долине.
Проводники Брука также говорили о бандах разбойников, делавших пребывание в долине небезопасным. Во всяком случае, предприятие английского консула вскоре было завершено.
Когда Брук остался один среди гробниц фараонов, им неожиданно овладело чувство необъяснимого ужаса. Путешественник опрометью бросился бежать и вздохнул с облегчением, лишь увидев перед собой воды Нила. Однако в наступившей темноте он долго не мог успокоиться. Только когда Брук добрался до своей лодки и оттолкнулся от берега, он почувствовал себя человеком, вернувшимся к жизни.
В 1787 году Рим посетил Гете. Там поэт увидел весьма удививший его рисунок египетской пирамиды, привезенный с Нила одним французским путешественником. Гете оценил эту пирамиду как «самую значительную архитектурную идею», которую он когда-либо знал в своей жизни. Он считал, что превзойти ее невозможно.
Через несколько лет друг Гете — известный медик Карл Густав Карус предположил, что пирамиды говорят о какой-то забытой сейчас науке, науке очень древнего времени. Причем об этой науке можно сказать, что она легко вогнала бы в краску все современное человечество, уличив его в безграмотности.
В 1797 году Цоэга — датский Дарвин среди исследователей культуры,— будучи в Риме, также писал о египетских обелисках. Одновременно он со всей осторожностью попытался «рассортировать» иероглифы. Но объяснить их он не решился.
Два года спустя, в 1799 году, случилось следующее: был найден Розеттский камень. Нашли его во время похода Наполеона I в Египет. И здесь возникает вопрос, не делаются ли такие великие исторические открытия всегда в рамках событий, которые своим мнимым величием прикрывают самое основное, хотя вначале оно представляется нам маленьким и незаметным. Не прячется ли оно, это основное, среди дыма и грома канонады, за сверкающими штыками, командами и распущенными парусами огромных военных кораблей. И кто в путанице современного мира сумеет поверить, что ожидаемое открытие должно обязательно явиться в назначенное для него время, ибо на это уже направлены мысли больших ученых, тот будет подготовлен к тому, чтобы понимать весь поход Наполеона на Египет как сверкающее обрамление, предназначенное лишь для открытия Розеттского камня. Потому что при этом создавал историю только камень из Розетты. Незабываемую историю.
Розетта — это небольшая египетская деревня в дельте Нила. Во время похода французского императора в Египет один из солдат Наполеона копал по приказу офицера окоп в районе Розетты. Неожиданно его лопата ударилась о плоский камень величиной примерно с крышку стола.
Когда этот удивительный камень осмотрели — имени нашедшего его солдата история не сохранила, но стало известно имя французского инженера Бушара, первым определившего его значение,— то сразу же выяснилось, что не хватает одного куска, который так и не смогли найти.
Но основное внимание обратили на другое: на поверхности камня разными знаками письменности были начертаны три текста. Самый нижний — оказался греческим. Приглашенные на место находки лингвисты сразу же склонились над этим текстом и прочли интересную историю. Надпись рассказывала о том, как жрецы из всего Египта собрались в городе Мемфисе, чтобы прославить царя. Жрецы решили в благодарность за благодеяния, оказанные храмам, и за поддержку жречества молодым царем Птолемеем V Эпифаном на девятом году его царствования (196 г. до н. э.) воздвигнуть ему статуи во всех святилищах страны. Помимо этого, решили также, что постановление египетского жречества должно быть высечено на мемориальном камне «священными, демотическими и эллинскими буквами».
Таким мемориальным камнем и был разбитый Розеттский камень, через 2000 лет после решения жрецов найденный французским солдатом в песчаной яме у западного рукава дельты Нила, в двух часах ходьбы от берега Средиземного моря.
Камень был из черного базальта. Верхняя часть текста, несомненно, написана иероглифами, «священными буквами», и она должна — как об этом говорится в греческом тексте — совпадать с нижней, греческой частью.
Текст средней части камня написан «демотическими» буквами, то есть египетским курсивом, наследником иероглифов. Он также еще не был известен ученым. Но теперь появилась реальная возможность проникнуть в тайну иероглифов путем расшифровки демотического письма. Надо было попробовать — надо! Но как это сделать, если неизвестно ни письмо, ни язык, который лежит в его основе?
И вот один французский ученый решил попытать свое счастье. Он стал сравнивать демотический текст с греческим. Этим ученым был Сильвестр де Саси, прославленный востоковед, член высокочтимой Академии надписей в Париже. Саси пришел к выводу, что иероглифы представляют собой лишь определенные символы и аллегории, расшифровать которые не представляется возможным, но что демотическое письмо — это письмо алфавитное, хотя определить значение отдельных его букв очень трудно. Во всяком случае, он за это не взялся. Он смог выяснить значение только отдельных групп знаков, соответствующих определенным именам царей. Это был довольно жалкий результат, но все-таки какое-то начало.
В 1802 году шведский дипломат Окерблад сумел составить целый «алфавит» демотического письма. Это, правда, было продвижением вперед, но Окербладу удалось определить только буквы, звучание которых оставалось неизвестным: их невозможно было прочитать и перевести.
Прошло еще 12 лет, и лишь в 1814 году одному англичанину удалось сделать следующий важный шаг. Это был врач Томас Юнг. В 1815 году он опубликовал в Кембридже примерный перевод всего демотического текста Розеттского камня. Юнг расшифровал упомянутые там собственные имена и пытался объяснить также большое количество других слов. Но основная часть демотического текста все-таки осталась непрочтенной. И Юнг решил, что многие слова демотического текста были написаны не по алфавитному принципу, а имели скорей символическое значение. Это происходило из-за сокращения отдельных слов или беглого написания старых иероглифов. Такое письмо называли иератическим, то есть священным.
Боже мой! Значит, мы имеем сейчас уже три системы египетского письма: иероглифическую, иератическую (которая отличается от иероглифов приблизительно так же, как наш печатный шрифт от рукописного) и, наконец, демотическую. Восхищения широкой общественности загадками египетских букв- знаков, отзвуков древнейшей, казалось, навсегда исчезнувшей культуры таинственного мира, за одну только ночь как не бывало.
И не случайно. Ведь тайна так и осталась нераскрытой. И ни один ученый, даже самый образованный языковед, не мог сказать, что скрывали бесчисленные надписи на стенах египетских храмов, на гигантских памятниках, на оружии и амулетах, стеблях папируса и надгробных камнях.
Никто! Если было так трудно расшифровать демотическое письмо, то казалось уже совсем невозможным понять иероглифы. Это, видимо, было бессмысленной задачей. И только глупцы могли еще пытаться решить ее! Глупцы, хотя и существовал камень из Розетты!
На этом месте авторы, которые пишут о богах и гробницах, делают маленький экскурс, в начале которого саркастически утверждают, что стало уже обычным знакомить заинтересованного читателя с жизнью великих людей, привлекая массу не имеющих отношения к делу бытовых подробностей. При этом достойный уважения труд остается забытым, но зато тем подробнее описывают болезнь матери гения или смелые изречения пяти—семилетнего ребенка и по возможности какие-нибудь сенсационные или трагикомические моменты его жизни. По каким-то неясным причинам из него делают горячего сторонника республиканцев, несмотря на то, что на самом деле он был фанатичным поклонником Наполеона. Может быть, причина в том, что именно это больше нравилось читателю республиканской Франции.
