Бывший заместитель начальника службы дезинформации чехословацкой разведки Ладислав Биттман, перешедший на Запад в августе 1968 года, подтверждает такие высказывания: 'Насколько мне известно, ни одному из наших агентов не передавались заранее подготовленные статьи. В оперативном плане это было бы оплошностью, способной разоблачить наши с ними связи. Я особо выделяю этот нюанс, так как крайне трудно сымитировать стиль другого человека. В сущности, я передавал лишь общий план, которому агент должен был следовать. Речь шла о двух или трех страницах, где уточнялись задачи статьи, а также некоторые темы, которые следовало раскрыть. Затем, получив указания, агент должен был лишь сформулировать их в своей статье. Иногда, чтобы помочь ему лучше справиться со своей работой, я снабжал его определенной документацией'.
Касаясь характера этой работы, Биттман, в чьем подчинении находилось достаточно много журналистов, конкретно указывает цели, преследовавшиеся чехословацкой разведкой в Европе, которая в свою очередь действовала по прямым указаниям КГБ: 'Главной задачей журналистов было написание статей, в которых им следовало не столько активно поддерживать политику СССР, сколько поносить Соединенные Штаты и НАТО, с тем чтобы создать атмосферу недоверия между Западной Германией и Францией или между США и их союзниками. К примеру, если речь шла о Федеративной Республике Германии, то Соединенные Штаты обвинялись не только в преднамеренном игнорировании интересов немцев во время всего периода оккупации, но также в стремлении навязать глубоко чуждые им политические и культурные институты. И наоборот, во Франции и других европейских странах мы представляли Западную Германию как нацию, сохранявшую сильные нацистские тенденции, в правительстве которой важные посты занимали многочисленные военные преступники. Такое положение вещей должно было создать видимость серьезной угрозы для всей Европы'. Мы увидим дальше, что для подкрепления тезиса о нарождавшемся нацизме чехословацкие спецслужбы решились даже на организацию убийства во Франции.
Деньги, убеждения, шантаж и особенно лесть (с целью создать у 'агента влияния' впечатление, что он играет основную роль в поддержании мира) – вот лишь некоторые из методов, обычно использовавшиеся советской разведкой и спецслужбами восточноевропейских стран с целью добиться согласия на сотрудничество (сознательное или неосознанное) от некоторых журналистов. Вербовка 'агента влияния' осуществляется теми же методами, что и 'обычных' агентов. Но гораздо труднее доказать предательство какого-нибудь журналиста, политического или профсоюзного деятеля, тайно пропагандирующих просоветские идеи, чем предательство шпиона, переправляющего секретные документы на Восток. Ведь, если не считать фальшивок, дезинформация по своей натуре неосязаема: никому не запрещено заявлять, что СССР является свободной страной, а в Соединенных Штатах царит диктатура. Некоторые, впрочем, так и поступали, хотя и не являлись советскими 'агентами влияния' в том значении этого термина, каким мы его определили.
Франция в течение долгого времени была наиболее желанной мишенью для советской дезинформации. Генерал Иван Агаянц, первый руководитель службы 'Д' Первого главного управления КГБ, созданной в 1959 году для организации ряда крупных дезинформационных операций против Запада, был с 1945 по 1949 год резидентом КГБ в Париже. За четыре года он смог довольно близко познакомиться с нашей страной, установить множество контактов и организовать разветвленную агентурную сеть. Все это было им использовано при тайном распространении дезинформации, подготовленной его подчиненными в Москве.
Впрочем, Франция стала излюбленной мишенью для дезинформации еще задолго до появления самого этого термина в советском лексиконе. Использование Советским Союзом 'активных мер' стало насущной необходимостью после того, как марксизм-ленинизм перестал владеть умами большинства представителей западной интеллигенции, и когда Москва перестала быть Новым Вавилоном для левых сил. Сегодняшний 'агент влияния' в некотором смысле пришел на смену вчерашнему 'соратнику', такому полезному СССР и социалистическому лагерю до середины 50-х годов. Однако после кровавого подавления венгерской революции произошла решительная переоценка ценностей в сознании многих людей на Западе.
Раньше советская дезинформация могла без особых ухищрений проникнуть в средства массовой информации и в конечном счете в сознание людей. Если взять за основу тот факт, что, как пишет Анни Кригель в предисловии к книге Годсона и Шульца, 'дезинформация есть техника, нацеленная не на замену истинной информации ложной, а на замену информации идеологией', то, несомненно, 'золотым веком' этой формы подрывной деятельности является период с 1917 по 1956 год. За почти сорокалетний отрезок времени идеология не только позволила извратить истинную природу советского режима, что прекрасно показал Кристиан Желан в своей книге 'Ослепление' (Christian Jelen. L'Aveuglement. Flammarion, 1984), но она также использовалась для разного рода 'разоблачений' врагов СССР, изоляции и подрыва их позиций. Это всегда было главной целью Кремля, которую он стремился осуществить посредством 'активных мер'.
Многие операции по дезинформации, проводимые во Франции, делали ставку на непреодолимое влечение французской интеллигенции к коммунистической идеологии. ФКП, другие массовые организации, такие, например, как Всемирный совет мира, опутанные советскими спецслужбами, в течение многих лет. играли первые роли в подобных спектаклях, делая невозможными любые дебаты о советской угрозе и о будущем западных демократов.
СССР в умах людей
С 24 января по 4 апреля 1949 года Париж был похож на центр грандиозного паломничества. Лучшие представители прогрессивной интеллигенции предстали перед уголовным судом департамента Сены, для того чтобы высказать свое восхищение в адрес СССР и осудить действия сорокачетырехлетнего Виктора Кравченко, чья вина заключалась в написании антисоветского бестселлера 'Я выбрал свободу'.
Сразу же после ее выхода в свет книгу ожидал ошеломляющий успех, который был одновременно и удивительным и неожиданным. Удивительным потому, что все темы, подробно описанные в ней, – сталинский террор, лагеря, миллионы умерших от голода и насильственной коллективизации – уже нашли свое отражение более чем в 20 произведениях, вышедших за период начиная с 20-х годов и переведенных на французский язык. Неожиданным же он был потому, что к моменту ее появления, как показал опрос, проведенный французской службой изучения общественного мнения, 35 процентов французов считали, что положение дел во Франции гораздо хуже, чем в СССР. Значит, можно было верить в счастливую жизнь советских людей, прекрасно зная о том аде, в котором они находились. Интересный парадокс.
Бывший член советской комиссии по закупкам в Соединенных Штатах, где он 4 апреля 1944 года попросил политического убежища, Виктор Кравченко предпринял в начале 1949 года поездку в Париж в надежде добиться справедливости и положить конец недоброжелательству и клевете, которыми его осыпали некоторые органы печати в течение двух лет.
Его беды и несчастья начались задолго до появления вышеупомянутой книги. Никто из наиболее крупных парижских издателей нe согласился принять (исключительно по политическим мотивам) его рукопись из 338 страниц. Никто из них не хотел рисковать ухудшением отношений с ФКП – в то время самой крупной партией во Франции, чьи представители входили в состав правительства. Им не хотелось также бросать тень на престиж СССР – вчерашнего союзника по борьбе с нацизмом, страны, потерявшей 19 миллионов убитых, родины героических защитников Сталинграда.
Лишь небольшое издательство 'Сельф' согласилось в конце концов напечатать данное произведение во Франции. Как потом написал в своем предисловии к книге ее отважный издатель Жан де Керделан, за этим
