насвистывая, он разглядывал лайнер и улыбался.
Из радиорубки высунулась морщинистая макушка Трога.
– Тебя с берега кличут, – сказал он, и старпом надел гарнитуру.
– Дэвид?
– Так точно, сэр. – Он вытянулся во фрунт, как только узнал голос Николаса Берга.
– К выходу все готово?
Дэвид сглотнул и посмотрел на часы, вмонтированные в переборку.
– Сэр, мы сняли буксир один час десять минут назад.
– Это я знаю. Я спрашиваю, мы готовы к выходу? И если нет, то когда?
Дэвид хотел было соврать, накинуть побольше часов, а потом просто делать вид, что занят подготовкой, на самом деле тратя время по личному усмотрению, но инстинкт подсказал ему, что сознательно обманывать Николаса Берга выйдет себе дороже.
– Хорошо. Займемся буксировкой буровой вышки из Рио в Северное море. Полупогружная платформа.
– Да, сэр.
Дэвид сориентировался быстро. Слава Богу, он еще не успел отпустить команду на берег! Бункеровка запланирована на тринадцать ноль-ноль. Еще есть шансы успеть...
– Сэр, когда вас ждать на борту?
– Ждать меня не придется, – ответил Ник. – Теперь вы – новый шкипер. Я вылетаю в Лондон пятичасовым рейсом и даже не успею подскочить на «Колдун», чтобы вас облаять. Итак, Дэвид, принимайте командование!
– Благодарю вас, сэр, – промямлил старпом, чувствуя, как горят щеки.
– Бэч Уэки по телексу пришлет все подробности, а контракт согласуете вместе, только попозже. Сейчас главное, чтобы завтрашний рассвет вас застал на пути в Рио на верхней экономической скорости. Понятно?
– Да, сэр...
– Дэвид, я внимательно наблюдал за вами. – Голос Ника смягчился, стал более теплым, не таким официальным. – Вы, черт возьми, прирожденный буксировщик. Почаще напоминайте себе об этом.
– Спасибо, мистер Берг!
Саманта потратила полдня, оказывая посильную помощь оставшимся пассажирам «Золотого авантюриста» в посадке на туристические автобусы, которые развозили людей по гостиницам города, где они будут поджидать чартерного рейса на Лондон.
Это было не очень веселым делом: прощаться с новообретенными друзьями и вспоминать тех, кто не вернулся с мыса Тревоги, например, Кена, который мог бы стать ее возлюбленным, не говоря уже про погибших со спасательного плота номер шестнадцать...
Последний автобус покинул порт, в воздухе растаяли прощальные приветствия – «Спасибо за все! Удачи вам, милая! Обязательно приезжайте к нам в гости!» – и Саманта почувствовала себя такой же одинокой и покинутой, как и молчаливое, опустевшее судно. Девушка еще долго стояла, разглядывая высокий борт лайнера и следы, оставшиеся после атак моря и льда, затем повернулась и медленно пошла вдоль пирса, не обращая внимания на отдельные окрики, посвист или двусмысленные предложения, которыми осыпали ее рыбаки или матросы соседних траулеров и грузовых судов. тый профиль украшали свежие шрамы, и буксир словно рвался на волю, нетерпеливо подергивая швартовные канаты. Тут Саманта вспомнила, что Николас Берг уже давно не на борту, и настроение вновь упало.
– Господи, – с чувством сказал Тим Грэхем, встречая девушку на сходнях, – я так рад, что вы вернулись. Ума не приложу, что делать с вашими вещами.
– В каком смысле? – нахмурилась она. – Вы что, меня выпроваживаете?
– Ну-у, если только не захотите отправиться с нами в Рио... – Он на секунду задумался, затем просветлел лицом. – А что? Отличная идея, не находите? Там как раз карнавал скоро, так что мы с вами могли бы...
– Тимоти, не увлекайтесь, – предостерегла она. – И почему Рио?
– Шкипер сказал...
– Николас?!
– Да нет же, Дэвид Аллен, он сейчас наш новый капитан.
Девушка тут же потеряла всяческий интерес, но из вежливости спросила:
– Когда отходите?
– В полночь.
– Что ж, мне лучше пойти собираться.
Она оставила третьего помощника у трапа, но, минуя камбуз, натолкнулась на Эйнджела.
– Ты где пропадала? – Кок расстроенно взмахнул мохнатыми ручищами. – Милочка, я весь извелся!
– Эйнджел, что тут происходит?
– Да что там говорить... Все равно, наверное, уже поздно...
– Не томи! – Саманта уловила явные нотки беспокойства. – Выкладывай давай!
– Он до сих пор в городе.
– Кто?
Впрочем, девушка и так поняла: лишь одного человека они могли обсуждать с подобной эмоциональностью.
– Радость моя, ни к чему прикидываться такой тупой. Я про твоего кавалера, естественно.
Саманте не нравилось, что кок постоянно говорит о Нике в таких выражениях, но на сей раз позволила ему продолжить. сначала местным рейсом в Йоханнесбург, а оттуда пересадкой на Лондон.
Саманта замерла. Потом, нервно переплетая пальцы, спросила:
– Да, но... Эйнджел, чем я там буду заниматься?
Кок затряс головой. Бриллиантик в мочке уха и тот сверкнул раздраженным блеском.
– Ну что ты будешь делать... – Он тяжко вздохнул. – Знаешь, у меня в детстве были две морские свинки. Тоже напрочь отказывались этим заниматься. Я, грешным делом, даже подумал, что они умственно отсталые или что-то в этом духе. Перепробовал все, что мог, вплоть до гормонов, – ничего не помогло. Взяли и сдохли после уколов. Увы-увы, их любовь так и не нашла своего воплощения.
– Эйнджел, не паясничай.
– Ты могла бы его придержать за талию, а я тем временем подкрался бы, вколол ему гормончиков...
– Я тебя ненавижу!
Несмотря на беспокойство, ее начинал разбирать смех.
– Милочка моя, каждый вечер на протяжении последнего месяца ты пыталась разжечь в нем костер своим среброголосым щебетанием – а ведь мы еще не миновали стартовые ворота и...
– Я знаю, Эйнджел. Знаю.
– И вот что мне кажется, сладкая моя: самое время перестать толочь воду в ступе да заняться давно проверенным волшебством, к которому у тебя явный талант.
– Ты хочешь сказать, прямо в зале отлета? – Она хлопнула в ладоши и приняла обольстительную позу: – Я Саманта! Увези меня!
– Вот именно. Короче, видишь вон ту жестянку на пирсе? Это такси – и оно ждет тебя уже час. С включенным счетчиком.
В кейптаунском аэропорту Малан не имеется отдельного зала ожидания для пассажиров первого класса, поэтому Ник был вынужден усесться в накопителе-»отстойнике», среди растрепанных мамаш с писклявыми, липкими чадами, по соседству с затурканными пассажирами, навьюченными как верблюды, и раскрасневшимися командировочными, – однако он был одинок и неприкаян в окружении всех этих толп. Впрочем, следуя какому-то подсознательному чувству, пассажиры старались держаться поодаль, и он просто сидел в своеобразном коконе отчужденности, пристроив саквояж «Луи Вюиттон» у себя на коленях. баланс его отношения к жизни: лишь сорок дней назад он распознал приближение новой волны, но почти не обладал силами, чтобы очутиться на ее гребне.
Его взгляд помрачнел, в уголках глаз отчетливо проявились «гусиные лапки», когда он вспомнил, какой
