они выпили, а потом поужинали в шикарном на вид ресторане на территории индуистского храма, где столики окружал ров, в котором плавали огромные красивые кувшинки. Она с удовольствием бы села там, но все еще сердилась на него за то, что он отказался идти в «Ла Луна», и потому бросила отрывисто: «Нет, это слишком дорого». Он не ответил. Вместо этого стремительно пошел вперед, так что ей пришлось чуть ли не бежать, чтобы не отстать от него. Молодой парень с угодливостью на лице шагнул им навстречу, предлагая подвезти. «Отвали», — рявкнул Гектор ему в лицо. Парень отпрянул от него, как от гадюки, как от самого дьявола. Айша была уверена, что причиной плохого настроения Гектора является его воздержание от курения. Что ж, она купит ему пачку сигарет. Засунет их ему в глотку. Пусть умрет молодым. Она желала ему смерти. Пытаясь угнаться за мужем, она споткнулась на разбитом тротуаре и чуть не подвернула ногу. Гектор даже шаг не замедлил. Нет, дело не только в курении, думала Айша, его чем-то не устраивает сам отдых. Последние три дня они ежеминутно находились вместе — такого не случалось уже многие годы. И опять она задалась вопросом: а нравится ли ей этот мужчина?
Внезапно Гектор свернул в наводненный туристами ярко освещенный ресторан. Четыре музыканта уныло наигрывали на инструментах оркестра гамелан[125] традиционную индонезийскую музыку, такую же раздражающую, как набившие оскомину записи, звучащие в торговых центрах. Заведение было ужасное, и Гектор, она знала, понимает это. Он специально привел ее сюда.
— Подойдет?
Ей хотелось его ударить.
Но она кивнула.
К ним подскочила официантка, юная балийка. Их усадили за столик. Девушка, нервничая, дала им меню. Гектор заказал пиво для них обоих. Официантка спросила, что они закажут из еды. Гектор шлепнул меню об стол. Дай нам выбрать, черт бы тебя побрал! Шокированная, смущенная девушка вытаращилась на него, потом, опустив голову, поклонилась. Айша не смела поднять на нее глаза.
— Ты что себе позволяешь? — упрекнула она мужа, когда официантка удалилась.
Гектор будто и не слышал ее, однако она увидела, что он краснеет. Значит, ему стыдно. Вот и хорошо. Когда официантка вернулась к ним с пивом, он извинился перед ней. Что, казалось, еще больше испугало девушку.
— Думаю, тебе следует позвонить Сэнди и поздравить ее.
— Я пошлю открытку.
—
— Что? — Она и вправду была удивлена. Что она такого сделала? Чего он от нее добивается?
— Я не хочу, чтобы ты посылала ей открытку. Ты должна ей позвонить. Должна поехать к ней и поздравить лично.
— Я не вижу проблемы в том, чтобы встретиться с Сэнди. Ты же знаешь.
— Да, ты только не можешь встречаться с моим кузеном.
— Да, с Гарри встречаться для меня проблема.
— Разве нельзя просто простить его?
— За то, что он ударил сына моей лучшей подруги? В моем доме? Нет, я его не прощу.
— Мальчишка это заслужил.
— Хьюго — ребенок. А твой кузен вроде как взрослый человек.
—
Опять этот глумливый тон. Айша наблюдала, как две пары нерешительно вошли в ресторан. Одна из женщин держала на руках младенца, один из мужчин держал за руку малыша. Откуда-то из глубины ресторана выскочила еще одна официантка. Впервые Айша обратила внимание на то, что творится вокруг нее. Она видела передвигающиеся по кухне фигуры, мерцание телевизионного экрана. Она знала, что муж не сводит с нее глаз, но не смотрела на него. Взяв бокал с пивом, она перехватила его взгляд, и он как с цепи сорвался:
— Это ужасный ребенок.
— Ему только-только исполнилось четыре. Как четырехлетний ребенок может быть ужасным?
— Он неуправляем, его не научили уважить других. Он — отвратительный ребенок уже сейчас, и вырастет из него гнида.
Она не поддастся на провокацию. Слово «гнида» он произнес ненавистным ей тоном — как ругательство, как оскорбление в ее адрес. Специально. Две пары, пришедшие в ресторан, оказались французами, и она отметила, что молодая официантка с легкостью переключилась на их родной язык.
— У Гарри, по крайней мере, хватило совести пойти и извиниться перед ними. — Гектор в изумлении покачал головой, навалился на стол всем телом. — Хотя это Рози должна была ползать перед ним на коленях, вымаливая прощение.
Айша почувствовала, что теряет самообладание. Он говорил точно как его мать. Это были слова Коулы, ее выражение лица, ее мнение.
— За что, интересно, Рози должна вымаливать у него прощение? Она просто защищает своего ребенка.
— Рози просто прикрывается Хьюго, чтобы не решать свои проблемы с Гэри. Потакает сыну так же, как она во всем потакает Гэри, отказываясь смотреть правде в лицо… что он конченый алкоголик, что он возомнил себя великим художником, хотя таланта у него ни капли… что он вообще не хотел иметь детей. — Гектор сделал глубокий вдох и продолжал, но уже более спокойным, взвешенным тоном: — Я не сомневаюсь, что Рози любит своего сына. Боже, Айша, я даже охотно верю, что и Гэри его любит. Но родители они ни к черту. Их сын — маленькое чудовище. Его никто не любит. Наши с тобой дети на дух его не выносят. Это тебе о чем-нибудь говорит?
Айша молчала. Ее переполняла жалость к Хьюго. Она видела, как озадачен и обижен он бывал при столкновении с окружающим миром. Он никак не мог понять, почему он не находится в центре внимания, когда отходит от матери. Но он научится общаться. Непременно научится. Так устроен мир. Дети познают это на собственном опыте. Они знакомятся с другими детьми и учатся с ними ладить.
— Он изменится, когда пойдет в детский сад.
— Еще бы, — расхохотался Гектор. — Конечно, изменится, дорогая. И знаешь почему? Потому что другие дети выбьют из него всю дурь. Ты спрашивала наших детей, что они думают по поводу поступка Гарри?
Она оторопела. Неужели он говорил на эту тему с детьми? Она перегнулась через стол:
— Что ты сказал об этом Адаму и Мелиссе?
Испытывая ее терпение, он откинулся на спинку стула:
— Ничего.
— Тогда откуда ты знаешь?
Он не отвечал.
— Откуда ты знаешь?
Глядя на нее настороженно, он скрестил на груди руки.
И тут ее осенило. Она глухо рассмеялась:
— Ну, конечно. Твоя дорогая матушка, черт бы ее побрал.
— Гарри — наш родственник. Рокко — их кузен. Они знают, что происходит.
— Точнее, им
— Это случилось у них на глазах, — спокойно заметил он. — Думаю, у них сложилось собственное мнение.
