Эту низенькую чернокожую толстушку, выпускницу какого-то третьеразрядного университета на Юге, Эрскайн встретил в одном из промо-туров в поддержку своих книг. Величественный Веллингтон вызывал у нее такое же, как у Карла, смешанное чувство восторга и обиды. Они сплотились и на пару презирали студентов и преподавателей, но при этом, если «эти» обходились с «нами» по-доброму, таяли от благодарности. Им хорошо работалось бок о бок: каждый молча трудился за своим компьютером. Илайша корпела над «сопроводительными карточками» — заумными отрывками из истории черной музыки, которые предполагалось размещать рядом с компакт-дисками и пластинками, а Карлу компьютер был нужен лишь для поиска в Гугле. Не для баловства — для дела: в его обязанности входило отслеживать новинки и на свое усмотрение пополнять архив. На месяц давалась фиксированная сумма. Покупать диски Карл обожал, а теперь это стало его работой! За первую неделю трудовой вахты он истратил львиную долю месячного бюджета. Но Илайша не стала поднимать вой. Его начальница отличалась спокойным нравом и терпением и, подобно многим женщинам в жизни Карла, всегда старалась помочь, прикрыть его промахи. Она любезно подправила цифры и попросила в будущем быть внимательнее. С ума сойти! Еще Карл должен был ксерокопировать и раскладывать по алфавиту обложки самой старой части архива, конца сороковых. Попадались классические вещи. Пятеро чуваков с афро-прическами, в коротких розовых шортах, позируют в обнимку на фоне «Кадиллака», за рулем которого сидит обезьяна в солнцезащитных очках. Классика. Соседские пацаны, когда прослышали о его новой работе, глаза вытаращили. Слушаешь музыку, покупаешь диски, а тебе за это еще и платят! «Братан, ты тыришь бабло прямо у них из-под носа! Козырно!» Как ни странно, эти похвалы немного бесили Карла. Вот заладили: классная работенка, ничего не делаешь, только денежки гребешь. Как это ничего? Профессор Эрскайн Джиджиди лично приветствовал его письмом: сказал, Карл вносит свой вклад в «работу на благо будущих поколений — создание публичной библиотеки, посвященной общей для нас с Вами акустической культуре». Ничего себе «ничего»!
Работа была три дня в неделю. То есть предполагалось, что три, но он приходил каждый день. Илайша порой бросала на него обеспокоенные взгляды: для пяти дней в неделю работы было маловато. Он мог бы еще полгода снимать копии с груды неразобранных альбомных обложек, но это было явно бессмысленное, нарочно придуманное занятие, — просто они не знали, на что он способен. Между тем, он бурлил идеями, как оптимизировать архив и сделать его удобным для студентов. Он хотел обустроить здесь все, как в больших музыкальных магазинах: идешь между рядов, берешь наушники — и тебе, пожалуйста, сотни композиций. Плюс в их архиве наушники можно будет подсоединить к компьютерному дисплею, на котором будут автоматически высвечиваться подборки Илайшиных обзорных статей.
— Дорогая затея, — сказала Илайша, выслушав его.
— Конечно. Но объясни мне смысл делать библиотеку, если в ней ничего нельзя послушать? Кому нужны старые пластинки? Молодежь сейчас вообще не в курсе, что такое граммофон.
— И все-таки это дорого.
Карл хотел обсудить свою идею с Эрскайном, но чувак был вечно занят, а когда они случайно столкнулись в коридоре, даже его не вспомнил и предложил все вопросы адресовать заведующей библиотекой — как ее зовут? Ах, да, Илайше Парк. Когда Карл рассказал об этой встрече Илайше, она сняла очки и выдала мысль, которая глубоко запала ему в душу и поселилась там, как песня.
— В нашей работе, — сказала Илайша; — нужно уметь самому находить для себя интерес. Конечно, здорово проходить в эти ворота, сидеть в столовке, делая вид, что ты студент, и все такое прочее…
При этих словах Карл, если б мог, покраснел бы. Четко она его вычислила! Ему и вправду нравилось проходить по заснеженному двору с рюкзаком за плечами, сидеть в шумной столовой, словно он, как мечталось матери, настоящий студент.
— Но люди вроде нас с тобой, — продолжала Илайша, — не являются полноправными членами здешнего общества, верно? По крайней мере, никто нас таковыми не считает. Хочешь, чтобы твоя работа была не скучной, сам сделай ее такой. Никто за тебя не впряжется, поверь.
