— Что вы делаете после обеда? — спросил Оливер, когда она наливала ему кофе. — Вам ведь не нужно мыть посуду, верно?
— Нет, — честно ответила она. — Собираюсь лечь спать. Я очень устала. — О Боже, что она говорит? — Просто падаю с ног от усталости, — призналась Долорес.
— Ноги отдохнут, если вы посидите в кресле. Давайте вместе выпьем и поговорим. Мне бы хотелось кое-что прояснить.
— Нам нечего выяснять, — отрезала она. — Вы посетитель. Единственное, чего я хочу, это чтобы вы заплатили по счету и оставили меня одну.
— В самом деле? — тихо спросил Эдвин, глядя ей прямо в глаза.
У нее сжалось сердце.
— Да, в самом деле, — холодно ответила она, застыв на месте, как дура, держа в руке кофейник. Почему она не могла сдвинуться с места? Почему не уходила к соседнему столику и не наливала кофе другим постояльцам?
Ее держали в плену темные, гипнотизирующие глаза Эдвина. Невидимые токи, возникшие между ними, были такие сильные, что, казалось, вокруг летали искры. У нее не было сил сдвинуться с места.
— Вот что, — медленно сказал он. — Я хочу вас кое о чем попросить.
— Еще кофе? — негромко спросила она.
— Нет. Уделите мне хотя бы десять минут вашего времени. — Эдвин подарил ей чарующую улыбку. — Пожалуйста. Я хочу вам кое в чем признаться.
— Ладно, — неожиданно услышала Долорес собственный ответ. — Десять минут, не больше. Встретимся в библиотеке.
3
Как всегда бывало в пору листопада и зимой, в большом камине, облицованном песчаником, пылал огонь. По обе стороны камина стояли удобные кресла. Эдвин сидел с бокалом виски, а Долорес потягивала ликер. Сладкое успокаивало, а она очень нуждалась в успокоении. Нервы были на пределе, и это вызывало у нее досаду.
Никого из постояльцев не тянуло погреться у камина, и Эдвин с Долорес остались наедине в уютной, мягко освещенной комнате с полками, набитыми книгами и изящными безделушками.
— Ну, спрашивайте, — сказал Эдвин. — О чем угодно.
С чего Оливер взял, что ей есть до него дело? Уверен, что все женщины от него без ума, раз он красивый, богатый и лихо водит это синее спортивное чудище?
— У меня к вам нет никаких вопросов, — спокойно ответила она. — Вы сами хотели поговорить со мной.
— Вопрос был. Вы хотели знать, почему я назвался старьевщиком.
— Мне все равно, кто вы есть, — продолжала стоять на своем Долорес. — Я только не люблю, когда меня обманывают.
— Я и не обманывал. Просто ради шутки немного драматизировал ситуацию. Не будьте такой серьезной, Долорес. Улыбнитесь.
Она бросила на него сердитый взгляд.
— Послушайте, я несколько часов провела на ногах, весь вечер работала, устала, и у меня не то настроение, чтобы сидеть с вами и перебрасываться шутками!
— Жаль. Судя по внешности, шутка пошла бы вам на пользу.
Кровь ударила ей в голову. Да что же это такое? Сначала Кора заявляет, что ей не мешает взбодриться, а теперь этот человек говорит, что у нее слишком кислая физиономия…
Она немолодая, усталая, скучная женщина без чувства юмора… О Боже, неужели это правда?
Долорес посмотрела на Эдвина, красивого, энергичного и вовсе не скучного, и холодно проронила:
— Благодарю вас, но я сама решаю, когда и с кем мне следует веселиться.
— Чем вы обычно занимаетесь в свободное от работы время? — спросил Эдвин с таким видом, будто это его действительно интересовало.
Она проводила досуг, читая приключенческие романы. О людях, пробирающихся сквозь джунгли, спускающихся на каноэ по Амазонке или пересекающих на верблюдах смертельно опасную Сахару. Эти экзотические места возбуждали, заставляли мечтать и будили фантазию. Очень приятно читать о том, как другие рискуют жизнью, в то время как сама сидишь в уютном и безопасном сельском домике. Но Долорес не собиралась говорить Эдвину, что тоскует по романтике. Сделав еще один глоток ликера, она напомнила:
— Вы хотели поговорить со мной десять минут. В чем-то признаться…
Он кивнул.
— Верно. Я хочу объяснить, почему два дня назад пришел к вам в таком виде.
— Это не мое дело.
Его улыбка была ленивой и лукавой.
— О нет… Тогда вы думали совсем по-другому. Вы боялись, что я не смогу заплатить по счету. Затем вы решили, что деньги у меня наверняка краденые. А потом — бац!
Она сжалась в кресле, и Оливер рассмеялся. У него был чудесный смех — теплый, искренний и мгновенно восстанавливавший душевное равновесие собеседника.
— Неужели это было так заметно? — невольно спросила Долорес.
— Боюсь, да. Вы были очень вежливы, но для того, кто разбирается в физиономистике, ваше лицо — открытая книга.
Это не утешало. Мало того, что ее лицо — открытая книга, этот человек настаивает, что умеет читать по нему!
— Так почему же вы ничего не сказали?
— Мне захотелось пошутить.
— Пошутить? — За последние три минуты он воспользовался этим словом трижды. Ясно, ему нравилось шутить. Богатый бездельник, белоручка, живущий для собственного удовольствия. О Господи, сегодня вторник, а он торчит здесь и бьет баклуши…
Оливер кивнул.
— Попытаться стать другим человеком. Играть чужую роль и видеть, что люди воспринимают тебя совершенно по-другому. Это так забавно. И поучительно.
Да, можно себе представить… Она сделала еще один глоток ликера.
— А почему вы выглядели так, словно только что выбрались из болота?
— Потому что так оно и было, — усмехнулся Эдвин. — Я помог двум парням вытащить грузовичок, задние колеса которого съехали в пруд. Эти люди ловили рыбу. Во всяком случае, так они сказали. Типы были слегка подозрительные, но я все равно протянул им руку помощи. Один из этих парней был бородатый, темноволосый…
— Вы хотите сказать, — перебила она, — что это и был тот мужчина, которого разыскивала полиция?
— Правильно. Он ограбил бензоколонку.
Треснуло полено, и в воздухе заплясали искры.
— К сожалению, словесный портрет, который сообщила мне полиция, очень совпадал с вашим, — сказала она, отнюдь не собираясь извиняться.
— Когда вчера днем в мой офис нагрянули полицейские, я сильно удивился. Моя секретарша была вне себя. — В его голосе звучал смех. — Самое забавное, что неопрятного вида полиции оказалось достаточно, чтобы заподозрить человека в ограблении автозаправочной станции!
— Не только это, — принялась защищаться она. — Вы носили деньги в сумке для сандвичей! У вас были ужасные волосы, не брились вы неизвестно сколько дней. Можно было подумать, что вы беглый
