выдержала нужную паузу, а затем начала вести дознание, задавая вопросы под другим углом зрения и другими словами. Возможно, он захочет выдать ей некоторою информацию в дозволенных ему пределах. Когда она спросила о Каслере Сторнзофе, он рассказал, что в результате осмотра сгоревшего дворца Водяных Чар в не пострадавшей от огня подземной лаборатории было обнаружено тело главнокомандующего Сторнзофа. Тело было отправлено в Грейсленд, где Братство Ледяного Мыса займется его погребением. А то, что осталось от грандлендлорда Торвида Сторнзофа, было тихо похоронено на кладбище в Тольце. Несмотря на ужасный пожар, жертв больше не было.
А гецианский магистр, Ниц Нипер? Он все еще в Ширине?
Трудно сказать. Сразу по прибытии господина Нипера основательно расспросили сотрудники правительства, сообщил во Рувиньяк. Сам же он не присутствовал на этих беседах. В любом случае, это все очень интересно. Есть основания полагать, что господин Нипер недавно был перевезен в другое место, куда именно, во Рувиньяку неизвестно, вокруг этого так много всяких разговоров и слухов.
А Разумный Огонь? Она своими собственными глазами видела, что он существует, но насколько он применим на практике? Насколько он надежен и дистанционно управляем? Может ли он стать эффективным оружием войны?
— Что касается этого, то я вряд ли могу компетентно судить об этом, — скромно отвечал во Рувиньяк. — Если вам нужны реальные факты, то, боюсь, вам нужно делать то же, что и мне: читать газеты.
Она последовала его совету, когда два дня спустя после их встречи развернула газету
Сердце ее забилось. Вот оно. Она быстро прочитала статью, длинную и перегруженную деталями, но с достаточно простой мыслью. Президент Вонара при полной поддержке конгресса ответил на требование Парламента Гареста передать им провинцию Иленс безоговорочным отказом. Гарестское правительство уже выставило официальную ноту протеста. Дипломатические отношения между двумя странами прерваны. Гарестское посольство закрыто, послы уже покинули Ширин. Высший Совет Грейсленда резко осудил политику Вонара и высказался в поддержку оскорбленного братского народа Гареста.
До нападения осталось буквально несколько часов. Возможно, бои уже начались на юге Иленса. Лизелл отложила газету в сторону. Сидеть одной в своих меблированных комнатах в такой момент ей не хотелось. Ей захотелось видеть Гирайза прямо сейчас, немедленно, но это неприлично — отдаваться порыву. Она не может вот так нагрянуть, одна, без приглашения, постучать в дверь его загородного дома — это никуда не годится.
Слишком плохо. Я еду.
Она встала. Ее летняя соломенная шляпа висела в крошечной прихожей. Не успела она протянуть к ней руку, как раздался стук в дверь. Она открыла, на пороге стоял Гирайз.
— Ты видела газету? — спросил он.
Они отправились в ближайшее кафе, там было полно народу; казалось, что во времена всеобщего бедствия у ширинцев включался инстинкт собираться вместе, непрерывно пить кофе и обмениваться мнениями. Лизелл предположила, что все кафе и таверны по всему городу должны быть так же переполнены и шумны. События обсуждались неистово. Незнакомые люди спорили как старые приятели, у каждого была своя готовая теория, планы, надежда и уверенность, кто-то предрекал неминуемую гибель. Слухи роились смерчами, многие излагались с достоверностью факта, но никто не знал действительного положения вещей.
Все сидели в одной лодке, все черпали информацию только из газет, которые, в свою очередь, ждали сообщений с гарестской границы в сотне миль к югу.
Ширин ждал. Вечерний экстренный выпуск
И снова Ширин стал ждать.
Еще двадцать четыре часа прошло в томительном ожидании. Большую часть их Лизелл провела с Гирайзом, остальные болталась под окнами редакции
Лето было в зените, и солнце нещадно светило над Ширином. Соломенные шляпы и зонтики от солнца обеспечивали недостаточную защиту. Продавцы прохладительных напитков и самых разнообразных закусок кружили вокруг собравшихся людей, привлеченные легкой наживой. Время шло, а толпа сохраняла спокойствие и порядок, нарушалась лишь некоторая пристойность поведения: мужчины ослабляли галстуки и расстегивали воротники своих рубашек, некоторые даже сняли пиджаки. Дамы сняли белые кружевные перчатки, чего они никогда не позволяли себе в обычных обстоятельствах. Неизвестно откуда появились и легли на старые булыжники мостовой циновки, одеяла, подстилки, и уставшие стоять люди десятками опускались на мостовую и тротуар.
Лизелл не хотела, чтобы они с Гирайзом сидели на земле. И когда у нее уже не осталось сил стоять под солнцем, они отошли к ступенькам у какой-то двери, где была тень, и она смогла немного передохнуть. Но ее отдых стоил им выгодного места у самой двери редакции, и надежды вернуть его не было.
Гирайз сходил за охлажденным фруктовым соком и сырными палочками. Они перекусили, и сил прибавилось. Потерянное место не казалось такой уж большой жертвой. Прошло много часов, но ожидание не было вознаграждено.
Солнце легло на крыши домов с западной стороны, и спасительная тень накрыла улицу. Лизелл не могла понять, что они будут делать, когда наступит ночь. Бросить все, уйти домой, а утром вернуться? Или ждать здесь вместе со всеми всю ночь, все утро, и дальше… столько, сколько потребуется? Ей было плохо от одной мысли о бесконечном ожидании. Вне всякого сомнения, Гирайз тоже был изрядно утомлен, но и с мыслью пропустить очередной выпуск новостей невозможно было смириться, и она подозревала, что и Гирайз разделяет ее чувства.
Дилемма разрешилась с появление потного, измученного газетчика, нагруженного еще сырым экстренным выпуском
Сотни ожидавших разделили с ними их участь. Поднялась буря протестов и умоляющих воплей. Один никому не известный филантроп, наделенный великодушием и мощными легкими, поднялся на ступеньки и яростно замахал руками. Возмущение улеглось, как только соотечественники поняли его намерения. Толпа отхлынула назад и затихла. Стоя на лестнице, филантроп начал читать громовым голосом, так что всем было слышно:
