Глесс-Валледж и Уэйт-Базеф сидели в роскошной гостиной дворца Валледжей, где все свидетельствовало об утонченном вкусе хозяина и его нестесненности в средствах. Одна из стен комнаты представляла собой цельное идеально прозрачное стекло, изготовить которое без помощи магии было, конечно, невозможно. Вид, открывавшийся отсюда, ласкал глаз: серебряная лента Лурейского канала и вдоль нее — россыпь чудесных дворцов. Роспись, украшавшая остальные стены, была выполнена заморскими мастерами и являлась как бы продолжением панорамы города, создавая иллюзию, которая давно уже считалась одним из чудес Ланти-Юма. Уэйт-Базеф вскользь посмотрел на диковинные рисунки, после того, что он видел в пещерах Назара-Син, его было трудно чем-либо удивить.
Глесс-Валледж облачился в бархатные одеяния цвета топаза, поскольку вечером того дня собирался отужинать у герцога Дил-Шоннета. Выглядел он, как всегда, безупречно элегантным, и контраст с помятым, осунувшимся и изможденным Базефом был явно не в пользу последнего.
— Рэйт, считаю для себя честью принимать вас в своем доме, — скороговоркой произнес Валледж, сопроводив учтивую фразу отрепетированной улыбкой. — Вы, знаете ли, стали среди моих чародеев прямо- таки знаменитостью. Такие неправдоподобные слухи ходят о ваших недавних приключениях, что, уверяю вас, я горю нетерпением услышать об этом из первых уст. Всем нам чрезвычайно любопытно, правдива ли хотя бы одна из этих баек. Просветите, друг мой, и получите заслуженное признание. Но постойте, я прикажу подать вина.
— Не утруждайте себя, ваша непревзойденность. — Улыбка Уэйт-Базефа была значительно менее приятной и дружелюбной, чем улыбка хозяина. — Я пришел к вам по делу, и мой визит будет столь короток, насколько это только возможно.
Валледж вопросительно поднял брови, продолжая излучать доброжелательную любезность.
— Меня какое-то время не было в городе, — продолжал Уэйт-Базеф. — Я немало повидал, многое узнал, о многом передумал, а возможно, кое-чего и достиг.
— И чего же вы достигли, Рэйт? Слухов, как я уже говорил, ходит предостаточно. Поговаривают даже, что ваше отсутствие каким-то образом связано с исчезновением недавнего атмосферного явления.
— Атмосферного явления? — К Уэйт-Базефу вернулась его былая саркастическая усмешка. — Полноте. Неужто вы, ваша непревзойденность, не узнали проявления высшей магии?
— Не думаю, что в этом суть, — с бесконечным терпением ответил Валледж.
— А в чем же?
— В необходимости издания официального заявления ордена Избранных относительно возникновения, развития и естественного завершения данного феномена. Я считаю и надеюсь, что вы согласитесь с моей точкой зрения, что в этом состоит долг всякого здравомыслящего человека, обладающего магическим Познанием и осознающего важность регулирования доступа информации населению и, таким образом, осуществления незаметного, но неуклонного руководства ими. Этим нам и надлежит заняться в первую очередь, дабы сохранить свой авторитет в глазах общественности.
— Насчет заявления, ваша непревзойденность, полностью с вами согласен и с радостью окажу посильное содействие в процессе его подготовки. Могу даже вкратце изложить его суть. В незапамятные времена магистр ордена Избранных Террз Фал-Грижни предал Далион чудовищному проклятию. Он подстроил так, что определенное стечение обстоятельств должно было привести в действие заклинание гибели света. Когда именно это произойдет, он и сам не знал, но ничуть не сомневался в его неизбежности. Случилось так, что роковой удар пришелся на наше столетие. В самом сердце Далиона зародилась и поползла к морю зловещая Тьма — смертельная для человека, но благодатная для вардрулов. Они, усмотрев в ее появлении знак того, что сбываются древние предсказания, вышли из пещер, чтобы отвоевать земли, которые считали исконно своими. Мне пришлось поработать в архивах ордена, и я понимал, что происходит и почему. Не знал лишь одного — как предотвратить беду. Этого не знал никто. Источником подобных знаний могли послужить лишь записи самого Террза Фал-Грижни. Ряд фактов указывал на то, что сами записи могли сохраниться в пещерах, куда я и отправился в сопровождении герцогини Каравайз, лорда Девраса Хар-Феннахара и его камердинера Гроно. Нам удалось отыскать старую рукопись, из которой я почерпнул некоторое понимание методов Фал-Грижни, чтобы разрушить проклятие, изгнать Тьму и таким образом внести свой вклад в скорый разгром армии вардрулов.
