Манолис посмотрел на Георгию. В ее лице читалась спокойная решимость.
— Он смертельно болен, — тихо промолвила она. — Рак легких.
Она медленно нагнулась и вытащила из-под кровати сложенную инвалидную коляску. Быстро, сноровисто она собрала кресло. Димитри руками обхватил Манолиса за шею, Георгия взяла мужа за ноги, и они очень осторожно, бережно переместили больного с кровати в кресло. Георгия повесила маску мужу на шею и показала на бутыль с кислородом. Манолис поднял ее с пола. Бутыль оказалась на удивление легкой. Георгия повезла Димитри из комнаты. Манолис последовал за ней. Через гостиную и кухню они вышли на небольшую, тесную застекленную террасу с видом на задний двор. В углу висела икона девы Марии с Младенцем, перед которой на блюдце чадила лампада. Слабое пламя, как ни странно, отбрасывало блики теплого света на всю комнату. Георгия поставила кресло на стопор и жестом предложила Манолису сесть на диван.
— Пойду приготовлю кофе, — объявила она, удаляясь на кухню. Манолис, опасаясь сказать что- нибудь не то, смотрел на свои туфли. Он даже не принес им подарка, пришел к ним в дом с пустыми руками. Бескультурщина, животное, невежа. Хриплый, скрежещущий смех Димитри вызвал у него удивление.
— Прекрати, — глаза друга искрились лукавством, — хватит делать похоронный вид. Я еще не умер.
— Конечно, не умер, мой Димитри.
— Что побудило тебя наведаться к нам?
В вопросе друга не слышалось ни угрозы, ни обиды, но Манолису стало стыдно.
— Вчера я был на похоронах Тимио Караманциса.
Димитри смотрел перед собой, на холодный серый сад за окном.
— Я тоже хотел поехать… — Он протяжно вздохнул. — Но куда мне? Сам видишь.
— Конечно, конечно… — Манолис силился подобрать слова. — Встретил там много людей из прошлого, и мне стало стыдно, что мы так долго не виделись. Прости меня, Димитри, прости. — Господи Иисусе, Спаситель Всемогущий, Святая Дева Мария, не дайте мне расплакаться.
Димитри, улыбаясь, повернулся к нему. Положил руку на колено Манолиса:
— Ты прямо как женщина. За что ты извиняешься? — Он поморщился, хватая ртом воздух. — Это я должен просить прощения за то, что не навещал вас с Коулой. Так что мы квиты. — С видимым усилием он остановил очередной приступ кашля. Злясь на боль, ударил себя в хилую грудь. — Жизнь быстро прошла, а проклятая смерть сжирает медленно. — Он опять улыбнулся: — А ты хорошо выглядишь, как огурчик. Ты у нас всегда был здоровяком.
— Мне жаль, что так случилось с Янни. Я о нем только на похоронах узнал. — Манолис произнес это взахлеб, почти невнятно. Просто хотел поскорее выплеснуть из себя эти слова, хотел избавиться от них.
Улыбка Димитри угасла. Лицо его скукожилось, он обмяк в кресле. Манолис подумал, что он, пожалуй, еще никогда не видел друга таким иссякшим.
— Бог — большая сволочь.
— Что ты такое говоришь?! — В комнату с подносом в руках вошла Георгия. Манолис вскочил, желая ей помочь, но она жестом велела ему сидеть на месте.
— А то ты не слышала.
Георгия его проигнорировала. Она предложила кофе Манолису, одну чашку подала мужу. У того задрожали руки. Она обхватила их своими ладонями:
— Не Бог убил нашего сына, а бандиты.
— Значит, Бог тоже бандит.
Манолис был подавлен. Он ничем — и уж тем более не словами — не мог утешить своих друзей. Маленькими глотками он пил кофе, предпочитая хранить молчание. Почувствовав, что Георгия смотрит на него, он поднял на нее глаза. Она дружелюбно кивала ему.
