красноватый. Они сверлили его, прожигали в нем дыры.
Он выдохнул, только когда взгляд перестал его буравить.
Руорим отвернулся.
– Что произошло? – спросил он глубоким грубым голосом.
Четверо солдат подтащили четверых пленных. Гнома, двух людей и эльфийку. Все они смотрели непонимающим, яростным и растерянным взглядом на Горена, который держался крайне равнодушно.
– Они собирались проникнуть в вашу палатку и злодейски вас убить, господин, – ответил один солдат, стараясь не смотреть на хозяина. – А вот этот, – он показал на Горена, – выдал и себя, и всех остальных.
Глаза Руорима вновь обратились к Горену.
– Он их выдал?
– Да, господин.
– Они собираются меня убить, строят планы, пробираются сюда, а потом один из них выдает всех остальных?
– Может быть, ему достанется более высокая награда, господин.
– Но не от меня.
От тошноты Горен едва держался на ногах. Он хотел что-то крикнуть своим товарищам, оправдаться, но не сводил глаз с Руорима, а с его уст сорвались совсем другие слова.
–
ГЛАВА 10
Без выхода
– Заковать их в цепи, – приказал Руорим, показав на четверых пленников. – Отведите в заднюю палатку и привяжите там, чтобы даже пошевелиться не могли. Эльфийке заткните рот. Но потом к пленникам не подходите, я допрошу их позже.
Он повернулся к Горену. Подскочивший по его знаку солдат связал тому руки за спиной.
– В мою палатку, – сказал Руорим. – И мне не мешать.
Горена оттащили в палатку, швырнули на пол и привязали к столбу. Палатка была устлана красными и черными коврами, и Горен быстро согрелся на мягкой подстилке. Сундуки, помост с самым разным оружием, удобная кровать, стол с письменными принадлежностями и разложенными картами и несколько стульев придавали помещению уютный вид. На стенах тоже висели ковры. Освещалось жилище Руорима факелами и большими свечами.
Горен почувствовал, что внешняя тяжесть перестала на него давить. Зрение восстановилось. Он снова мог двигать пальцами (правда, только ими, потому что был связан). С беспощадной отчетливостью он осознал, что случилось на самом деле. Что он наделал! Ему пришлось собрать все свои силы, чтобы не заорать. Отчаяние острым ножом резало его сердце на куски и швыряло на землю кровавые ошметки, растаптывая их в пыли. Сощурив глаза, Горен увидел входящего Руорима. Он тщательно закрыл края палатки. Подошел к стулу, снял плащ и перчатки. Потом подошел к Горену, присел перед ним на корточки, взял его за подбородок и приподнял лицо. Внимательно изучал молодого шейкана, при свете факела поворачивая его голову в разные стороны.
– У тебя ее глаза, – сказал он, наконец, – не цвет, а форма, выражение… глубина. Твой рот вызывает у меня горько-сладкие воспоминания. Я рад, что у тебя многое и от меня, ошибка исключена. Знаешь, кто я?
Глаза Горена увлажнились.
– Убийца моей матери, – дрожащим голосом ответил он.
– Ах, – махнул рукой Руорим. Он поднялся, подошел к столу и налил из графина вина. – Значит, ты на самом деле был там? При зачистке мы обнаружили обрушенный тайный ход и решили, что таким образом сбежали Дарвин и старый дурак-алхимик. Если бы я догадался, что с ними был ты… – Он прислонился к стулу и задумчиво сделал несколько глотков, не спуская глаз с Горена. – Значит, ты пришел, чтобы отомстить?
– А ты как думаешь? – В голосе Горена плескалась ненависть.
– Я сожалею о смерти твоей матери. Веришь ты мне или нет, но она значила для меня очень много. С самого первого момента, как только я ее увидел. Сделанного не изменить, к тому же она выступила против меня. Она могла оказаться для меня опасной.
– Ты убил ее исподтишка, как последний трус! За это твоя душа будет гореть, как только я с тобой расправлюсь! – закричал охваченный гневом Горен.
Руорим улыбнулся:
– Моя душа в руках ренегата, по приказу которого я действую. Ты понятия не имеешь, о чем идет речь на самом деле, сын мой, но для тебя это не имеет значения. Меня радует, что ты не растратил бойцовской воли, несмотря на безнадежное положение, в котором ты находишься. В тебе кровь твоих родителей; объединенная, она приводит к совершенству. Ты избранный, которого мы ждали так долго.
– Я Горен Говорящий с ветром, – гордо подняв голову, сказал молодой шейкан. – И никто иной. Я не могу ничего изменить в своем рождении и в наследстве шейканов. Но я один принимаю решения относительно моей жизни и не буду служить ни тебе, ни тому сумасшедшему, дряхлая и рехнувшаяся душа которого живет во мне.
Мрачная улыбка Руорима стала еще шире.
– У тебя нет выбора, Горен Говорящий с ветром. Мне бы больше понравилось, если бы ты принял мою