то время и не в то время писал. Двумя бы десятилетиями раньше или позже…

Замечает мое удивление:

— Да, я никогда и ни о чем не жалею, но я не могу не думать о том, как могли бы раскрыться мои способности.

Все же естественнее й в другой раз, когда читает мне из Екклезиаста:

«Ибо человек не знает своего времени. Как рыбы попадаются в пагубную сеть, и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них».

Может быть, именно в этих строках видит й утешение.

______________________

Как победить старость? Говорю ему: СМЕРТЬ — ЭТО ВСЕГДА КАКАЯ-ТО ОШИБКА человека, которому природа предназначила жить очень долго. Чтобы победить старость, надо преодолеть одно из главных противоречий бытия — противоречие между нашим пониманием временности, тленности всего сущего и нашей стихийной верой в бессмертие. По сути — это противоречие между душой и телом.

— Можно подойти к тому же, но с другой стороны, — говорит й. — Нужно исключить из своего сознания понятия «вчера» и «завтра». Нужно перестать сожалеть о том, что было, и перестать обманывать себя мечтами.

Восточная философия, которой й никогда не увлекался, утверждает то же самое.

______________________

КЛЕТКА. Не сразу поймешь отношение й к той или иной поре собственной жизни. Вот Каунас. Вот последнее предвоенное десятилетие.

Его работа в еврейской печати. Корректор («…я читал газету первым, склоняясь по ночам над влажными гранками»). Репортер («…где только я не побывал тогда — в судах, в полицейских участках, притонах, больницах для бедняков, на демонстрациях, в Сейме). Литературный и театральный критик («…я услышал о начале войны, когда сидел за столом — спешил дать в завтрашний номер отчет об открытии молодежного еврейского театра в Вильнюсе»).

Его увлечения социалистическими идеями.

Его бурные романы.

Его бурное чтение: Ницше, Шопенгауэр, анархисты, Маркс, мировая классика, еврейские поэты…

Его учеба (видимо, хаотичная) в университете Витаутаса Великого.

Его литературное творчество.

Тем не менее й говорит: «Я был словно в клетке. Жизнь неслась мимо…»

Верно ли мое предположение? Оглядываясь на те годы, й недоволен собой. Сравнивает. Сейчас он наполняет время работой души, а тогда был слишком поглощен собственными страстями. Страсти закрывали от него мир. Сжигали время (8 сентября 94 г.)

_______________________

Из письма П. Флоренского: «…Секрет творчества — в сохранении юности». й говорит иначе: «Сохранить в себе творчество — это и значит сохранить юность».

________________________

Когда же й начинает стареть в самом деле? Тоже на моих глазах. Время для него вдруг рассыпается, становится тягучим:

— Мне кажется, в моей голове, в моей «коробочке» случилось замыкание. Сегодня утром взял газету. Держал ее в руках, но не читал. Поймал себя на том, что это продолжалось целых пять минут (23 марта 95 г.)

«Самое-самое»

Я долго не догадываюсь, почему пьесу «Прыжок в неизвестность» й тоже считает автобиографической. Конечно, для него исповедальна здесь тема будущего евреев, дилемма, которую й формулирует так: «По какому пути пойдет наш народ? Кем мы станем завтра — израильтянами или евреями?» Самому ему страшно стать израильтянином, он останется евреем. Последним евреем? Пусть!

Разумеется, мысли эти присутствуют в пьесе, но их, как я уже говорил, оттеснили другие. Теперь пьеса — о генетике. Главный герой — литовский еврей Йонас Сакалас — хочет воздействовать на ген агрессивности в человеке. Он собирается таким образом перестроить мир.

_________________________

Не раз слышу от й: «Это мое самое-самое… Наверное, потому так трудно превращается в драму». Слова «самое-самое» относятся в первую очередь не к проблеме людской агрессивности, о чем й говорит постоянно в последние месяцы, но к теме «переделки человека», которая волнует й несколько последних десятилетий.

_______________________

ЕЩЕ ОДНА «ЛИНИЯ ЖИЗНИ» й. Пусть не единственная, но действительно важная. Схватывающая годы, терзания, надежды, обольщения. Его интерес к существованию плоти, к смерти, к метаморфозам духа. Разумеется, я привожу сейчас лишь некоторые записи из своих тетрадей.