нибудь умрет. Она абсолютно ничего для него не значила, и теперь он презирает себя за свой поступок, за свою опрометчивость. Клянусь, сказал он Айше, мы встречались всего дважды, и оба раза до секса дела не дошло. Ему так стыдно. С тех пор как он сказал девушке, что им придется расстаться, каждую, буквально каждую ночь он просыпался ровно в 3.14. Резко открывал глаза и видел красные цифры на своем электрическом будильнике — 3.14. Не желая будить Айшу, он вставал с постели, голый, шел в сад и там, дрожа, начинал плакать. Он был уверен, что скоро умрет — сердце, казалось, бьется неровно, еле-еле, он задыхается, ему не хватает воздуха. Он умрет, и чего тогда будет стоить его жизнь? При этом вопросе он снова стал всхлипывать. Мне страшно, Айша. Он содрогнулся. Чертовски страшно.
Она слушала его монолог, не испытывая ни гнева, ни ревности, ни презрения. Она ничего не чувствовала. Глядя, как плачет муж, она погладила его по плечу. Она совсем ничего не чувствовала. Наблюдая за ним будто издалека, она пыталась проанализировать собственную реакцию.
Она взяла его ладонь, губами потерлась о костяшки его пальцев и стала рассказывать ему про Арта. Не всю правду — только самое важное. Она умолчала про то, что занималась сексом с Артом, зато во всех подробностях описала свое увлечение другим мужчиной: как ее тянуло к нему, как его близость вызывала у нее глубокое волнение. Возможно — думала она позже, по возвращении домой, — она надеялась, что своим откровением причинит мужу боль. Он внимательно, не пытаясь ее перебить, слушал каждое ее слово. Слушал, как она восхваляет достоинства Арта — его красоту, эрудицию, обаяние. Время от времени он поднимался с кровати, чтобы плеснуть в бокалы очередную порцию виски «Джонни Уокер», купленного в магазине беспошлинной торговли. А она говорила и говорила, слова лились из нее нескончаемым потоком, но голос у нее был ровный, суждения — трезвые. На всем протяжении своего монолога она ни разу не запнулась. Виски помогало ей сохранять самообладание. Она постоянно прикладывалась к бокалу, но не пьянела. Она сказала Гектору, что благодаря Арту она смогла увидеть новые возможности, что она едва не изменила мужу вовсе не из страха, а из любопытства. Во всяком случае, добавила она, — как бы между прочим, будто и не к нему обращаясь, — женщины боятся не за себя; они боятся потерять близких — детей, возлюбленных, родных. Говоря это убедительным тоном, она подумала об Анук, и Гектор, словно прочитав ее мысли, спросил: «А как же Анук?» Возможно, бездетные женщины другие, пришлось ей признать. Хотя они часто начинают заниматься благотворительностью или посвящают себя какой-то великой цели: например, едут в Африку спасать юные души. Возможно, человечество делится на три пола — на мужчин, на женщин и на женщин, которых дети не интересуют. А бездетные мужчины, быстро спросил он, разве они тоже не отличаются от отцов? Айша решительно качнула головой, в корне пресекая любые возражения с его стороны. Нет, все мужчины одинаковы.
Она сказала ему, что подумывала о разводе, начала рассматривать такую возможность еще задолго до знакомства с Артом. Едва слово «развод» сорвалось с ее губ, они оба испытали некое облегчение. Айша посмотрела на мужа. Подложив под спину подушку, она сидела, прислонившись к изголовью кровати. Гектор, подперев голову согнутой в локте рукой, лежал у ее ног. Он неуверенно, едва заметно улыбнулся ей. Она тоже ему улыбнулась. Сейчас они оба находились в неком странном сумеречном мире; казалось, гостиничный номер в Убуде уносит их куда-то прочь от реальности. Она была уверена, что слышит жужжание — шум вращающейся Вселенной, грозившей сбросить их с орбиты, с той, на которой они либо наконец-то уступят друг другу, либо навсегда разлетятся в разные стороны. Каждый из них признался в том, что тосковал по свободе, по холостяцкой жизни, когда повседневное существование не омрачают капризы, придирки, требования и предпочтения твоей второй половины. Смеясь, Гектор сказал, что он мечтал о таких вечерах, когда по приходе домой он мог бы раздеться до трусов, выкурить сигарету с марихуаной, посмотреть порно и заснуть на диване. Мечта Айши была куда скромнее: ей просто хотелось, чтоб хотя бы на одну ночь кровать принадлежала ей одной.