— Довольно смелое заявление, Рэйт. Чрезвычайно смелое, я бы даже сказал. — Валледж задумчиво соединил кончики пальцев. — Естественно, я не смею подвергать сомнению правдивость собрата по ордену, хотя можно поспорить относительно точности вашего отчета. Что меня всерьез беспокоит, так это воздействие, которое может оказать на публику ваш… э… красочный рассказ. Нам, чародеям, не подобает возбуждать и привлекать к себе нездоровое внимание общественности. Поступая так без весомых на то оснований, мы способствуем падению репутации ордена. Попрошу вас поразмыслить над этим. Прежде чем начнете говорить, подумайте об Избранных и о самом себе… Сказать по правде, Рэйт, вы-то меня больше всего и беспокоите. Не хотелось бы видеть, как вы выставляете себя на всеобщее посмеяние, и потому хочу предостеречь вас от опасности голословных пышных самовосхвалений, не подкрепленных вескими доказательствами.
— Не таких уж голословных, ваша непревзойденность. Мои слова могут подтвердить мои спутники, в том числе герцогиня.
— Ваши спутники, в том числе герцогиня, абсолютно некомпетентны во всем, что касается магии. Увы, представленные ими доказательства вряд ли могут иметь вес, если вообще будут рассмотрены.
— Возможно, лантийцы с вами не согласятся, ваша непревзойденность. Там увидим. В любом случае, я не закончил, в заявлении ордена необходимости упомянуть еще кое о чем. Могу продолжать?
Валледж ответил снисходительным кивком.
— Перед тем, как отправиться в путь, — продолжал Уэйт-Базеф, — я предпринял всяческие усилия, Чтобы предупредить общественность и Избранных о надвигающейся опасности. Кроме того, я искал поддержки прежде всего у чародеев. Все мои попытки, однако, встречали отпор в лице магистра ордена, который не только успешно скрывал всю имевшуюся у меня информацию, но и дошел до того, что в конце концов отдал распоряжение о моем аресте, чем значительно превысил свои законные полномочия.
— Я действовал, руководствуясь своей интуицией, исключительно в интересах Ланти-Юма, — серьезным и искренним тоном сказал Валледж. — Превысил ли я свои полномочия, трудно сказать, в свете сложившейся на тот момент ситуации. Если на то пошло, многие согласятся, что я не мог поступить иначе. Впрочем, стоит ли муссировать прошлые конфликты и недоразумения? Полагаю, мы оба выше этого.
— После моего побега из Ланти-Юма, — рассказывал Уэйт-Базеф, словно не слышал последней реплики, — его непревзойденность пустил по моим следам профессионального убийцу.
— Экая нелепость!
— Кстати, Снарп мертва, если вы этого не знали.
Валледж промолчал.
— По возвращении в город я навел справки относительно того, чем занимался магистр ордена в период моего отсутствия, и выяснил вещи, которые на многое открыли мне глаза. Разумеется, мне не было нужды узнавать, сколько людей погибло из-за отказа его непревзойденности своевременно предупредить их об опасности. Об этом мне рассказали ряды свежих могил. Нет уж, Валледж, ничего не говорите… пока. Чего мне не дано было знать до возвращения, так это о вашей собственной безуспешной попытке остановить Тьму. Не знал я ни о том, какие материалы вы искали в архивах Нессивы, ни, наконец, о вашем отказе оказать малейшую помощь другим чародеям ордена, отчаянно пытавшимся сломить Грижниево проклятие. Впрочем, все это меня нисколько не удивило, поскольку лишь подтвердило уже сделанные выводы.
— Выводы? — по-прежнему снисходительно улыбнулся Валледж.
— Я говорил вам, что немало передумал о своем путешествии. Вам, должно быть, польстит признание, что объектом большей части моих мысленных рассуждений являлись именно вы. Зачем, думал я, магистру ордена Избранных и лантийскому аристократу действовать во вред городу, с процветанием которого связаны его кровные интересы? Ведь никто, ваша непревзойденность, даже я, не смог бы усомниться в вашей преданности интересам Ланти-Юма. Но тогда почему вы вели себя так, мягко сказать, необычно? Ваши собственные страхи? Или элементарное невежество? Нет, надо отдать вам должное, вы не малодушны и не невежественны.
— Так каков же я, Рэйт? — Казалось, Валледжа забавляет беседа.
— Необычайно мелочны и тщеславны. Черствы, безнравственны и одержимы страстью к