— Мы понимаем, Маноли, что тут скажешь? Судьба обрушила на нас несчастья. Судьба ожесточила наши сердца, — она глянула на мужа, — судьба наслала на него болезнь. — Она говорила поразительно бесстрастным тоном, словно рассказывала наизусть некую историю, которую уже устала повторять. Она поведала ему о том, как Янни связался с негодяями, торговавшими наркотиками. Как они втянули ее сына в преступную жизнь. Как убили его выстрелом в голову прямо у его дома. Как его маленькие дети обнаружили его труп. Она говорила о наркотиках и бандитах, употребляла английское слово «наркодилеры». Все это было странно слышать из уст пожилой женщины. — Он увяз с головой… — Георгия подытожила свой рассказ чужими словами: — Его сгубили негодяи.
Димитри крякнул. Георгия подошла к нему, чтобы вытереть струйку кофе, сочившуюся из уголка его рта, но он шлепком отбросил ее руку и сам вытер рот и подбородок.
— Дурак он был. Хотел иметь большой дом, виллу, бассейн, новый «Мерседес Бенц», самые лучшие телевизоры, самую лучшую мебель. Хотел, чтоб его дети учились в частных школах. Хотел, чтоб его жена купалась в драгоценностях. Все хотел, все получил, и это его сгубило.
Георгия заплакала. Конечно, конечно, такая боль не уходит.
— Прекрати, Георгия.
Пожилая женщина резким движением отерла глаза и попыталась улыбнуться:
— А как Коула? Как Эктора и Елизавета?
На эту тему он мог говорить, мог найти нужные слова. И они потоком полились из него, даруя ему облегчение. Он рассказывал о своих детях, о внуках, об их успехах и, конечно, даже об их неудачах. Георгия стиснула его руку, слушая про развод Елизаветы. Ее глаза засияли, когда он стал рассказывать про Адама, Мелиссу, Саву и Ангелику.
— Ты должен увидеть наших внуков. Дети Янни — сущие ангелочки. — Она встала и принесла с комода в глубине комнаты несколько фотографий в рамках. — Это Костантино. Он учится в университете. — В ее голосе слышалось благоговение.
Манолис взял фотографию, внимательно ее рассмотрел. Костантино показался ему симпатичным парнем. На вид ему было около восемнадцати лет. В рубашке и галстуке — прямо истинный джентльмен, — он широко улыбался в объектив.
— Красивый парень.
— Хороший. — Димитри, сжав подлокотники кресла, глубоко вздохнул. Потом фыркнул и продолжал: — Он умнее отца. Я им горжусь.
Манолис вернул фотографию Георгии.
— Мы молодцы. — Димитри, закашлявшись, вновь вцепился в кресло. Приступ утих. — Неплохо потрудились, верно, Маноли?
Он смотрел на умирающего друга. В его взгляде сквозит вопрос? Нет, это не вопрос — констатация факта.
— Верно. Мы выжили.
— Коньячку?
Манолис глянул на сад. За окном, во дворе, сгущались сумерки.
— Почему бы нет?
Выпив коньяку, он помог Георгии вновь уложить Димитри в постель. Наклонившись, поцеловал друга — дважды, по обычаю жителей Средиземноморья, — и ощутил смрад его дыхания. Димитри гнил изнутри.
На выходе он повернулся к Георгии:
— В больницу ему нужно. Нужно, чтоб за ним наблюдали врачи, квалифицированные медсестры.
— Медсестра приходит два раза в неделю. А ухаживать за ним я и сама в состоянии… — Георгия пожала плечами. — Это судьба, Маноли. Против судьбы не попрешь. По-твоему, я могу допустить, чтобы чужой человек купал его, убирал из-под него? Нет. Я его жена. Это мой долг.
— Я зайду еще. Скоро. Вместе с Коулой.
— Если не трудно. Я приготовлю ужин. Димитри будет рад. Ему не хватает друзей.
Разве мы друзья?
— С ужином не заморачивайся. Кофе сделаешь, нальешь что-нибудь выпить. Этого вполне
