Великий Эллипс

— Здесь требуется талант опытного дипломата, не так ли? — осторожно заметила Лизелл. — Простите мне мою тупость, я не очень понимаю, почему вы обратились с этим ко мне. Я, конечно, польщена, но разве нельзя найти более подходящего кандидата?

— Вы необычная персона и потому идеально подходите на эту роль. — Во Рувиньяк пристально изучал ее. — Во-первых, в глазах общественности вы предприимчивый и смелый путешественник, что делает совершенно оправданным ваше участие в гонках. Ваш пол — хорошая маскировка для возложенной на вас миссии, враги Вонара не готовы поверить, что мы доверяем женщинам такие дела. И, наконец, ваши личные достоинства вероятнее всего произведут впечатление на его величество.

— Личные достоинства? Я не уверена, что я понимаю вас. — Она не была уверена, что хочет его понять.

— Проще говоря, мисс Дивер, у вас незаурядные внешние данные, а чувственные пристрастия короля детально запротоколированы. Более того, вы известны как хорошо образованная, утонченная дама с богатым опытом, довольно способная. Почему бы вам с максимальным успехом не использовать все ваши качества во благо своей страны? Таким образом, мы возлагаем большие надежды на нашего посланника, чье очарование может значительно подтолкнуть короля Мильцина к принятию положительного для нас решения.

Он достаточно витиевато выражался, но смысл его слов был ясен и не очень приятен. Лизелл задумчиво отхлебнула из своей чашки, в какое-то мгновение ей захотелось выплеснуть чай прямо в лицо замминистра. Она подавила импульс: в конце концов, во Рувиньяк не хотел ее оскорбить. Если он, как и весь мир, видит в ней женщину сомнительного поведения, то в этом она должна винить только себя.

— У вашего министерства своеобразный подход к решению проблемы. — Она не позволила ни одной эмоции отразиться на ее лице. — Действительно, ваши методы удивляют меня. Замминистра, не думали ли вы и ваши коллеги о возможной неловкости в случае, если наш сегодняшний разговор станет достоянием гласности?

— Я не думаю, что он станет достоянием гласности, — слова, содержащие угрозу, во Рувиньяк произнес почти с нежностью. — Если я окажусь неправ, то все проблемы и неприятности падут только на мою голову, а Министерство иностранных дел будет утверждать, что ему ничего не известно. Если нужно, я готов принять на себя всю ответственность.

— Понимаю, — ей теперь действительно было ясно, почему ей не позволили переступить порог святая святых — Республиканского комплекса.

Как раз подходящий момент для возмущенного отказа, взрыва оскорбленного достоинства — но Лизелл держала язык за зубами; альтернатива сделанному предложению рисовалась мрачной. Месяцев через шесть ее ждал финансовый крах, за которым последует невообразимо унизительное возвращение в отцовский дом. Однажды скатившись в этот упорядоченный ад, можно никогда не выйти на поверхность вновь. С другой стороны, сам факт ее участия в Великом Эллипсе привлечет к ней внимание общественности, стимулирует продажу ее книги и прибавит ей веса как лектору. А если она действительно выиграет гонки, то ее судьба, благосостояние и независимость будут гарантированы на всю оставшуюся жизнь.

И что потом? Ты выберешь более доходную профессию, сделавшись в действительности тем, кем ты и должна быть, что очевидно многим уже сейчас?

Выберу, мысленно ответила она своему отцу, если это единственный в мире способ быть свободной. Никто и ничто меня не остановит. Даже если потребуется…

— Я согласна, — закончила она вслух и громко.

— Мисс Дивер? — удивление отразилось на лице замминистра.

— Я принимаю вашу финансовую поддержку. Я буду участвовать в Великом Эллипсе. Я не совершу ни одной ошибки и выиграю гонки. Я использую все доступные мне средства и сделаю все. — Ее спутник пристально посмотрел на нее, и она добавила для пущей убедительности. — Все, что в человеческих силах.

