член общества, а вовсе не тот человек, за которым они гнались. Однако мистер Оливер сообщил им ценные сведения о человеке, которого действительно разыскивала полиция.
Даже повесив трубку, она не могла успокоиться. Эдвин мог оказаться тертым калачом и направить полицию по ложному следу.
Прекрати немедленно, прикрикнула на себя Долорес. Нельзя было давать волю воображению. Она принялась составлять меню, заставляя себя думать о еде, а не об Эдвине Оливере. Однако думать о нем оказалось трудновато, поскольку не прошло и часа, как он сам появился в гостинице.
Долорес от неожиданности лишилась дара речи. Ее бывший постоялец выглядел просто неотразимо. Щеки и подбородок были чисто выбриты, а волосы коротко подстрижены по последней моде, что не мешало им оставаться пышными и слегка вьющимися. На Оливере были тщательно отутюженные, хорошо сшитые брюки из дорогой ткани и темно-синяя шелковая рубашка с замысловатым орнаментом. Над столом витал легкий аромат одеколона, чистый и мужественный. У Долорес сильно забилось сердце. Такой метаморфозы от Эдвина Оливера она не ожидала.
Ее охватили разноречивые чувства. Тут были страх, изумление и еще что-то, чему она пока не могла найти названия.
— Привет, Долорес, — услышала она его низкий, чуть хрипловатый голос.
— Что вы здесь делаете? — Вопрос прозвучал не слишком любезно.
— Хотел увидеть вас и попросить прощения лично… — Он бросил взгляд на вазу, в которой пламенели роскошные тропические цветы. — Я вижу, букет вам уже доставили.
— Как видите! — хмуро бросила она, борясь с хорошими манерами, которые требовали совсем другого ответа.
Он оперся о край стола, слегка наклонился и непринужденно констатировал:
— Вы сердитесь.
Долорес бросила на Оливера грозный взгляд.
— Очень сердитесь, — поправился Эдвин. — Точнее говоря, просто вне себя от ярости.
— Да! — гневно воскликнула она. — Я не знаю вас, мистер Оливер, но за каким дьяволом вы позвонили и напугали меня? Я не спала всю ночь! Боялась, что вы вернетесь и убьете меня в постели!
Улыбка исчезла с лица Оливера. Он действительно побледнел, или ей только так показалось?
— Мне в самом деле очень жаль, — тоном, полным раскаяния, произнес Эдвин. — А позвонить вам меня заставило чувство юмора и совершенно неуместное желание подразнить вас.
— Подразнить?!
Он кивнул.
— Мне показалось забавным, что вы пустили по моему следу полицию. Было ясно как Божий день, что вы приняли меня за подозрительного типа и…
— Вы и были подозрительным типом! Вернее, внешность у вас была подозрительная…
— Потому что я был грязный и несколько дней не брился?
— Да, именно поэтому.
— А вы не поторопились с выводами?
— Я не собираюсь обсуждать с вами мои впечатления, мистер Оливер, — холодно ответила она.
— Когда я позвонил вам, мне и в голову не пришло, что вы примете это так близко к сердцу. И только когда вы бросили трубку, я понял, что переборщил. До меня тут же дошло, что я совершил серьезную ошибку. Вы ведь плохо меня знаете. Точнее, не знаете вообще…
— И не имею желания узнавать, — оборвала она его.
— Значит, вы не принимаете мои извинения? Я специально приехал за этим, а вы сомневаетесь в моей искренности? — Было видно, что он обиделся.
— Я принимаю ваши извинения, но это отнюдь не значит, что теперь мы должны стать закадычными друзьями, мистер Оливер.
В его глазах заплясали озорные искорки.
— Не значит. Но мысль соблазнительная.
— И думать об этом не смейте! — отрезала она. — А теперь прошу прощения, мне надо идти, меня ждет работа.
Он наклонил голову.
— Конечно.
Долорес посмотрела ему вслед. Нет, что ни говори, чертовски привлекательный тип! Он сел в сверкающую кобальтово-синюю спортивную машину, закрыл дверь, включил двигатель и был таков.
— Скатертью дорога, — угрюмо пробормотала она вслед ему.
— Ма! Ты его видела? — Кора шла по лужайке, прижимая к груди пачку книг.
Наступила вторая половина дня, и Долорес в одиночестве сидела на пристроенной к ее комнате террасе, наслаждаясь заслуженным отдыхом, потягивая чай и готовясь к возвращению на кухню: пора было готовить обед. Стоял чудесный теплый день, и она любовалась деревьями, с которых медленно опадали желтые листья.
— Кого? — спросила она, когда Кора поднялась на террасу.
— Эдвина. Эдвина Оливера.
— Да, видела. Он приезжал утром, но давно уехал.
Кора положила книги на деревянную скамью и плюхнулась в шезлонг.
— Так вот, он вернулся и сказал, что останется на ночь. Мы говорили с ним чуть ли не целый час. Он ужасно милый.
— Кажется, он не делал предварительного заказа, — сказала Долорес, чувствуя, как внутри у нее закипает раздражение.
Кора только беспечно пожала плечами.
— Пусть об этом заботятся другие… Ага, чай. Какой сорт?
— «Липтон», — механически ответила Долорес. — А где он сейчас?
Кора махнула рукой в сторону пруда.
— Где-то там… Я сидела под деревом и занималась. Он подошел, сказал «привет», и мы поговорили, вот и все. Он немножко разбирается в археологии. Его семья владеет какой-то экспортно-импортной компанией. Должно быть, он ужасно богатый, хотя и не сказал этого. Он изъездил весь мир… Да, а еще он вдовец с двумя детьми. Мальчику шестнадцать лет, а девочке четырнадцать.
— Ну что ж, спасибо тебе за информацию, радость моя, — сухо сказала Долорес. — Мне он отрекомендовался старьевщиком.
— Кем?
— Старьевщиком.
Надо было видеть лицо Коры.
— Интересно, что это значит? Придется спросить. — Она поднялась. — Сейчас выпью чаю и пойду назад.
Долорес закрыла глаза. Эдвин Оливер останется в гостинице на ночь. Непонятные чувства охватили ее. Что это было: гнев или возбуждение? Она стиснула зубы и приказала себе успокоиться.
Кора налила чашку чая из большого чайника и села на место.
— Он подстригся и побрился. Жаль. Мне так нравился его разбойничий вид, но могу представить, что тебе больше по душе его нынешний облик.
— Я об этом вообще не думала, — солгала Долорес.
Кора бросила на нее сердитый взгляд.
— Не ври, — сказала она. — Еще как думала! Ты ведь видела его, верно? И ты вовсе не труп. Он дьявольски сексуальный мужчина. Можешь не говорить, что ты этого не заметила!
Конечно, таиться от собственной дочери было глупо. Но не бывает правил без исключений.
— Кора, — начала Долорес, пытаясь сохранить терпение. — Я знаю, о чем ты думаешь. Но поверь, мне вовсе не нужен мужчина.
Кора пытливо поглядела на нее поверх чашки.
— Ma, я знаю, что ты не нуждаешься в том, чтобы тебя содержали или поддерживали материально,