Иногда я задумываюсь, сказал Гектор, как бы я стал жить холостяком, но это трудно представить, ведь мы так давно вместе. Если мы разведемся, второй раз я не женюсь, категорично произнес он, для меня возможен только этот брак. Она молчала. Думала об Арте. Гектор продолжал. Других детей у меня не будет. Моя жизнь — это ты, Мелисса и Адам. С этими словами он сел и посмотрел ей в лицо. Я не хочу менять свою жизнь, не хочу разводиться. Когда он упомянул о детях, ее мысли о свободе испарились. Это были детские фантазии. Она знала, что он ждет ответа, и она ответила. Я тоже. Он подполз к ней на кровати, поцеловал ее. Сквозь бамбуковые жалюзи в комнату пробивался рассвет. За окном внезапно загалдели, защебетали птицы — все голоса незнакомые, за исключением торжествующих криков петухов. Они оба были слишком изнурены, слишком опустошены, чтобы предаться плотским утехам. Они по телефону отменили завтрак, каждый с последним глотком виски проглотил таблетку темазепама. После легли рядом, лишь плечами соприкасаясь друг с другом, и заснули. Она проснулась в полдень — вся потная, с неприятным запахом в пересохшем рту. Повернула голову и увидела, что Гектор смотрит на нее.
— Я хочу поехать в Амед, — сказала она.
Три часа они ехали через горы в Амед, расположенный на восточном побережье острова. Через Интернет они забронировали апартаменты, которые на фотографиях выглядели вполне сносным жильем, с приличным обслуживанием, и по прибытии на место очень обрадовались, что домик и впрямь оказался чистым, со всеми удобствами и находился рядом с пляжем. Туристов в Амеде они увидели мало, банкоматов вообще не нашли, и каждый раз, когда они прогуливались по главной улице или вдоль побережья, к ним приставали добродушные молодые парни, спрашивавшие, не голодны ли они, не нужно ли им снаряжение для подводного плавания, не хотят ли они покататься на лодках. И все же, несмотря на назойливость местных торговцев, несмотря на ведущиеся здесь строительные работы и почти полное отсутствие современных технологий, Амед ей нравился. Нравилось спокойное теплое море, нравились запахи жарящейся рыбы по вечерам, нравилось смотреть на укутанных в покрывала пожилых женщин, пасущих коз и свиней на продуваемых ветром холмах, спускавшихся к самому морю. В первый вечер они почти ничего не делали — только быстро поужинали в небольшом ресторане на берегу. И луна была еще не совсем полная, но ее диск, висевший над покрытой рябью водной ширью, представлял собой восхитительное, величественное зрелище.
На следующий день, проснувшись рано утром, Айша обнаружила, что к ней вернулась способность чувствовать. Перед рассветом она резко открыла глаза. Рядом тихо похрапывал Гектор, и ее вдруг охватила испепеляющая ревность: она была в ярости. Она осторожно слезла с кровати, надела футболку и села на балконе. Ждала, когда взойдет солнце, а сама все время представляла мужа с другой женщиной. К счастью, солнце, хоть и медленно, начало подниматься над горизонтом, расщепляя море на миллионы серебристо- голубых осколков. Десятки каяков и лодок усеяли водную ширь. Рыбаки, тащившие сети, были похожи на крошечных насекомых. Гектор проснулся в веселом настроении, стал заигрывать с ней. Ему хотелось секса, он показывал на свой возбужденный пенис, выпирающий из-под простыни. Ее это взбесило. Не будь ребенком, вспылила она. Через несколько минут они уже пререкались. Потом сели завтракать, читая вчерашний номер «Индонезиан таймс» и время от времени бросая друг на друга сердитые взгляды поверх газеты. Пожилая чета из Новой Зеландии пыталась завести с ними дружеский разговор, но Айша была не в настроении любезничать и потому отделывалась лишь односложными ответами. Зато Гектор был сверх меры дружелюбен, учтив и галантен. От его притворства ее тошнило. Она резко поднялась из-за стола,