II

Ровно через неделю она отправилась в Нижнюю Гецию. Расстояние между Ширином и Тольцем, гецианской столицей, укладывалось в три дня и две ночи пути по железной дороге, и этот недлинный путь Лизелл решила проделать с комфортом. На щедро выделенные Министерством иностранных дел наличные она приобрела очень дорогой билет в мягком спальном вагоне, где постельное белье, на радость пассажирам, пахнет лавандой. В вагоне-ресторане заказывала самые дорогие блюда, ее обслуживали самые расторопные и любезные носильщики, официанты, проводники. Все это и отдаленно не напоминало скромную обстановку ее предыдущих путешествий.

В итоге репутация одиноко путешествующей молодой женщины была защищена от неодобрительных толков надежным эскадроном хорошо оплаченных лакеев, и потому ее никто не беспокоил.

Железнодорожные пути между двумя такими крупными столичными городами, как Ширин и Тольц, были в отличном состоянии, и путешествие на северо-восток протекало гладко: за окном проплывали плодородные поля Вонара, зеленые холмы провинции ВоГранс, которые плавно перетекли в более серьезные горные массивы, скрывавшие просторы Нижней Геции. Поезд пересек границу — и сразу же превозносимый нейтралитет страны дал о себе знать.

Пыхтящая и лязгающая громада поезда затормозила на небольшой станции Локсток, и местные таможенники тяжело загромыхали по вагонам, требуя предъявить паспорта и декларации. Лизелл подписала необходимые документы, продемонстрировала содержимое своего скромного багажа, заполучила положенный штамп в паспорт и перенесла внимание на платформу, на которой впервые ее глазам предстали грейслендские солдаты, одетые в серую униформу.

Выглядели они совсем даже неплохо — многие были явно хороши собой, демонстрируя грейслендское пропорциональное телосложение и грейслендские прямые благородные носы. Может быть, несправедлива молва об их злобном нраве? Может, лживы слухи о чрезмерно жестоком обращении с порабощенными народами?

Ну разве не великолепны будут эти аккуратно подстриженные парни, победоносно марширующие по улицам Ширина! Это может случиться через пару недель, как сказал замминистра.

Поезд тронулся, покидая Локсток и устремляясь на север, спеша мимо многочисленных неправдоподобных в своей причудливости городишек, возникающих в пространстве остроконечными крышами, наполовину деревянными, в средневековом стиле, мимо завораживающе идиллических цветущих лугов… Поезд спешил, не останавливаясь, чтобы прибыть в Тольц в мягких сумерках весеннего вечера.

Лизелл вышла из вагона. Носильщик подхватил ее багаж, юркнул в здание вокзала и снова появился минуту спустя с возницей кэба. Деньги перетекли из одних рук в другие, и ее дорожная сумка, казалось, перелетела в ожидавший кэб, который был и ниже, и шире, и тяжелее, чем ширинские фиакры, и гецианская гнедая была соответственно более кряжистая. Лизелл села в экипаж, и дверца за ней закрылась. Возница взобрался на козлы, кнут свистнул-щелкнул, и кэб с грохотом покатил вперед.

Она откинулась назад и с удивлением обнаружила, что сиденье гораздо мягче, чем она ожидала. В отличие от ее сограждан жители Нижней Геции ставили комфорт выше элегантности, и она решила пользоваться этим в свое удовольствие, пока обстоятельства не изменятся с началом гонок. Завтра! От этой мысли у нее подпрыгнул пульс. Осталось всего несколько часов до начала.

Она выглянула из окна. Фонари сверкали в сгущающихся сумерках, согревая своим светом бледные каменные фасады домов, памятники выдающимся людям страны, церемониальные арки, украшенные причудливыми узорами и завитушками в бесстыдно-витиеватом стиле прошлых столетий. Ширин, Флюгельц Ли Фолез — в сущности, каждая столица могла похвастаться своими архитектурными причудами, но нигде в мире витиеватость не достигла таких высот нелепости, как здесь, в Нижней Геции. Апофеоз этой