Таким образом, на третьей рабочей неделе Карл взялся за написание карточек. С точки зрения денег и времени выгоды в этом не было ни капли: сверхурочных ему не платили. Но впервые в жизни он увлекся работой, впервые ему было интересно. Кстати, почему Илайша, специалист по блюзу, вечно спрашивает у него то одно, то другое про рэпперов и историю рэпа, если у нее самой есть пара извилин в голове и клавиатура под рукой? Его дебютом стала сопроводительная карточка к Тупаку Шакуру. Он думал просто написать биографию на тысячу знаков, как просила Илайша, а она потом пусть добавит мини-дискографию и библиографию в помощь студентам, которые захотят еще что-нибудь послушать или почитать по этой теме. Он сел за компьютер в десять утра. К обеду вышло пять тысяч знаков. При этом тинейджер Тупак пока даже не переехал с Восточного побережья на Западное. Илайша предложила вместо отдельных персонажей брать какой-нибудь аспект рэп-музыки и описывать его во всех проявлениях, чтобы у посетителей библиотеки складывалась целостная картина. Не помогло. Пять дней назад Карл взялся за тему перекрестка. Любые упоминания о перекрестках, обложки альбомов с изображением перекрестка, композиции, посвященные распутью на жизненном пути. Пятнадцать тысяч слов и цифр. На него словно печатная лихорадка напала. Где была та лихорадка, когда он в школу ходил?
— Тук-тук, — сказала Зора, что было излишне: девушка уже заглянула внутрь и барабанила в открытую дверь. — Ты занят? Пробегала мимо, решила заглянуть.
Карл сдвинул бейсболку на затылок и с раздражением оторвался от клавиатуры. Он, конечно, старался соблюдать ответную любезность, но эта девушка все портила. Есть люди, которые не дают по ним соскучиться. Зора «пробегала мимо» не меньше двух раз в день, чаще всего, с новостями о ходе кампании в его защиту. И у него язык не поворачивался признаться, что ему уже глубоко плевать, вытурят его с семинара Клер Малколм или нет.
— Как всегда, весь в работе, — сказала Зора, входя в комнату.
Потрясенному взору Карла открылась грандиозная ложбина между грудями, которые были приподняты, стиснуты и помещены в узкий белый топ, не вполне справлявшийся с оказанным доверием. Вместо пиджака на Зориных плечах болталась нелепая тряпка вроде шали, которая то и дело сползала с левого плеча, и приходилось ее поправлять.
— Привет, профессор Томас. Зашла тебя проведать.
— Привет, — сказал Карл и инстинктивно попятился вместе со стулом. Вынул наушники из ушей. — Ты сегодня какая-то не такая. Куда-то собралась? Ты очень… Тебе не холодно?
— Да нет. А где Илайша? Обедает? — Карл кивнул и посмотрел на экран. Он не успел дописать предложение. Зора уселась на стул Илайши и верхом на нем обкатила вокруг стола — поближе к Карлу.
— А ты пообедать не хочешь? — спросила она. — Можем вместе сходить. У меня «окно» до трех.
— Эээ… Я бы не против, но работы навалом. Лучше посижу, доделаю.
— А, — сказала Зора. — Ну ладно.
— В другой раз — без проблем, но сегодня никак не могу сосредоточиться — очень шумно. Эти там уже час орут. Ты случайно не в курсе, что там такое?
Зора подошла к окну и подняла жалюзи.
— Гаитяне митингуют, — сказала она, открывая окно. — Тебе с твоего места не видно. Ого, да на площади целая толпа! Раздают листовки. Потом, наверное, начнется марш протеста.
— Пусть мне не видно, зато как слышно! Ну и чем они недовольны?
— Мизерной зарплатой, наездами от каждого встречного-поперечного и, думаю, много чем еще. — Зора закрыла окно и снова села. Привалившись к его плечу, заглянула в компьютер. Карл загородил монитор.
— Погоди! Я еще ошибки не проверил.
Зора отвела его ладони в сторону.
— Перекресток… Альбом Трейси Чепмен[98]?
— Нет, — сказал Карл. — Лейтмотив в рэпе.
— Понятно, — шутливо сказала его Зора. — Прошу меня извинить.
— Думаешь, раз это слово знаешь ты, так я его знать не могу, да? — взвился Карл и сразу об этом пожалел. С этими неженками из благополучных семей так строго нельзя, вмиг расклеиваются.
— Нет, что ты, Карл… Я совсем не то имела в виду.
— Ладно, ладно. Знаю. Успокойся. — Он мягко потрепал ее по руке. Он и не подозревал, какой
