здесь, наверху, вы ничего не найдете!
– Если бы я только мог тебе поверить, – сказал Руорим с наигранной печалью. Резко встал и открыл узкую дверцу напротив входа. Там уже ждал с инструментами в руках палач, приземистый орк, лицо которого было спрятано под кожаным колпаком.
– Гурат, боюсь, придется прибегнуть к твоим услугам. – Руорим еще раз повернулся к Ланригу: – Он настоящий мастер, ты даже удивишься.
Он пересек комнату и открыл главную дверь.
– Гурат, как только закончишь, позови эльфийку, пусть она подлатает бедолагу. А потом сообщи мне все, что узнал, с мельчайшими подробностями.
– А что делать с этим?
– Когда эльфийка приведет его в порядок, отправь к остальному сброду, писарь нам может еще понадобиться.
– А что если эльфийка откажется? – прорычал орк, и глаза его в прорезях кожаной маски жадно заблестели. – Она ведь очень строптивая.
– Зато обладает огромной силой, которой я хочу воспользоваться. – Руорим задумался. – Заставь ее, а потом запри здесь, когда уведешь Ланрига. Я лично позабочусь о ней и наставлю на путь истинный.
Вейлин Лунный Глаз, всхлипывая, лежала на голом полу холодной комнаты. На камнях вокруг стула медленно подсыхала кровь Ланрига.
– Это справедливая кара за мои грехи, – шептала она. – За мои мысли, которые меня пожирали, за мою ненависть и мои страхи. Все это я заслужила, но сейчас… сейчас я прошу избавления… я больше не могу…
Ее слова словно кто-то услышал: дверь внезапно открылась и внутрь хлынул яркий свет.
Снаружи все еще был солнечный день, на улицах продолжалась жизнь.
Вейлин со стоном откинулась к стене, когда узнала в мощной фигуре приближающегося к ней Руорима.
Он заговорил, и голос его звучал на удивление мягко.
– Не надо меня бояться, маленькая эльфийка. Ты и так достаточно страдала. – Он вытянул руку вперед. – Выйди на свет, здесь тепло и приятно. Я осмотрю твои раны, ты должна утолить голод и жажду, тебе необходим отдых.
Дрожащая Вейлин съежилась и покачала головой.
– Я знаю, кто вы, – прошептала она. – Вы самый ужасный из всех.
Он замер.
– Откуда тебе это известно, маленькая эльфийка? Наша встреча была столь краткой. Мы ведь практически незнакомы. Ты ничего обо мне не знаешь.
– Я видела ваши деяния… – выдохнула она.
– О, это война, детка. К твоему сведению, не я устроил вот эти камеры, это сделал наместник Норимара, а мой добрый Гурат лишь воспользовался его приспособлениями. Не думаю, что наместнику приходило в голову после успешного допроса призывать целительниц врачевать раны преступников.
Руорим медленно подошел и присел перед Вейлин на корточки.
– Нет… нет… – всхлипнула она, когда он откинул волосы с ее лица.
– О-о, как тебе больно, – протянул Руорим. – Я не хотел. Гурату было велено заставить тебя слушаться, но он не должен был избивать тебя до полусмерти. Больше он никогда этого не сделает, я тебе обещаю.
– Вы демон! – воскликнула Вейлин. – Убейте меня или пытайте, но только прекратите надо мной смеяться.
Руорим молчал ровно минуту. Вытащил из кармана платок и стер кровь с лица Вейлин.
– У меня к тебе вопрос, – сказал он, наконец. – Как ты думаешь, если бы я был крайне жесток, ужасен, холоден и бесчувствен, если бы получал удовольствие, верша жизни и смерти людей… был бы я в состоянии зачать такого сына, как Горен?
Она подняла на него опухшие глаза:
– Почему вы об этом спросили?
– Вейлин – это ведь твое имя, правильно? Вейлин, неужели ты думаешь, что войну можно вести чистыми и благородными способами? – Голос Руорима звучал крайне серьезно. – Ты что, считаешь, что твои родичи, принимая участие в войне Шести Народов, всегда действовали искренне и по-доброму? Ты уверена, что у эльфов не существует силовых методов ведения допроса? Вы никогда не приносили жертв? Последнее: не является ли
– Вы… вы все переворачиваете… у меня кружится голова… – пробормотала она слабым голосом. – Это не умаляет вашу вину и не оправдывает ваших деяний…
Он тихо засмеялся:
– Нет. Тут ты права, маленькая эльфийка. Я даже не пытаюсь показать себя в более выгодном свете, потому что я холоден и жесток, но в противном случае я не был бы правителем и не добился бы таких успехов, а мои солдаты не были бы мне столь верны. Но я пытаюсь тебе объяснить, что это не вся моя сущность, что я гораздо больше, чем Мясник, что во мне имеется и другая сторона, которая скрыта от всех. Потому что никто не хочет ее видеть.
