При всем споем красноречии Дреф на мгновение онемел. Молчание подтверждало его вину, истинную или мнимую.
– Что, язык проглотил? Странно, а с сопливой принцессой болтал без остановки. Может, ты теперь разговариваешь только с Возвышенными? Ты ведь такой ученый, такой особенный, как она выразилась, и руки у тебя такие чистые!
– Это для Зена единственный шанс, – вымолвил наконец Дреф.
– Забавно, ну и насмешил ты меня! – Стелли и не думала смеяться. – Ты догадываешься, как к твоему поведению отнесутся порядочные люди? Но позволь, я скажу тебе еще кое-что. Если с Зеном случится что- нибудь плохое, ты об этом пожалеешь. Я никогда тебя не прощу.
Не дожидаясь ответа, Стелли круто повернулась, на манер своей ненавистной госпожи, и оставила Дрефа наедине с невеселыми мыслями.
2
Элистэ сделала все что могла. Оставив Дрефа, она немедленно отправилась разыскивать отца и обнаружила его в кабинете – излюбленном месте маркиза во Дерриваля, где он предпочитал заниматься своим любимым делом – собиранием и изучением медицинских курьезов. Он часто сидел там, окруженный дорогой его сердцу коллекцией, в которую входили деформированные человеческие кости и черепа, двухголовые и трехрукие зародыши, мумифицированные карлики и горбуны, засушенные головы, аномальные человеческие органы, глаза и мозги, хранящиеся в специальном химическом растворе. Маркиз часами просиживал за столом и составлял, тщательно подбирая слова, описание последнего чудесного приобретения. В такие минуты он бывал почти счастлив. Но только не сегодня. Едва бросив взгляд на лицо отца, Элистэ поняла, что ее попытка совершенно безнадежна. Будучи сильно не в духе, маркиз начинал выпивать куда раньше обычного. Несмотря на полдень, щеки его уже подозрительно покраснели, глаза налились кровью, а веки отяжелели. Неразговорчивый, красивый мужчина в расцвете лет, очень похожий лицом на свою дочь, с такими же тонкими чертами и белой кожей, – маркиз обыкновенно бывал весьма элегантен. Сейчас же парик его растрепался, галстук сбился на сторону, на манжетах смялись и обвисли вчерашние кружева. Нахмуренные брови и плотно сжатые губы без слов говорили, как раздражен маркиз. Элистэ смотрела на него без надежды и уж тем более безо всякой любви. Согласно обычаям эпохи, она выросла на попечении слуг и домашних учителей и на протяжении своей недолгой жизни мало общалась с родителями. Она видела их, когда семья собиралась за трапезой, и в дни пиров, всегда окруженными родичами и слугами. Со своим мрачным неразговорчивым отцом Элистэ чувствовала себя скованно и, к счастью, редко виделась с ним. Когда же это происходило, она едва знала, как к нему подойти. С большой неохотой ввязывалась она в эту историю с Зеном сын-Сюбо.
– Недисциплинированный. Непокорный. Смутьян, – отрезал маркиз.
– Совсем нет, отец, – мягко возразила Элистэ. – Просто безмозглый мальчишка.
– Не такой уж безмозглый. А когда мы выбьем из его головы псе бунтарские мысли, будет совсем хорошим.
– Но пороть… – Ноздри Элистэ раздулись от возмущения. – Фу, как неприятно. Этот сын-Сюбо – жених моей горничной. Если его высекут, она на несколько дней надуется, и я вынуждена буду сносить ее скверный нрав; так что подумайте обо мне. Разве нет других способов воздействия?
– Столь же действенных – нет. Нужно учитывать умственную и моральную ограниченность обвиняемого. Свист плетки будет ему предельно понятой.
– Наверное. Но знаете, так неприятно думать о подобных вещах. Я уверена, если его отпустить, от этого никому не будет хуже. Разве принесет вред некоторая снисходительность, да и то проявленная лишь однажды?
– Принесет, и огромный. Я вижу, ты так до сих пор и не научилась обращаться с низшими. В наш век всеобщего вырождения серфы нахальны и невыносимо упрямы. Было бы неразумно прощать их.
– Ну тогда, может, час или два у позорного столба… без порки…
– Этого недостаточно. Серф умышленно ослушался приказа своего сеньора и должен понести наказание. Других способов сохранять дисциплину просто не существует. Надеюсь, кровь этого сын-Сюбо окажется поучительным зрелищем для тех, кто склонен к непослушанию.
– Но проступок этого парня настолько незначителен, стоит ли обращать на него такое внимание? Подумайте, отец…
Увы, Элистэ старалась напрасно; ее увещевания, мольбы и льстивые уверения лишь усиливали упорное сопротивление маркиза. Лицо его с каждой минутой становилось все тверже, в серых, налитых кровью глазах появился стальной блеск, а челюсти, слегка отвисшие под воздействием алкоголя, снова сжались. Настаивать было бессмысленно, и вообще Элистэ говорила не совсем искренне. Каждое произнесенное ею слово лишь ухудшало положение несчастной жертвы, и скоро девушка вынуждена была сдаться. Продолжать упрашивать – означало увеличивать жестокость наказания Зена, которое и без того достаточно сурово: двенадцать ударов плетьми, а потом до захода солнца – сидение у позорного столба.
Как бы там ни было, ее вмешательство не помогло. Более того, страстно желая защитить свое достоинство, на которое осмелились покушаться, маркиз решил соединить вместе наказание Зена и церемонию Восхваления, сроки которого давно прошли, – традиционного ритуального представления, когда серфы возгласами и жестами выражают великую радость по поводу возвращения сеньора после долгого отсутствия. Маркиз во Дерриваль только что провел скучный месяц в Шеррине, улаживая кое-какие дела и восстанавливая связи при дворе, где с ним обращались как с неотесанным провинциалом. Подобное отношение больно задело самолюбие маркиза, и теперь ему требовалось утешение лестью – добровольной или принудительной.
С молчаливой неприязнью Элистэ наблюдала за тем, как дворецкому отдавались соответствующие распоряжения. Не успел слуга выйти из комнаты, как она дала волю чувствам.
– Соединять Восхваление и порку – чистый абсурд! – воскликнула она. – Даже хуже, чем абсурд, это полнейшая безвкусица.
– Я не разделяю твоего мнения, – безо всякого выражения ответил маркиз.
– Но вы же не намереваетесь и вправду устроить такое. Это гадко. Позовите слугу обратно и скажите, что передумали. Или дайте, я сама это сделаю. – Элистэ протянула руку к шнуру колокольчика.
– Оставь. Ты слишком дерзко высказываешь свое мнение. И запомни – я не потерплю неуважения ни от серфов, ни от членов семьи.
